Первое время после похорон Моти Мория взяла на себя заботу о сестре и матери.
Потеряв дом в ораковевшей Меирии, брать Арье и Амихай пытались возродить свой бизнес в Неве-Меирии, где жила семья Мории, но там дело, по понятным причинам, которые Арье изложил Джозефу, не пошло. И им пришлось перебраться в один из недорогих пригородов Эрании, где проживала в основном беднота, поближе к матери и овдовевшей сестре. После развода Амихай с 10-летним Идо поселился в доме у брата. Об устройстве своей расколотой жизни он даже думать не хотел, жил как бы по инерции, только ради сына, которого надо было поднять на ноги. Также он чувствовал свой долг перед старшими, Нахуми и Лиорой, которые жили и учились в Неве-Меирии.
Кое-как устроившись, братья старались материально поддержать двух несчастных женщин — маму и старшую сестру. Именно для этого они и поселились в том же городке, одном из недорогих предместий Эрании, где Рути нашла и сняла себе и маме маленькую квартирку. Коттедж в Эрании-Далет отпугивал Рути, жить там она не могла и не хотела. Ей удалось сдать дом семье бывших коллег покойного мужа.
Так Рути и старая Хана зажили вдвоём своей вдовьей жизнью. Когда Рути узнала, что из их дома в Эрании-Далет исчезло её пианино, она была в таком шоке, что на несколько лет забросила музыку, живя на крохотную вдовью пенсию и доходы со сдачи коттеджа — этого им с матерью хватало. Она занималась хозяйством, а то подолгу сидела и смотрела в окно. Порой она проникалась безумной надеждой, что сейчас появятся или Моти, или её мальчики, или Ширли вернётся из Неве-Меирии…
Дочка Ширли, из-за которой, она была уверена, все беды в их семье и начались…
Потом встряхивалась — «мол, что это со мной?» — и шла на кухню, или к стиральной машине.
Главным досугом Рути в то время было рассматривание альбомов с фотокарточками, на которых были изображены её красавец Мотеле и детки, маленькие, сладкие, любимые. Хана садилась рядом с нею, и они обе рассматривали альбомы, в том числе и старые альбомы Магидовичей. Они долго рассматривали старые фотографии: первенца Йоси, который в 16 лет ушёл из семьи, и умерших в раннем детстве, до рождения Рути, близнецов, и маленькой Рути, и Арье с Амихаем, и Мории. После рассматривания альбомов обе снова садились к окну и смотрели, смотрели, смотрели…
Так они коротали дни…
За неделю до свадьбы Ренаны и Ирми неожиданно, без предупреждения, появился Бенци. Он вошёл в дом, когда Ренана накрывала на стол к обеду, на который были приглашены все Неэманы. Она обернулась на тихие шаги и с некоторым недоумением воззрилась на вошедшего. Это был совершенно седой, сутулый мужчина, потрёпанная одежда на нём висела, как на вешалке. На осунувшемся лице выделялись обвисшие щёки, от чего лицо казалось лицом печального клоуна. Она уже открыла рот, чтобы спросить: «Вам кого, адони?» — и в этот момент вошедший улыбнулся. Ренана вгляделась в каре-зеленоватые глаза, словно ставшие ещё больше на осунувшемся лице, и узнала немного кривую, печальную, но всё ту же «чеширскую» улыбку вошедшего. Она громко, на весь дом закричала: «Па-па!!! Папочка!!! Это ты???» — бросилась к нему навстречу, громко и горько рыдая. Услышав её истерические рыдания, прибежали Нехама, близнецы, Шилат с Бухи, за ними — Ирми, Хели с Максимом и Неэманы-старшие.
После первых объятий близнецы тут же бросились обзванивать всех, кого можно, извещая о возвращении отца. Три дня подряд в доме Доронов-Ханани двери не закрывались — всем не терпелось увидеть Бенци, поприветствовать его и пожать ему руку. Женщины успокаивали Нехаму, которая то плакала, то смеялась и старалась не отходить от мужа. Натан с Шошаной и четверо их младших сыновей, как только их известили, тут же прибыли и до самой свадьбы все дни проводили в доме Бенци, не отходя от вернувшегося сына и брата ни на шаг. Шошана и остальные четыре невестки старались, чем только можно, помочь Нехаме и Ренане.
Рав Давид первые два часа после возвращения Бенци нервно мерил шагами салон и повторял: «Я знал, что всё разъяснится! Я всегда верил в нашу власть… Я знал…».
Рувик, поначалу неотрывно молча глядел на отца и порывался, и одновременно боялся задавать ему вопросы. Услышав повторяемые дедом странные, по его мнению, слова, он обернулся и пристально поглядел на деда, пробормотал: «Ну да! Раханут… вот во что ты верил!» Шмулик, поймав взгляд своего близнеца, услышав его злое бормотанье, почувствовал, что тот на грани взрыва. Он подошёл к деду и мягко начал уговаривать его успокоиться, сесть и почитать хвалебные молитвы и псалмы, и для верности сам к нему присоединился и постепенно привлёк не только Рувика, но и двоюродных братьев.
Ширли узнала о возвращении Бенци поздно вечером, когда ей позвонила Ренана и, смеясь и плача, в эйфорической истерике, сообщила об этом. Ширли в какой-то момент даже начала опасаться за рассудок подруги, не зная, как её успокоить.
Узнав, что Бенци вернулся, Ширли пребывала в нерешительности, не зная, удобно ли теперь ей появиться в доме Доронов, сильно пострадавших от её родных братьев, вправе ли она пойти на свадьбу подруги. Она решила посоветоваться с Хели. Та грустно усмехнулась и проговорила: «Милая, не говори глупостей! Ты была с нами в самое тяжёлое время, ты должна быть с нами и в радости, сколь бы неполной и горькой она ни была!.. И потом — ты же получила приглашение, у тебя очень важная функция свидетельницы! И твои кузены тоже приглашены, и вообще все Магидовичи, и Бен-Шило! Значит…» На свадьбе Ирми и Максим объявили всей Неве-Меирии, что навет лопнул, и Бенци Дорон полностью оправдан, что вызвало бурную радость всех обитателей посёлка.
Вскоре после женитьбы Ирми, окончив курс бизнеса, взял на себя руководство фирмой «Неэмания», на которой по-прежнему выпускались та-фоны и ницафон-блоки приёма Интернет-радио и телевидения, а также приставки для тех, у кого по той или иной причине не было выхода на Интернет. Конечно же, он с радостью пригласил на работу Бенци Дорона.
Через год после свадьбы Ренана спросила у мужа: «Дорогой, а ты не хотел бы поменять у фирмы название?» — «А какое название ты предлагаешь?» — «Ты мог бы и сам догадаться… «Ноам», конечно…» — с деланным возмущением проговорила Ренана. — «Да, я действительно что-то поглупел… — и он нежно обнял и поцеловал жену. — Я подумаю, как это сделать, думаю, daddy будет не против… Ещё… Я тут подумал, что мы могли бы организовать у нас на фирме студию компьютерных фильмов…
А то ребята сами что-то пытаются слепить врукопашную… Ширли, как я понял, решила сделать это своей профессией. И хорошо — нам нужно создавать свою современную культуру на основе наших ценностей…» — «Рувик… после того, что случилось с Ноамом, почти не берёт в руки гитару… Разве что, когда накатит грусть…» — печально проговорила Ренана.
После окончания ульпены и поступления в художественный колледж Ширли обосновалась в Неве-Меирии, получив там половину каравана неподалёку от дома Мории. Австралийские родственники сами предложили и взяли на себя оплату её учёбы, за что Ширли им была несказанно благодарна.
Ширли много занималась, а свободное время проводила в семье молодых Неэманов, Ренаны и Ирми. Первое время она также частенько приезжала на шабат к матери в предместье Эрании. Но Рути, особенно после свадьбы Ренаны и Ирми, взяла за привычку донимать её одними и теми же упрёками: «А у Доронов ты чаще бываешь, чем у мамы с бабушкой! Ну, ещё бы, у Доронов тебе и вкуснее, и веселее… Но, честно говоря, я не понимаю, как ты можешь там общаться с человеком, который, может быть, твоего отца…» — «Мамочка, ты неправильно ставишь вопрос. Надо бы лучше спросить, как они могут общаться с сестрой тех, кто так или иначе виновен в смерти их сына! Но как видишь, они со мной общаются, нисколько ко мне не изменились! Да, у них мне теплее, во всяком случае, они меня ни разу ни в чём не упрекнули!» После этого разговора Ширли перестала приезжать к матери и очень редко разговаривала с нею даже по телефону. Разве что когда Арье и Амихай привозили её и бабушку Хану к младшей сестре на шабат, но это бывало очень редко. Её не раз уговаривали и Ренана, и Мория, и Хели, чтобы она помирилась с мамой, с другой стороны, к тому же Мория призывала и Рути, но обе были непреклонны.