Знаешь же, что они откололи на Турнире!? — Бенци улыбнулся знакомой, доброй улыбкой, потом снова посерьёзнел и продолжил, качнув головой: — Как видишь, у меня сложный состав преступления. Но, судя по всему, им от меня что-то нужно…» — «Наверно… Что до смерти Рошкатанкера, то… Приступ у него случился в первом отделении, то есть до выступления твоих мальчиков…» — «И племянников твоей Рути… — повторил Бенци. — Значит, и ты в курсе, что там было в антракте?» — «В общем-то, да! Я заметил: дубоны очень подозрительно засуетились. Но как ты тут оказался? Ведь суда или следствия пока не было? Иначе бы…» — «Конечно, нет!» — «При чём тут Шестое отделение? Ты же не болен!» — «Нет, конечно! Это для них идеальный вариант: всё в одном месте! Послушай, — Бенци понизил голос до шёпота: — я боюсь, не следят ли за нами, не проверяют ли каждое сказанное слово, не затем ли нас вместе свели…» Моти побледнел, но постарался спросить как можно спокойней: «Но как же отсюда выбраться?» Бенци заговорил очень тихим голосом, почти не разжимая губ, и Моти едва его слышал: «Во-первых, раз уж мы встретились, не будем разлучаться, может, вместе удастся… Как — я и сам ещё не знаю… Да, вот ещё… Ты, наверно, заметил, что время от времени включаются какие-то разговоры. Которые тебя настораживают, раздражают, пугают…» — «Ага-а… Как будто мои сыновья уговаривают Рути на какое-то предложение Пительмана согласиться, чтобы спасти мне жизнь…» — «М-м-да-а!.. Далеко же они зашли!..
Моти, ты не должен ни на что реагировать — что бы ни услышал! — и снова, сильно понизив голос: — Ты должен отсюда вырваться — во что бы то ни стало!.. Я постараюсь помочь нам обоим… Для тебя это вопрос жизни и смерти…» В полумраке коридора Бенци не мог видеть, как посерело лицо Моти. Но он почувствовал, как у него задрожали руки. Дальше они пошли вместе, плечом к плечу, по петляющему коридору, сквозь полумрак, освещаемый невидимым источником унылого очень слабого света. Высокий Бенци приобнял Моти за плечи. Они шли и беседовали, не замечая сменяющих друг друга волн душной жары и знобкого, сырого холода. «А как тебе тут, Бенци? Вижу, что не очень хорошо…» — «Да я уже вроде привык…
Правда, с питанием… э-э-э… не совсем… Сижу на хлебе и воде… Иногда немного овощей…» — «А почему? Неужели голодом морят?..» — «Голодом как бы и не морят… Просто мне же нужно кашерное… А сейчас даже не Арпадофель этим ведает, а сам Пительман. А этого хлебом не корми — дай над нами, фиолетовыми, поиздеваться. Он думает, что так он меня скорее сломает. Было несколько бесед с Мезимотесом. Ты же знаешь нашего обаяшку: нежен, как самый сладкий шоколад со сливками…» — «Я давно знаю…» — иронически скривился Моти. — «Короче, он пытался меня убедить с ними сотрудничать. Что-то они там напортачили, но что — не говорят!.. Да и я не очень понял, могу только догадываться. Напрямую ничего не сказано, что-то о работах…» — «Для заказчика-хуль?» — «Во-во! Типа того! Но мне повезло ухватить некоторые обрывки разговоров: вроде бы, им почти удалось ораковить… кажется, они это так назвали… Юд-Гимель. В результате жители его покидают, а на него претендуют родичи Аль-Тарейфы». — «А-а-а! Это и я слышал…
Не зря Ад-Малек у нас превратился в Аль-Тарейфа!..» Бенци горько усмехнулся: «Короче, им надо начать обратный процесс, иначе там жить невозможно… Но — силонокулл и угишотрия не работают!..» — «Конечно! И не будут работать! У программы одностороннее действие! Силонокулл, который её запускает, вообще чистая деструкция!» — слабо улыбнулся Моти. — «Мне кажется, они тебя к этому захотят привлечь. Я не вправе тебе что-то советовать… тем более, если за это пообещают домой тебя отпустить…» — «Домой? Вырваться из этого кошмара?» — с надеждой выдохнул Моти и недоверчиво посмотрел на Бенци. Но тот покачал головой: «Пообещать-то они готовы что хочешь, чтобы только тебя купить, твой труд… Но… Моти, неужели ты не понимаешь?..» Глаза Моти расширились и повлажнели, Бенци даже испугался, как на него это может подействовать. Он не мог себя заставить произнести роковые слова. Но Моти и сам не горел желанием их услышать, поэтому он быстро пробурчал, опустив голову: «Этими разговорами они меня с самого пробуждения мучают… — без выражения выговорил Моти и неожиданно проговорил: — Но где же моя Ширли?» — «А где мои ребята? И как там Нехамеле? Как малыши?.. Я же никогда надолго с семьёй не разлучался… и всегда был с ними на связи!.. А сейчас… Столько времени ничего не знать друг о друге!» — взволнованно проговорил Бенци, в его голосе Моти неожиданно послышались слёзы. Моти деликатно отвернулся; он уже для себя решил, что не хочет продолжать эту неприятную тему, поэтому быстро спросил: «Послушай, Бенци, я что-то слышал… может, и ты об этом знаешь?.. Что моя Ширли и твой старший мальчик… э-э-э…» — «Да, это правда. У нас об этом все знают. Но ты не волнуйся: они пока только обмениваются взглядами и улыбками, иногда ещё словами перебрасываются. Ноам очень скромный и тихий.
Вообще, всю жизнь был таким: сидел в уголке, читал, никогда не дрался… Вот сейчас компьютером увлёкся. Как мы все, хорошую музыку любит… Но никакого сравнения с близнецами. Он у нас очень похож на дедушку Давида, такие же глаза, говорят, и волосы… вообще черты лица, в чём-то характер… А вот талантом в деда близнецы пошли. А уж дочка Ренана… говорят, Нехама была в детстве такая же бойкая и активная. Впрочем, нет — рав Давид говорит, что Ренана — это вообще чертёнок в юбке…» — «Да, Рути почему-то её приревновала… Ведь Ширли как-то сказала, что у вас ей гораздо лучше, чем дома», — слабо улыбнулся Моти. Бенци помолчал, потом спросил: «А почему вы ей такое имя дали?» — «Это моя мама! Они же с папой к её рождению приехали из Австралии. Вот мама и придумала — чтобы имя звучало и на иврите, и для уха говорящих по-английски привычно!» — «Придумано отлично! — улыбнулся Бенци и вернулся к вопросу Моти: — В конце концов, ничего удивительного!.. Молодые! Или они оба переболеют, или… нам с тобой суждено породниться… — он усмехнулся в бороду. — Надеюсь, ты не против?» Моти промолчал, смущённо поглядев на Бенци. «Нам всем твоя дочка очень нравится…» Моти мрачно уставился себе под ноги и задумался. Слишком много информации сразу выплеснул на него Бенци. Снова защемило под левой лопаткой. Как бы ему хотелось сейчас прилечь… Вот только где? Он ощутил, что ему не хватает воздуха, обернулся к Бенци, тот тут же встрепенулся: «Что с тобой, Моти?» — «Да, знаешь, что-то нехорошо… Где бы присесть?» — «Что же делать! Тут решительно негде прилечь, даже присесть… Наверно, не надо было тебе выходить оттуда…» — «Ну, что значит — не нуж-но… — прерывисто, как бы через силу, заговорил Моти. — Там… бы… ло… е… щё… ху… ху… ху… же… Э… та… круг… лая…» — «Мотеле, погоди… Я сейчас поищу… Обопрись на меня, дружище… Давай, я тебя… э-эх! — по-не-су-у…» — и Бенци попытался взвалить Моти себе на спину. Пройдя так несколько шагов, он начал задыхаться, остановился, снова попытался сделать несколько шагов. Моти слабо прошептал: «Оставь меня… Похоже, моя песенка спета…
Бедная Рути… Только бы…» — «Не говори глупостей! Вон, смотри — там что-то мерцает… Может, комната, где есть койка… Давай… — пропыхтел Бенци и перекинул руку Моти через плечо. — Ну, пошли…» — и он поволок тихонько постанывающего Моти к чему-то мерцающему в конце коридора…
«Ну, что, друзья-приятели, поговорили, пообщались? А теперь послушайте, что вы говорили, и растолкуйте, что это значит?..» Мерцающий свет в конце коридора оказался действительно большим и светлым помещением. Четверть этого помещения занимал стол, за которым в высоком кресле сидел Мезимотес. Напротив стояло несколько простых стульев с прямыми жёсткими спинками. Бенци, притащивший Моти в это помещение, заботливо усадил его на один из стульев. Моти сразу же сел, бессильно откинулся и закрыл глаза. Мезимотес без улыбки смотрел на явно тяжело больного ещё нестарого человека, который когда-то гордился нежным покровительством известного на всю Эранию общественного деятеля, считая его своим старшим другом…