Поговаривают, что хотят запретить шофары. Ты же знаешь, какая мощная антишофарная пропаганда развернулась в «Silonocool-News»! А насчёт угавов — ни слова!» — «Вот именно — пока что, Шмулон! — веско проговорила Ренана. — Это пока — потому что о них не знают. А если узнают… Ух!» — «Вот это и будет наш сюрприз народу — прямо на Турнире!..» — «Разумеется! Как на том концерте! Вот уж был сюрприз, так сюрприз! — засмеялась Ренана, но тут же посерьёзнела и тихо произнесла: — Но я вам советую это дело засекретить…» — «Ты права, сестрёнка…
Мы бы без тебя и не догадались», — иронически закивал Шмулик.
«А вы знаете, какой повод они нашли, чтобы закрыть нашу студию «Тацлилим»? У-у-у, очень интересный! Мол, мы не соответствуем современному культурному уровню… отсутствие космического и всепланетного видения… ни масштаба, ни полёта». — «Это означает: мало силуфокульта…» — угрюмо заметил Рувик, глядя в сторону. — «Действительно: мало! — усмехнулся Шмулик. — Ну, и вот… А мы с ребятами решили выйти на сцену.
Поэтому работаем всё время, готовим наш… «Типуль нимрац»! Если, конечно, удастся…» — «Нет, какая всё-таки глупость! — сердито воскликнула Ренана. — Какое их дело, сколько у вас силуфокульта! Как могли закрыть частную студию? А кто оказался инициатором?» — «Ты не поверишь, Ренана! Зомбики!.. Мы им мешали!
Они начали строчить жалобы, доносы, против нас настроили журналюг из «Silonocool-News»…
Что ещё надо… — откликнулся Шмулик. — Я уж говорил брату, чтобы поменьше реагировал на ошизевших на всю голову зомбиков… Они та-акого от этого «Петека Лавана»… — и парень неразборчиво пробормотал слово, стараясь, чтобы девочки не услышали, — набираются… Эта гребёнка уже их причесала, прочесала, вычесала…
Да ещё… в депрессию вгоняет такие вот чересчур тонкие и нежные натуры…» — и он слегка хлопнул брата по плечу, но тот сердито стряхнул его руку. Его немного обидела странная реакция Ширли на песню, которая была импровизацией на тему комикса, который она рисовала весь вечер, а сейчас старательно доводила до ума, не поднимая на него глаз. «Я не думаю, что эти сопляки такие влиятельные.
Наверняка, кто-то сильный стоит за ними, просто мы не знаем», — протянула Ренана и, наконец, догадалась заглянуть в альбом Ширли. Она ахнула: «Рувик, да ведь твоя песня — это её комикс!» Ширли густо покраснела и прикрыла лист руками. «Можно было бы на эту тему сделать отличный мультик: рисунки Ширли, слова и музыка Рувика! — тут же вдохновилась Ренана, склонившись к Ширли, нежно отнимая руки Ширли от листа и с интересом изучая каждую картинку. — Да, конечно, Шмулон, надо его озвучить, тем более у тебя появились идеи по аранжировке. Только надо и вам, и Ширли всё это довести до завершённости!» — «Ты так говоришь, будто мы уже подписали договор о создании мультика…» — мрачно ухмыльнулся Рувик.
Ренана направилась на кухню, и оттуда уже нёсся её восторженный голос, пока она раскладывала еду по тарелкам и несла в салон, где в несколько неловком молчании сидели, почти не глядя друг на друга, Ширли — по одну сторону стола, и братья — по другую. Наконец, Ширли подняла глаза и улыбнулась, стараясь адресовать улыбку обоим близнецам. Шмулик глянул на брата, потом проговорил: «Я хочу эту песню подготовить к первому появлению перед народом группы «Типуль Нимрац». Думаю, ребятам понравится — и песня, и идея! — и он подмигнул сначала немного приунывшему брату, потом девочкам. — Жаль, что не получится представить вместе с рисунками… Это уж подумаем, как и… где… и когда…»
В течение ближайших нескольких недель обитатели Меирии почти привыкли к неэстетичному виду вкривь да вкось установленных на каждом углу грубых столбов с ещё более нелепыми и грубыми до безобразия гроздьями воронок. Но к тому, что эти воронки то и дело раскачивались под порывами ветра, который особенно усиливался к вечеру, когда на город опускались сумерки, они привыкнуть не могли, да и не хотели: мало приятного жить под постоянно нависающей угрозой падения на голову тяжёлой, уродливой грозди воронок. Люди начали всерьёз опасаться, что плохо установленные столбы могут не выдержать и упасть под тяжестью уродливых гроздьев.
Воронки словно угрожали: «Упаду-у-у! Упаду-у-у! Берегите головы-ы-ы!» Власти Эрании многозначительно помалкивали, не отвечая на многочисленные письменные обращения жителей пригородного посёлка, о статусе которого с некоторых пор гуляли противоречивые слухи. Было похоже, что в этой неопределённости статуса посёлка, который власти Эрании вознамерились присоединить к городу и сделать одним из его микрорайонов, они сами были заинтересованы на данном этапе. В дальнейшем оказалось, что инициатива монтирования столбов с воронками на улицах Меирии исходила откуда-то из недр ирии Эрании, но никто не потрудился разъяснить жителям посёлка, кто и ради чего подал такую идею.
Правда говоря, месяц — слишком маленький срок для решения мелких, частных вопросов. А гроздья воронок между тем продолжали висеть на столбах, раскачиваясь на ветру в зловеще-рваном ритме. Никто из Эрании не приходил — ни для того, чтобы изучить вопрос, ни тем более для того, чтобы убрать с улиц посёлка уродливые столбы с гроздьями воронок, или хотя бы лучше укрепить эти гроздья на столбах.
Потеряв терпение, рассерженные обитатели Меирии послали в эранийскую ирию своих представителей. Делегация, составленная из уважаемых жителей Меирии, появилась в просторном вестибюле солидной канцелярии. Вежливый чиновник, сидящий в кабинке за запылённым стеклом в вестибюле, выдал им направление к своему шефу в кабинете на 1 этаже. После этого их стали посылать с этажа на этаж, из кабинета в кабинет.
На принесённом ими письменном обращении вскоре уже места не осталось из-за обилия перенаправлений и визирующих подписей многочисленного малого и большого начальства, хозяев больших и малых кабинетов, этажей, лестниц и тупичков. Надо заметить, что нигде им не говорили «нет», каждый раз им с предельной вежливостью давали понять, что «вопрос, конечно же, весьма важен, но, увы, это выходит за рамки моей непосредственной компетенции. Обратитесь, пожалуйста, э-э-э… к адону Таковски-Сяковскому». Так они поднимались всё выше и выше, то пешком по лестнице, то на лифте… Последний кабинет, куда они были направлены вежливым, симпатичным, молодым, гладко выбритым чиновником (не исключено, вышеупомянутым адоном Таковским-Сяковским), находился на самом последнем этаже. Но к нему уже вёл не лифт и не обычная лестница, а винтовая, которая при приближении к ней почтенных представителей религиозного посёлка Меирия начала раскачиваться в ритме тустепа. На глазах изумлённой делегации эти неторопливые колебания начали плавно переходить в старинный фокстрот, а там и в стремительное буги-вуги, а затем в столь же ностальгически-щемящий старый чарльстон. Естественно, на эту лестницу, ведущую к обшарпаной двери из грубых некрашенных деревяных досок, на которой висел огромный амбарный замок, пожилые люди не стали взбираться и, в конце концов, постояв, покачивая головами, ушли ни с чем. Члены делегации дружно повернулись и пошли в сторону лифта. В тот же момент деревянная дверь отворилась, замок отъехал в сторону, а им вслед с насмешкой уставились в 4 глаза два совсем юных чиновника, облачённых в какие-то странные одеяния густо-болотных оттенков; их причёски напоминали золотое руно породистых барашков, и впечатление дополнял густо наложенный на лица грим. В этих двоих можно было бы узнать… близнецов Блох, чем-то напоминающих уважаемого старого Гедалью. Но почтенная делегация их не видела: лифт очень своевременно гостеприимно распахнул им свои двери, и они, не оглядываясь, скрылись в кабинке, которая неспешно потрусила вниз с дребезжаньем и скрежетом.
Так и остались гроздья воронок висеть на каждом углу улиц посёлка, и кое-кто из молодёжи уже подумывал, а не выйти ли тёмной ночью, не взобраться ли на столбы, не снять ли эти жуткие и опасные украшения. Близнецы Дорон даже собирались подговорить своих друзей-студийцев осуществить эту идею, но, поразмыслив, поняли, что им, мальчишкам, этого не осилить в принципе, да к тому же им ночи не хватит на все гроздья и на все столбы, которые во множестве были разбросаны по всему посёлку согласно чьему-то неведомому приказу свыше.