– Работал в КГБ.

– Ваш Комитет и плюс разведка Генштаба и МИДа дерьмо против него одного. Если его на работу взять, вас всех, дармоедов, надо в расход пускать.

– Не перебарщиваете?

– Нисколько.

– Чем докажете?

– Он во всё другой принцип заложил,- Игнат показал на лоб,- сюда. Там, где вы всем комитетом год пахать будете, ему – пять минут подумать и пару дней на реальное воплощение.

– Значит, кроме головы, ещё и средства, и люди есть?

– Средства зарабатывать надо уметь. Это не проблема. Вот люди – это конечно.

– Так при средствах и голове можно и людей нанять.

– Можно. Но не нужно.

– Как же тогда?

– Дешевле и удобнее – учить.

– Долго ведь.

– Так что? Зато надёжно.

– Стало быть, и идея нужна, и идеал. Как без этого?

– Ни то, ни другое. Это жадным идея необходима. Без неё – как у человека им же произведённое забрать?

– Вы не забираете?

– Ещё как. Так, что кости трещат. Не у всех. Выборочно. Но без идеи.

– На чём же вы основываетесь?

– Население растёт. Ресурсы истощаются. Вот сейчас мир производит в два раза больше, чем надо. И пропадает половина. Как эту проблему решить?

– Вы уклонились от идеи.

– Нет её. Есть мир, в котором мы все живём. Да, он несовершенен. Иногда чересчур. Но есть одно главное – никто не имеет права отбирать и присваивать. Ни лицо, ни группа лиц, ни государство. Вот вам пример. Многие ввели двухсотмильную экономическую морскую зону. Знаете?

– Да. Это по рыбопромыслам?

– Треть потребления (а в Азии почти половина) это рыба и морепродукты. Земного производства не хватает. Так. Теперь ввели зону. Это что – плюс? Как думаете?

– Я не могу вам ответить. Если с позиции отдельных государств – то плюс.

– Верно. Для одних плюс. А почему, скажите, вы её ввели и не свои ресурсы распределяете квотой на вылов. Вы что – её растили? Нет. Возделывали? Нет. Вложили средства? Тоже нет. Зачем на себя берёте такую роль?

– Что вы предлагаете?

– Это общая для всего мира житница. Значит, надо её очень рационально использовать. Вот у вас Минрыбхоз выписывает лицензии на отлов, берёт деньги за это с промысловиков и немалые. Куда они идут?

– В бюджет.

– Вот вам и ответ. Давай хапнем поболее, после нас – хоть потоп.

– На эти деньги государство строит.

– Да неправда это. Те, что в Минрыбе сидят за выпиской бумаг, даже не знают на сколько миллионов тонн можно давать отлова, чтобы не подорвать баланс. Полное неведение. Отсюда вывод: деньги идут не туда.

– Допустим, вы правы. Частично.

– Полностью. Во-первых, запасы эти – морские, океанские – границ и принадлежности не знают, им госграницы неведомы. Средства должны идти на изучение. Ещё на восполнение и охрану. А вот то, что после этого осталось, и есть прибыль. Из неё отдай государству налог и на нужды людей пусти.

– Положим, это так. Я в этих вопросах не дока.

– И я не спец. Вот вам и идея: вперёд идти, только вперёд, во всём, что под руку попадётся. Да, где-то оно медленно, тихо даётся. Кое-где, как в электронике, рывок. У вас и с вами полмира в запое, ноль движения. Вы для мира хуже, чем ядерная угроза в тысячу раз, вы же всех в каменный век тянете. Что там этого не видно?

10 – Да как сказать. У вас что, все грамотные такие?

– Все. Вон хоть молодых спросите. А вам идея нужна. Заклинило вас там всех,- Игнат покрутил пальцем у виска.

– Может, коммунизм и неверное течение. Кто знает? Может, и Маркс, и Ленин были не правы.

– Коммунизм и идея его построения здесь ни при чём. Как угодно можно это назвать. Он как раз и не расходится с общемировыми поисками справедливости. Развитые тоже начинают менять свои формации. Наёмный труженик отмирает. Его тоже привлекают к владению. Ваши просто идеалисты какие-то вывихнутые были. НЭП был. Ну чем не урок? Нет, пошли снова рубить налево-направо. Чем дальше, тем хуже. И никто не шевельнул, что не в ту степь поехали.

– Напороли и впрямь много.

– И нынешние. Думаете, они по земному шарику опыт изучать ездят? Дудки. Им опыт не нужен. Лишь бы чемоданы набить барахлом.

– Не всё сразу.

– Да куда же сразу! Читал программу аграрно-продовольственную. Это же чушь величайшая. За такие программы премии Нобелевские надо давать в разделе "Антинаучные теории". Этих писак даже скотником на самую захудалую ферму в дальнем колхозе ставить нельзя: или ферма сгорит, или скот падёт.

– Злитесь?

– Отнюдь. Когда в государстве правильность определяется по рангу, а не по уму, всё приходит в упадок. С секретарями же обкомов и с их ставленниками – недоучками в корпусе директоров мне общаться, не то что спорить, ни к чему.

– Так уж и недоучки.

– А кто? Вот Рыжков – премьер. Что, умный? И как премьер – дурак, и как бывший директор "Уралмаша" – дурак.

– Не буду вам возражать. Совсем не знаю этого человека.

– И знать его ни к чему. Достаточно видеть, где он усилия прикладывает. И ясно, кто перед тобой.

– Так ему другого Политбюро не даст сделать.

– Он по-другому, по нормальному, и не стремится. Даже попытки напрячься не делает. Вот и дурак. Может, только хочет немного повальяжничать, от души. И мягкий весь какой-то, вот-вот слезу пустит. Где их Горбачёв берёт только?

– Вот вас бы пригласили, вы бы пошли?

– Нет.

– Ругать все могут.

– Не потому не пошёл бы, как вы думаете. Мы в основной концепции не сойдёмся. Либо им всем в отставку, либо мне. Даже не взяли бы с таким мышлением, как у меня.

– Из-за того, что вы умнее?

– А хотя бы и так. Вот вы как думаете, какое у меня образование? Или у ребяток?- Игнат показал рукой на уехавших вперёд.

– Не возьмусь определять. Мне хотелось вас об этом спросить.

– Диплома показать не могу. В нашей школе не дают.

– А есть такие школы?

– Не будь их, и нас бы не было.

– Закрытого типа?

– Теперь – нет.

– Что же преподают?

– Всё. Шесть языков. И остальное. К примеру, по наследию Ленина – от корки до корки.

– Высшая, так сказать, партийная,- Кириллов засмеялся, усаживаясь в седле боком.

– Зря смеётесь. Это я к слову. Гуманитарное образование – всё, что есть в мире, от греков до сегодняшнего дня. Техническое. Экономическое. Медицина. Религии. Двое суток перечислять надо.

– Особая система.

– Так. Примерно. Всё самое рациональное собрали.

– Однако! Александр сводил?

– Он сам по ней учился. Собирали не год, не два. Десятилетия. И продолжают сотни людей подбирать. И я, и вот они, молодые, все в эту копилку вносят.

– Для чего?

– Да потому, что собрать в одной голове, в преподавательской, скажем, нет возможности. Вот мы с вами по-русски беседуем, мне приятно. Знаю его и люблю. Но в общении редко приходится пользоваться. Особенно в Азии. Навык пропадает.

– Они его тоже знают?- Кириллов кивнул на едущих впереди ребят.

– Да.

– А вот с Александром на русском не говорили.

– На диалекте местного языка шпарили.

– Наверное, моё присутствие стесняло.

– Нет. Оттого, что ему без разницы, на каком говорить. Вот спросите, на каком языке они к нему обратились, он вам ответит, но сам в себе не задумывается, разницы не ощущает. И они так же. На каком думают, на том и говорят.

– Хотите сказать, что знание языков – необходимость?

– Безусловная необходимость. Какой бы не был умный переводчик, точности достичь нельзя. Смысловые понятия не подлежат переводу.

– Долго вы этого достигали?

– Долго и тяжело. Поздно начал. С семи лет. Этим вот,- Игнат махнул одному, показывая, что видит проводника,- легче пришлось, они четырёхлетками начинали. Тем, кто с рождения – легко даётся.

– А оптимальный есть возраст?

– Лучше с пелёнок. С колыбели.

– Как же это? Забирать от матери?

– Ясли есть. Вот с них. Общение языковое до того, пока ещё говорить не начал. Эдаким скопом. Множеством.

– Значит, вундеркиндов готовите?