Нам Тимми о ней рассказывал! И вообще!.. Со стороны виднее!» — «Она ссылается на самого Клима Мазикина! Понимаешь? — прошипел Галь и, досадливо махнув рукой, продолжил чтение: «Недавно нам стало известно, что так называемые «артисты» Гилад и Ронен предложили своим слушателям и поклонникам новый страшный звуковой наркотик — шофар. Они приспособили наркотические свойства его шаманской акустики не только для лишённых нормального человеческого смысла «ткуа» и «труа». Они попробовали на шофаре воспроизвести и так называемые «мэ-мэ-лодии». Существует мнение, что у духовенства бараний рог, называемый шофар, с древнейших времён используется для самых тёмных и фанатичных почти языческих служений и для запугивания своей невежественной паствы…» «Ну, конечно, зато завывание силуфо-куля, или похожее на падение ящика с бутылками с 15-го этажа грохотание ботлофона…» — вполголоса заметила Ширли. — «Ты помолчишь, или нет, идиотка недоделанная? — свирепо вращая глазами, поднося кулак к её лицу, взревел Галь. — Ещё хоть слово, пока я читаю!.. Предупреждаю! — и продолжил: «И вот теперь шофар, инструмент тёмной звуковой агрессии и запугивания, проникновения в подсознание слушателей и воздействия на него, поселенцы из Неве-Меирии и хулиганы «от музыки» (как они её понимают!) решили использовать на своих шаманских действах, словно бы в насмешку над здравым смыслом и культурой названных «концертами хасидской музыки». Они пытаются представить шофар инструментом для сопровождения, но кого это может обмануть!
Разве аккомпанемент не воздействует на человеческую психику?! Ещё не сказали своего веского слова члены общества защиты животных. А между тем у них появились серьёзные подозрения, что рога для изготовления шофаров они обламывают у живых животных, причиняя им немыслимые страдания. Впрочем, этот аспект нуждается в дополнительном изучении, ибо изготовители шофаров продолжают настаивать, что это просто отпавшие рога… Вот мы и выясним истину!..
Властям Эрании, и лично адону Рошкатанкеру, пора всерьёз заняться жуткими, почти языческими, таинствами, которые, по недосмотру городских властей, происходят на одной из красивейших Лужаек нашего любимого и популярного в Арцене Парка.
Следует обратить внимание на участников этих шаманских действ под якобы невинным названием «Концерты хасидской музыки», а также на то, какие тёмные и фанатичные силы из Неве-Меирии задают там тон! Не настала ли пора запретить «концерты» дуэта шаманов от «искусства» Гилада и Ронена под двусмысленным названием «Хайханим» (стоило бы разобраться, что зашифровано под этим названием: чему они ухмыляются, над чем смеются?)?! Или хотя бы запретить использовать на этих «концертах» шофар, наносящий явный и непоправимый вред психике, а может, и умственным способностям посетителей «Цлилей Рина»? Как бы то ни было, но посещение наших эранийских мест культурного досуга пришельцами из других, тем более — дальних населённых пунктов Арцены, — следует разумно ограничить!» Моти хмуро молчал, ни на кого не глядя, только подумал: «Зато умственным способностям Офелии уже ничто не поможет — они давно в ущербе…» — но ничего не сказал. Рути, по лицу которой расплылись красные пятна, порывалась что-то возразить, протягивая руку к сыну, но Галь свирепо оглядел сидящих за столом.
Гай веско прихлопнул ладонью по столу, так, что тарелки, стоящие на столе, легонько подскочили, и с кривой ухмылочкой заявил, пристально глядя на Ширли: «Ишь чего захотели: звуковой наркотик под видом концерта!» Галь пристально поглядел на брата, и тот как язык проглотил. После чего Галь продолжил чтение, поглядывая то на родителей, то на сестру: «В последнее время были замечены явные признаки того, что, судя по всему, любимцы религиозной публики Гилад и Ронен начали терять свою так называемую «артистическую» форму. Как свидетельствует эксклюзивный информатор, во время последних концертов они несколько раз внезапно замолкали. Это, конечно, вызывало горькое и шумное разочарование их поклонников и их бурную реакцию. При этом оба штукаря восполняли потерю голосов трублением в шофар, он же, как было сказано, источник тёмной звуковой агрессии».
Тут уж Ширли не выдержала: «Это что, ваша звезда… э-э-э… крутой дезы… утверждает, что Гилад и Ронен внезапно потеряли голос?» Но тут Галь со всей силы ткнул её кулаком в бок: «Если ты скажешь ещё хоть одно слово…» — «И скажу!
Лучше ты скажи, что вы там делали во время концерта рядом с «Цли…» — закричала Ширли звенящим от слёз голосом и тут же получила новый, более сильный удар. Она вскочила из-за стола и тут же согнулась от боли.
Моти затравленно глянул на сыновей, которые уже собирались накинуться с кулаками на сестру. Внезапно вскочил и подошёл к дочери, глядя на неё с участливой тревогой: «Что с тобой, девочка, тебе очень больно?» Рути обняла дочку за плечи и увела в кухню, закрыв за собой дверь: «Посиди тут, сладкая моя девочка, сюда я их не пущу, пусть успокоятся… На тебе стаканчик сока… и возьми ещё, что хочешь… Вот, пончики, я спекла…» — «Ничего не хочу… — плакала Ширли, согнувшись над столом. Захлёбываясь от рыданий, она наконец-то начала сбивчиво рассказывать, что произошло во время того концерта: — …У Тум-бе-ля был… в ру-ру-ру… ках какой-то… та-та-та-фон… О-о-они какую-то авантюру задумали. Папа лучше бы по-по-понял… То же самое было и на Дне кайфа, а потом у-у-у нас в тот же день, когда я впервые ходила с Доронами на концерт… У-у-у ме-ме-меня магни…» — но договорить ей не удалось: в кухню ворвались-таки близнецы, лица которых испугали Рути. За ними следом вбежал Моти: «Мальчики, немедленно прекратите! Я кому говорю! Оставьте сестру в покое! Не смейте трогать её!» Он встал между Ширли, прикрывающей руками побледневшее лицо, и подскочившими к кухонному столу близнецами. Рядом встала Рути, и мальчишки остановились, продолжая сжимать кулаки. Моти ласково, но настойчиво поднял Ширли, поддерживая за локоть, обнял её и, загораживая от братьев, отвёл в её комнату. Рути шла следом. В комнате они успокоили девочку и тихо вышли.
Ширли заперлась в своей комнате, легла на диван и не выходила до самого вечера, пока не услышала, что братья ушли. Лёжа на диване, она протянула руку, взяла та-фон и, после минутного раздумья, позвонила Ренане. Еле сдерживая рыдания, Ширли рассказала о том, что произошло у них только что за обедом, не без дрожи в голосе описала впечатление, которое на неё произвела статья Офелии Тишкер в прочтении Галя, то, как он прореагировал, когда она попыталась, наконец-то рассказать родителям, что видела их с Тумбелем возле Лужайки.
«Они хотят запретить шофар, а, может, и закрыть Лужайку. Офелия на это чётко намекнула — это в последнем номере «Бокер-Эр». Ты почитай!» — «Ширли, у нас дома нет этой газеты: папа и мама не разрешают. Там обычно реклама ужасная…» — «Эх, если бы я могла тебе только статью принести… Но братья не даду-у-ут… — и Ширли всхлипнула, потом, немного справившись с эмоциями, уже более спокойно спросила: — Может, твой папа сделает исключение? Ты попроси папу, достаньте последний номер газеты, вы и почитаете только эту статью. Вы должны знать, что она написала о шофаре — это очень важно!..»
Близнецы вернулись к столу. Они сидели за столом, пили сок, заедали маминой выпечкой и вслух, так, чтобы слышала мама на кухне, со смехом читали ту же статью.
Моти вернулся в салон, сел напротив сыновей, подперев голову руками, и веско произнёс: «Я хочу поговорить с вами серьёзно, ребята…» — «А мы не хотим. О чём?!
Всё уже сказано! — Ты же слышал, что пишет Офелия? Значит, ты больше не должен позволять этой дуре ходить на шаманские действа, даже приближаться к Меирии, к этим фанатикам. Ни в коем случае! Ты что, хочешь, чтобы её, а заодно и вас с маманькой, обвинили в пособничестве?» — «А это уже не ваше дело, дорогие мои! Ни — что я позволяю или не позволяю вашей сестре, ни — куда она ходит, с кем встречается, какую музыку слушает!.. Сестре 14 с половиной лет, большая девочка, так что… — Моти, как во сне, говорил эти вызывающие дрожь непонятного возбуждения слова, удивляясь собственной смелости, которую в нём заново пробудила угроза избиения сыновьями их младшей сестрёнки. — Не вы ли сами говорили мне о праве свободной личности?.. И вообще… Я что-то не понимаю, о каком пособничестве вы говорите?» — «Права, о которых мы говорим, относятся к истинно свободной личности, которая способна правильно, в нынешнем прогрессивном духе струи подобающей цветовой гаммы, пользоваться своими правами. Чтобы они не угрожали всему сообществу истинно свободных и открытых прогрессу людей! А замшелые фанатики-меиричи… Ихняя дурацкая «Цлилей Рина», — скривил брезгливо губы Галь, — уже превратилась в угрозу нашей культуре! Их шофар чего стоит!!!» — «Какой культуре они, и шофар, в частности, угрожают? Вы хоть раз слушали шофар, чтобы судить?» — спросил Моти, глядя куда-то вбок и небрежно поигрывая пальцами по столу.