– Сварка нужна, – немедленно оживает Сергей. – На подлодке приличный сварочник…
– Топливо? – спрашиваю, только чтоб отвлечь от неприятной мне темы; чувствую, как на меня косится Калима.
– Порядок. Баки залиты, пустые бочки на грунте. Прикажешь прикрутить обратно к борту?
– Нет. Только поплотнее закрой и обвяжи тросом… мало ли какая живность заинтересуется. Да так и оставь…
– А что будет, если прохода не найдём? – не успокаивается Калима.
– Когда доберёмся до границы пещеры, в которую, по всей видимости, впаяны эти горы, повернём обратно, и двинемся к противоположной, правой стене. Между этими стенами проход обязательно найдётся… Я так думаю, неделя в одну сторону, и недели две в обратную. Судя по реке, мы посередине.
– Это и есть самая большая для меня загадка. Почему ты в этом так уверен? Откуда у тебя уверенность, что проход существует? Что там вообще что-то есть?
– Думаю, что всё, что нас окружает, создано искусственно. Очень давно и наверняка не людьми. Пустыня, которую мы пересекли, очень похожа на чистилище.
Пустыня – это препятствие для взаимного проникновения биосфер: этой, внутренней, подлёдной, и нашей, внешней. Ничто не может попасть внутрь и ничто не может выбраться наружу.
– Но мы-то сюда добрались… – подаёт голос Наташа.
– Это означает или отсутствие у создателей этого мира представлений о возможностях технологической цивилизации, или… – я замолчал, логика вела к настораживающим выводам.
– Или что? – настаивала Калима.
– Или мы ещё не подобрались к главному предохранителю, который когда-то был установлен специально для нас.
– А гибель подводной лодки?
– Это больше похоже на случайность.
– Случайность? – встрепенулся Герман. – Это как понимать? Кто-то камушками баловался, с берега бросал?
– Максим, – прерывает его Калима. – Твои рассуждения слишком далеко ведут. А я только спросила, откуда у тебя уверенность, что проход существует? И не поняла ответ.
– Это потому что невнимательно слушала. Если всё, что нас окружает – искусственное сооружение, то где ты видела дом, в одной из стен которого не предусмотрена дверь?
– Я полагала, что мы уже в доме…
– Не думаю, Калима. Разве что в прихожей.
– То есть, по твоим расчётам, максимальный срок, в течение которого мы найдём эту дверь, составляет три недели?
– Точно, – разговор начинал утомлять. Я не мог понять, к чему она клонит. – Три недели.
– Других вариантов нет?
– Почему же? Можно вернуться к палаткам за метеозондами. Поднял-опустил. По фотографиям составим маршрут.
– Тогда уж проще подняться на гору.
– А что? – оживился Герман. – Отличная идея! Чем утюжить пустыню и понапрасну жечь топливо, пусть кто-то полезет наверх. Оттуда должно быть хорошо видно.
– Инициатива наказуема, – немедленно реагирую на его предложение. – Ты и полезешь! Вперёд!
– Нет, – смеётся Герман. – Я не полезу. Я – штабной работник. Я не умею…
– У неумелого – руки не болят, – немедленно раздражается Калима.
– Можно ещё экономичнее, – заявляет Маша. – Мы с Максимом перевалим горы и посмотрим что там, с той стороны. Может, туда всем лезть и не стоит. Тогда вернёмся назад, к реке, и займёмся подводной лодкой.
Это что-то новенькое…
Я вижу, как выпрямился Герман, как округлились глаза у Светланы, замерла Наташа.
– Я – мастер спорта по альпинизму, – будто оправдываясь, напомнила Маша. – Спросите у Калимы.
– А Максим тебе зачем? – неприязненно спрашивает Герман. – Он про горы знает только по телепередачам. И то меньше моего. Потому что телевизор вообще не смотрит. А я, между прочим, в Карпаты зимой ездил…
Маша обвела взглядом наши застывшие лица и неожиданно рассердилась:
– Что-то я не пойму, мы что: в игры играем?
– В игры? – осторожно переспрашивает Калима.
– Да, в игры! Такое впечатление, что самое важное в вашей компании принято по умолчанию.
– В "нашей компании"? – опять возвращает ключевые слова Калима. – "Самое важное – по умолчанию"? Интересно. Маша, о чём ты?
– Всего лишь о том, – совсем уже агрессивно отвечает Маша, – что мы все живы только потому, что каждый из присутствующих вовремя пристроился к Максиму!
– Вот как? – я чувствую, что Калима уже пришла в себя, и ей действительно просто интересно.
Мне тоже.
– А вы подумайте, вспомните, – настаивала Маша. – Выжили или те, кто сидел с ним за одним столом на совещании, или те, кто знал его раньше. Я не права?
– Но ты-то выпадаешь из этого списка… – заметила Света.
– Представь себе, именно это меня и беспокоит, – голос Маши дрогнул. – Я тоже хочу жить. И не меньше вашего!
Все замерли. Никто не решался ей что-то ответить.
– Вот не думала, что это больное место, – насмешливо сказала Маша. – Командир, ты обещал, что запретных тем не будет?
– Кто назовёт цену неосторожно сказанному слову? – я смотрю на малышку с уважением. И в самом деле: "в тихом омуте…" – Слова живут своей жизнью. Они коварны и мстительны. Не так давно я посмеялся над тем, что мужики соседней деревни потеряли головы от молоденькой учительницы. И теперь, вот, сам без головы хожу. Я же мог развернуться. Или сдать назад. Но я поехал прямо. И в этом решении сохранили жизнь трое: мой злейший враг, мой бывший друг, моя женщина…
– Я смотрю на них, притихших, слушающих и чувствую мир, покой, единство. – В этом решении мы все сейчас здесь. И наши жизни переплелись, связаны. – Я качаю головой. – Окружающая нас реальность – исключительно хрупкий мир, равновесие в котором может нарушить нечаянный взмах крыла бабочки. Дай чуду имя, и оно исчезнет, раздавленное словом. Где будешь искать защиту?
– Я абсолютно уверена в своих силах, – она кивает в сторону скалы. – И не по таким стенкам без страховки лазила. Сгоняем наверх, посмотрим что там, и можно будет возвращаться…
Зря старался – она не решилась прислушаться. Но я не в обиде – в своё время, в молодости, поступал точно также.
– К реке в любом случае возвращаться пока не будем.
– Так ведь разобрались – кепки спасают.
– Нет. Никто ни в чём не разбирался. Просто один из выживших часовых – Игорь, был в кепке.