Изменить стиль страницы

Переход к «мирным» методам борьбы был крахом надежд поднять народы Прибалтики на всеобщее восстание против советской власти. Однако это означало лишь отсрочку в планах сепаратистов. Борьба принимала затяжной характер. Помимо прочего, требовались годы, чтобы живые воспоминания о терроре «лесных братьев» забылись, а образы бандитов померкли. Тогда стало бы уже легче распространять провокационную легенду о благородных борцах за дело свободы народов, сражавшихся в лесах в 40—50-х годах.

Прекращение вооруженного сопротивления в лесах Прибалтики и Карпат происходило в то время, когда в США и других странах Запада усиливались призывы к «освобождению» всех народов, «порабощенных коммунизмом». Штабы империалистических стран приняли установку на решительный отказ от принципов послевоенного устройства и реставрацию довоенных порядков, когда авангард реваншистских сил, сражавшийся на передовой линии, понял обреченность этой борьбы. Это было лишним свидетельством крайней нереалистичности политики, взятой на вооружение правящими кругами Запада в начале 50-х годов.

Автор «доктрины освобождения» Д. Ф. Даллес стал в январе 1953 года государственным секретарем США и пропагандистом активного наступления на страны социализма. Неотъемлемым элементом новой политики были попытки создания вооруженных формирований из населения социалистических стран. Одновременно большое значение придавалось «психологически-диверсионной войне», «тотальному пропагандистскому наступлению».

В начале 1953 года конгресс США принял предложенную президентом Эйзенхауэром резолюцию, в которой выражалась надежда на то, что «народы, находящиеся под господством советского деспотизма, должны будут вновь обрести права самоопределения». Это активизировало действия законодательных органов США в отношении советских республик.

7 мая 1953 года в своем выступлении в конгрессе автор поправки к закону о взаимном обеспечении безопасности Керстен подчеркнул, что «Соединенные Штаты никогда не признавали насильственное включение независимых наций Литвы, Латвии и Эстонии в СССР. Мы все еще поддерживаем дипломатические отношения со свободными правительствами балтийских наций, хотя их родные страны поглощены коммунистическим заговором».

В тот же день палата представителей США по предложению Керстена приняла резолюцию о создании комитета по проведению расследования выборов, которые состоялись в 1940 году в Эстонии, Латвии и Литве, и «других обстоятельств, которые привели к включению этих стран в Советский Союз».

Тема пересмотра истории, восстановления довоенного статуса в бывших странах «санитарного кордона» стала постоянно звучать во внешнеполитических заявлениях американских руководителей. Попытки пересмотреть послевоенное устройство в Европе, изменить советскую западную границу и социалистический строй на западе страны исключали возможность добиться поворота к нормализации отношений между Востоком и Западом. Именно поэтому столь эфемерным оказался «дух Женевы», возникший после первой встречи глав правительств четырех великих держав: Н. И. Булганина, Д. Эйзенхауэра, А. Идена и Э. Фора — в июле 1955 года в Женеве.

Зарождение «холодной войны» тесно увязано с поддержкой Западом вооруженных националистических выступлений в странах Прибалтики и в Западной Украине. В основном борьбу с ними вели местные органы безопасности, но Москва держала эти операции под своим контролем, выделяя в помощь местным властям оружие и советников. Мой отец оказался вовлеченным в водоворот событий в Западной Украине — учитывался его опыт работы по борьбе с украинскими националистами:

«Как-то летом 1946 года меня вызвали вместе с Абакумовым в Центральный Комитет партии на Старой площади. Там в кабинете секретаря ЦК Кузнецова, державшегося, несмотря на наше знакомство, на редкость официально, я увидел Хрущева, первого секретаря Компартии Украины. Кузнецов информировал меня о том, что Центральный Комитет согласился с предложением Кагановича и Хрущева тайно ликвидировать руководителя украинских националистов Шумского. По сведениям МГБ Украины, Шумский установил контакты с эмигрантскими кругами на Западе, вел закулисные интриги, с тем чтобы войти в состав формируемого в эмиграции временного правительства — Украинскую головную вызвольную раду. Было известно также, что в разговорах со своими друзьями он проявлял неуважение по отношению к Сталину, позволял оспаривать мнение Сталина о себе и выдвигал свою версию обсуждения со Сталиным вопроса о составе украинского правительства в конце 20-х — начале 30-х годов.

Шумский пользовался известностью в националистических кругах как человек, подвергшийся еще в начале 30-х годов репрессиям в ходе внутрипартийной борьбы. Его имя предавалось анафеме на всех партийных съездах в республике, а на свободе он оказался лишь потому, что был частично парализован и его пришлось по состоянию здоровья выпустить из тюрьмы.

Шумский имел глупость, находясь в ссылке в Саратове, вступить в контакт с украинскими деятелями культуры в Киеве и за рубежом. По словам Кузнецова, он явно переоценил свой авторитет среди украинских эмигрантов и обратился с дерзким письмом к Сталину, угрожая покончить с собой, если ему не разрешат вернуться на Украину. Хрущев, со своей стороны, добавил, что, по имеющимся у него сведениям, Шумский уже купил билет на поезд и намерен вернуться на Украину, чтобы организовать вооруженное националистическое движение или бежать за границу и войти в состав украинского правительства в эмиграции.

На это Абакумов заметил, что, поскольку я являюсь специалистом по украинским делам, мне следует проследить связи Шумского с националистическим подпольем и украинскими эмигрантами. Абакумов также сказал, что направит в Саратов спецгруппу, чтобы ликвидировать Шумского, а в мою задачу входит устроить так, чтобы его сторонники не догадались, что его ликвидировали.

Майрановский, в то время начальник токсикологической лаборатории МГБ, был срочно вызван в Саратов, где в больнице лежал Шумский. Яд из его лаборатории сделал свое дело: официально считалось, что Шумский умер от сердечной недостаточности. Кстати, установить его зарубежные связи нам так и не удалось. В Москве этой операции придали небывалое значение. В Саратов выезжали заместитель министра МГБ Огольцов, которому подчинялся Майрановский, и лично знавший Шумского Каганович».

Заверения руководства СССР Рузвельту накануне Ялты в том, что советские граждане пользуются свободой вероисповедания, вовсе не означали конца противоборства с украинскими католиками, или униатами. Григулевич, агент НКВД в Риме, получивший коста-риканское гражданство и ставший после войны послом Коста-Рики в Ватикане и Югославии, информировал Кремль о том, что Ватикан намерен занять твердую позицию по отношению к Москве из-за преследований украинской Католической церкви.

Что касается самой Униатской церкви, то она находилась в весьма своеобразном положении: подчиняясь Ватикану, униаты проводили богослужение на украинском языке. Возглавлял Церковь известный националист митрополит Андрей (он же Роман) Шептицкий, польский граф и бывший офицер австрийской армии. Главой украинских униатов он был назначен папой еще перед первой мировой войной и ради Церкви пожертвовал военной карьерой. Во время первой мировой войны он сотрудничал с австрийской разведкой, был арестован царской военной контрразведкой и сослан, а в 1917 году освобожден Временным правительством и вернулся во Львов, где была создана украинская военная националистическая организация во главе с полковником Коновальцем.

В 1941 году, когда началась война и Львов оккупировали немцы, Шептицкий послал поздравления от Униатской церкви Гитлеру, надеясь на освобождение Украины от большевиков. Он зашел так далеко, что даже благословил созданную в ноябре 1943 года дивизию СС «Галичина», специальное украинское формирование, находившееся под командованием офицеров немецкого гестапо. Дивизия присягнула на верность Гитлеру и использовалась для карательных акций против мирного населения и евреев, которых уничтожали на Украине, в Словакии и Югославии. Капелланом дивизии Шептицкий назначил архиепископа Иосифа Слипого.