Рути крутилась на кухне. По телевизору передавали новости, перемежая их, по последней моде, силонокулл-пассажами. Диктор рассказывал о потасовке в меирийском «Шоко-Мамтоко» на исходе субботы. Моти вздрогнул и кликнул жену. Рути прибежала из кухни, на ходу вытирая руки. В этот момент диктор громко и веско, но как бы вскользь, упомянул — со слов анонимной пострадавшей! — про худую и чёрную, с горящими злобой глазами, подругу хулиганки, почему-то назвав её Шир Балхи. Моти и Рути в страхе переглянулись друг с другом, и Рути уже не сводила глаз с телевизора, продолжая нервно вытирать руки бумажной салфеткой. Моти пробормотал: «Что-то я не помню, чтобы так вот называли имена несовершеннолетних, совершивших какие-то нарушения, даже искажая их… По закону это запрещено».
Моти и Рути настолько сосредоточились на телепередаче, что не заметили, как в салон протопали их сыновья, позади которых, по обыкновению, маячил Тим Пительман, его лицо расплылось в сладчайшей улыбке. «Моти, дай-ка мне твой та-фон», — ласково проворковал Тим. Он глянул на экран, потом на та-фон в руке Моти, улыбнулся ещё нежнее (если такое было возможно) и пояснил: «У моего села батарея, а мне надо срочно позвонить». — «Позвони по телефону, вот он стоит — и, между прочим, работает! И дешевле…» — «Ты что, армейскому другу жалеешь?» — «Не понимаю, чего тебе сдался именно мой та-фон, когда тебе предлагают равноценный вариант…» — «Да-а… Моти… Не уважаешь ты начальство… Не уважаешь…» — тихо и нежно проворковал Тимми. Моти не мог понять, зачем Тимми понадобился именно его аппарат, может, он хотел между делом выяснить содержание записной книжки? Это именно то, чего Моти не хотел доводить ни до чьего сведения.
«Давно ли ты моим начальством стал?» — «А что, тебе ещё не сообщили? Ну, скажут на днях, не волнуйся! В «Лулиании» полным ходом идёт большая реорганизация и перепрофилирование фирмы!» — «Да уж знаю: как-никак на работу хожу ежедневно», — холодно заметил Моти. Тим, как будто не слыша, важно продолжал: «Всё это по случаю окончания — вот-вот! — Великой Реконструкции. Бесконечно-великий Забор сливается с кое-чем… э-э-э… Между прочим, с помощью твоего старого компьютера и нашей с тобой запускающей программы!..» — «Нашей с тобой?! — с яростной горечью промолвил Моти. — Как и Кобуй-тетрис, не так ли?» — «Так-так! — часто и радостно закивал Тим. — Ну, и… Мезимотес, в соответствии с новыми планами, не будет главой фирмы: он добровольно передаёт свои полномочия Кобе Арпадофелю, а сам займёт должность внештатного советника Главного Фанфаролога, то есть Арпадофеля… Главный Фанфаролог — так отныне будет именоваться должность главы нашей фирмы! Есть предложение назвать фирму Научно-исследовательским Фанфарологическим Центром, или СТАФИ… так сказать… Решение будет принято буквально на днях…» — «Ну и?..» — чуть слышно протянул Моти, глядя в сторону.
Он вспомнил, что в конце прошлой недели Миней сделал ему странное предложение — вести курсы усовершенствования, а точнее компьютерной грамоты для новых сотрудников «Лулиании», набранных из жителей посёлка Аувен-Мирмия. При этом он словно бы вскользь обронил: «Сейчас у нас взят курс на компенсирующую дискриминацию… э-э-э… сам понимаешь… А эти новые сотрудники… они нам нужны, в том числе и в рамках этого… э-э-э… курса… Это ближайшие родичи Ад-Малека, но… не все школу смогли окончить…» Искоса глянув на Пительмана, увидев его торжествующую ухмылку, Моти вспомнил о странном предложении Минея и подумал: «НЕТ!» Он не станет учить компьютерной грамоте членов мирмейских кланов Аль Тарейфа или Навзи. Фирма, которую с его подачи в своё время создал Миней, — это не начальная школа и даже не курсы компьютерного ликбеза. В «Лулианию» принимали специалистов с университетским дипломом, в крайнем случае — выпускников колледжей с первой академической степенью, как вот Бенци Дорона. Он, Моти Блох, в этой вспомогательной школе, в которую хотят превратить престижную эранийскую фирму, учителем не будет. Тем более Миней (если можно верить Пительману) больше не ген-босс «Лулиании», медленно, но верно превращающейся в какой-то там СТАФИ. Но он-то, Моти Блох, тут при чём?..
Тим продолжал заливаться соловьём: «А меня назначают первым заместителем Арпадофеля, а по совместительству — главным специалистом СТАФИ. То, что ты больше не главный специалист перепрофилированной фирмы, ты должен быть понять уже после возвращения из отпуска». — «Ладно, ладно, Пительман, мы сейчас не на работе. Я, знаешь ли, вечером отдыхаю. И ты не ко мне в гости пришёл, вот и иди себе к мальчикам. Им я не могу запретить принимать даже таких, как ты…» Галь сердито шикнул, обведя бешеным взглядом находящихся в салоне: «Тихо вы!
Дайте послушать! Там про последнюю драчку в Меирии сообщают! А потом и мы с братом ещё кое-чем интересным дополним!» Моти уставился в экран, более ни на кого не глядя. Он кожей ощущал нервное напряжение, излучаемое женой, продолжающей стоять в неудобной позе за его креслом, не зная, куда девать влажные руки, и по её лицу разливался румянец гнева и страха. Наверняка, Рути, как и он, Моти, больше всего боялась, как бы сыновьям не взгрустнулось подняться к сестре в комнату.
Моти обратил внимание, что у Офелии, ведущей репортаж на эту тему, хватило ума не заострять внимание «на похожей на дикую кошку подстрекательнице, носящей странную йеменитскую фамилию». Но как только передача завершилась головокружительным вращением пёстрых спиралей по всему экрану и негромкими вкрадчивыми звуками силонофона, которые вызвали у Рути лёгкий приступ тошноты, близнецы подступили к родителям. Тим остался стоять в стороне, и на лице его поигрывала странная усмешка. Моти встал, намереваясь направиться на кухню.
Сыновья стояли напротив него, загораживая экран телевизора. Галь был одного роста с отцом, но рядом с широкоплечим, необычайно мускулистым сыном худощавый Моти показался самому себе маленьким и щуплым.
«Ну, что скажете, предки? — загремел Галь. — Доигрались? Вот куда вы послали вашу дочь учиться! Вот с кем она якшается!? Учтите, вся Эрания слышала! Всем в Далете ясно, что означает йеменитская фамилия! Тем более Офелия (со слов Далилы) очень красочно расписала эту тощую дикую кошку… При всех!.. в переполненном кафе!.. наша сестра!.. НА КО-ЛЕ-НЯ-А-А-Х сидела у мезкого урода и хулигана! Да ещё и подстрекала к избиению журналистки! Репатриантки, между прочим!!! Позор нашему семейству! Теперь-то вы видите, какую шлюху вырастили?» Моти ошеломлённо смотрел на сына, глаза которого сверлили то его, то мать с откровенной ненавистью и презрением. Моти вскинул правую руку и, скрипнув зубами, тонко выкрикнул: «Не смей так разговаривать со мной! И не смей оскорблять сестру! Ты же слышал, что ни одного имени не назвали!» Галь сверкнул глазами: «Учти, daddy, один раз я тебе простил пощёчину, которой ты меня наградил за то, что я защищал честь нашей гимназии от фанатиков-йешиботников из hилеля. За то, что мы с Гаем разукрасили мерзавца Ноама Дорона, в которого твоя доченька влюблена, как кошка, и поэтому всё время там у них пасётся… По ресторанам шляется, на коленях у бандита сидит — на глазах у всех!.. Семью позорит!..» — «Что ты мелешь! Что ты повторяешь ерунду вслед за… Не знаю, кто там всякие слухи распускает!.. Наша Ширли — тихая, скромная девочка!.. Там у неё подруга Ренана…» — ошеломлённо опустил руку Моти, вдруг подумав, в каких словах и выражениях с экрана только что говорилось об этой самой подруге Ренане (впрочем, не упоминая имени). — «Вот-вот!
Хулиганка Ренана! Мы уж тебе растолкуем и дополним, чего они не могли сказать — по причине политкорректности. Нам, дубонам, все имена назвали!» — тут же подхватил Гай, а Галь со злостью зашипел: «Только что вся Арцена слышала про девицу из антистримерской фиолетовой семейки, про то, какой дебош она в кафе учинила! То, что её не задержали, ни о чём не говорит! А про твою доченьку, про её амурные дела все в Эрании теперь знают! Весь Далет уже об этом говорит! А уж как гимназия Галили, где учится добрая половина её бывшего класса, взволнована!