— Эка они тебя.

Бедолага громыхнул оковами и мрачно произнес:

— С умом ковали, чтоб до деревьев и обратно.

— Как же ты сваи чинил?

— Добрые люди подсобили. Только без толку. Старый я уже. Видать, суждено в неволе помереть. Поделом мне, дураку.

— Чего не сбежишь? Давно б цепь разбил.

— Не могу. Понимаю, что виноват. Раз кашу заварил, приходится расхлебывать.

— Жалко мост?

— Не то слово. Капли с тех пор в рот не брал. Коли отстрою, то рядом поселюсь. До остатка дней присматривать буду.

Безымян повернулся к Карпу и увидел, как тот в отчаянье рвет на голове остатки волос.

— Чего наделал, старый дурак?! — Внезапно, заорал рычанский на узника.

— Тише, успокойся. Если человек раскаялся, надобно прощать. — Вступился Безымян.

— Убивать таких нужно. Ты не понимаешь. В обход мы до Маковки к весне доберемся.

— Ого. — Издал разочарованный возглас Безымян и почесал в затылке. — То-то я смотрю, здесь нас не ищут. Однако странные люди в этих местах обитают: сами через тридевять земель крюк делают, неудобства терпят — лишь бы человека наказать. Давно б уже всем миром новый мост отстроили.

— Вот тебе и загадочная русская душа. — Выслушав, произнес Степан. — По неволе помочь придется.

— Мужик себя без того казнит. — Сказал Безымян. — Нельзя его в беде бросать. Нужно помочь, человека из неволи выкупить.

— Нам что, самим мост строить? — Раздраженно спросил Карп.

— Другие предложения есть?

Рычанский смолчал.

— Значит, поможем. — Решил Вольный стрелок.

Степан подозвал Арпашку и, поправив на нем одежду, произнес:

— Беги в Анинку, разузнай что к чему. Заскочишь к Васильку, скажешь, чтобы пришел сюда со строителями. Разговор есть. Будешь возвращаться, заверни к гусятнице, поблагодари за гостеприимство. Смотри вещи не забудь.

Парнишка кивнул и бесшумно исчез из виду.

— Будь осторожен! — Крикнул вслед Степан, но того уже след простыл.

— Шустрый малый. — Качнув головой, сказал полянин.

— Хороший стрелок из него получиться.

— Даже не думай, — предупредил Безымян. — Нечего пацану всю жизнь по дорогам шляться. Я его в Киев к дядьке сведу. Пусть в лавке за делами присматривает, учится.

— Как знаешь. — Согласился стрелок. — Только к жизни такой Арпашка не приучен. Сбежит. Он, как я, без свободы долго не протянет.

— Наглым растет. — Вмешался Карп. — К старшим никакого уважения. Ты б его поучил маленько.

— Не получиться. — Отмахнулся Безымян. — Я понарошку бить не умею, а со всей силы жалко — зашибу.

Начало темнеть. День сокращался, уступая большую половину суток сестрице — ночи. Арпашка задерживался. Безымян хотел, было, отправляться на поиски, когда кусты с треском подались в стороны и на прогалину вылетел взъерошенный Василек.

— Что случилось? — Вскочив на ноги, крикнул Безымян.

— Беда. — Только и вымолвил певец.

— Арпашка попался?

— Нет, вас уже не ищут. Ульяна отговорила.

— Людмила?

Василек отрицательно махнул рукой.

— Емеля, дурачок местный. Человек на цепи, который мост порушил. Сегодня последний срок истекает. Ежели до завтра мост готов не будет, повесят беднягу. Три года над ним изгалялись, удовольствие растягивали, знали псы, что он в одиночку мост не построит. Утром, как проспятся, обязательно прикончат.

— Бежать ему нужно. — Предложил Степан.

— Не согласится. Слишком честный. — Отрезал Василек, ухватив себя за чуб. — Забыл я про Емелю, последние дни только о себе и думал. Нет мне прощенья.

— Не суетись. — Успокоил Безымян, что-нибудь придумаем.

— Строители согласились помочь? — Спросил Степан, поднимаясь с земли.

Василек кивнул.

— Наверное, они уже на берегу. Пошли с Арпашкой посмотреть, что можно сделать.

— Не будем терять времени. — Скомандовал Степан и двинулся к сгоревшему мосту.

На берегу уже кипела работа. Строители валили лес, пилили, строгали, растянувшись вдоль дороги. Вольный стрелок подозвал старшего и тихо спросил:

— До утра успеете?

— Вряд ли. Чтобы мост за ночь постелить, нужно семь пядей во лбу иметь. Все равно попытаемся. Денька б три в запасе иметь, тогда бы дурачка спасли.

— Ладно. Не раскисайте. Сообща работать будем. — Степан сбросил куртку и засучил рукава рубахи.

Безымян нашел взглядом Арпашку. Мальчик караулил инструмент. Сделав ему отмашку, чтоб не отрывать от дела, полянин подошел к Емеле.

— Не горюй. — Подбодрил Безымян узника. — Будет тебе к утру мост.

— Спасибо, — простонал невольник, — как жить хочется!

— Что ж ты раньше про срок не сказал?

— Думал, знаешь, из любопытства подошел.

Безымян выругался про себя и двинулся валить деревья.

— Чем подсобить? — Окликнул его Василек.

— Ступай к жене. Заждалась, небось.

— Не пойду. Потом не прощу себе, что человека погубить позволил.

Безымян чуть не подпрыгнул от пришедшей в голову идеи.

— Дудочка с собой? — Внезапно спросил он музыканта.

Василек похлопал по карману.

— Тогда играй. Так, чтобы кровь в жилах закипела. Без остановки, иначе не построим.

Василек выхватил дудочку и, глядя на то, как строители разводят большие костры, начал подбирать мелодию, подстраиваясь под мерный перестук инструмента.

Небо озарилось, выхваченное из темноты срывающимися вверх искрами. Стало светло, как днем. Василек начал играть, вначале медленно и тихо, но потом, поймав вдохновение принялся взвинчивать темп. Молотки и топоры замелькали в бешеном ритме, не мешая музыке, а лишь дополняя ее особенным колоритом. Закипела работа. Берег стал похож на разоренный муравейник. Потихоньку ни из чего начал вырисовываться новый настил. Никто не жалел себя. Когда потребовалось забраться в воду, чтобы укрепить ненадежные сваи, от желающих не было отбоя.

Полночь уже вступила в свои владения, а работа шла в прежнем ритме. Наконец, строители один за другим потянулись к кострам, падая от усталости.

— Не могу больше. Руки не слушаются. — Сказал старший, отбрасывая раскалившийся рубанок.

Работники одобрительно закивали.

— Лучше прерваться, а то мы сейчас наработаем.