Рубашка оказалась мне велика, пиджак, наоборот, настолько мал, что я с трудом смог застегнуть его на все пуговицы, а галстук, похоже, давали жевать теленку.

– М-да-а-а, – вздохнул я, осматривая себя в зеркало. – Видик, конечно.

– Как раз то, что надо, – успокоила меня Дюймовка. – Ты что же, как лорд английский выглядеть хочешь? Это таежник-то? Как раз самое то для наших медвежьих углов.

– В натуре, ништяк, – подтвердила Рита. – У нас в телогрейках женятся, а тут… Айда в тую комнату.

– А побриться?

– Ты что, братан, охренел? Зачем еще бриться? Чтобы один к одному с ментовскими ориентировками? Пошли, пошли фоткаться.

Меня сфотографировали обычным «Зенитом» со вспышкой, которая сработала только с четвертой попытки.

– Уверена, что все получится? – спросил я.

– Не в первой, – гордо ответила Рита и принялась перематывать пленку. А я поспешил поскорее избавиться от тесного пиджака.

– Куда мне теперь? – спросил у Дюймовки.

– Куда, куда? Сиди здесь, отдыхай, бухай. Хочешь, телек включи. Вон видик есть. – Ольга подошла к тумбочке для телевизора и вывалила из нее несколько видеокассет. Хихикнула: – Вчера с Риткой та-а-акую порнуху смотрели!

Старик, продолжавший сидеть за столом и лущить корявыми пальцами очередную чесночную головку, смачно сплюнул.

– Бесстыжие!

– Во, «Маша». – Ольга не обратила на дядю Пашу никакого внимания и сунула кассету в гнездо. – Захочешь, включай. А мы с Риткой пока до братвы прошвырнемся. Тебе же надо ксиву выправлять…

Развратной «Магне» я предпочел старый диван в той комнатке, где меня фотографировали. Поспать нынешней ночью почти не довелось, а после водки, выпитой за обедом, я начал клевать носом. Рита выдала мне подушку и одеяло, Дюймовка не преминула поцеловать меня на сон грядущий и заметила:

– И правильно. Выспись. А «Магну» лучше ночью вместе посмотрим, когда старый спать ляжет. А то опять плеваться начнет.

Я тут же с ужасом предположил, что мне предстоит еще одна любовная интрижка в Республике Коми. У проклятой Ольги, похоже, закончились «краски». А у меня вот скоро закончатся силы.

Эх, скорее бы свалить отсюда подальше.

Отлично выспавшись днем, вечером я добавил себе жизненной активности бутылкой водки, выпитой почти в одиночку, и несколькими стаканами домашнего пива, которое, как меня уверяла Дюймовка, «совершенно не пьяное». Типа, его можно смело давать хоть грудному младенцу.

Как грудному младенцу, не знаю, но у меня после этой браги все двоилось настолько, что, смотря телевизор, приходилось, как на приеме у окулиста, прикрывать один глаз ладошкой. Что я пытался смотреть по этому телевизору, наутро я вспомнить не смог. Наверное, «Магну». Или что-то подобное. И при этом занимался всякими непотребствами с Ольгой – как же без этого? Во всяком случае, утром я обнаружил себя в одной с ней постели. Сделал соответствующие выводы, напялил трусы и, с трудом выдерживая курс, отправился в ванную хлебать из-под крана холодную воду. Проклятое комяцкое гостеприимство!..

Повод для вчерашней пьянки Рита и Ольга нашли весьма подходящий. Даже не повод – более того, причину. Самую настоящую, наисерьезнейшую причину!

Я опять стал человеком с паспортом! Гражданином России Куликом Михаилом Михайловичем, 27 лет от роду, проживающим в поселке Олема Архангельской области. Не женатым, естественно. Водолеем по гороскопу…

Я посмотрел в зеркало, узрел там свою опухшую бородатую рожу и грустно вздохнул: желаемый результат достигнут, я теперь ничем не отличаюсь от аборигенов. Потом я заставил себя залезть под холодный душ и, чуть-чуть освежившись, вышел из ванной уже более похожим на человека, чем десять минут назад.

– Коста, ты, что ли, там бродишь? – прокричала из кухни Рита.

– Угу.

– Иди-ка сюда. – И, дождавшись, когда я предстану пред ее очами, с мокрыми растрепанными волосами и в женском халате, который спер с вешалки в ванной, подсунула мне под нос полный стакан водки. – На, поправься, братишка.

Я тут же чуть не сблеванул в мойку, до отказа забитую грязной посудой. Но потом сумел взять себя в руки и выцедил сквозь зубы всю отраву до донышка. Похмелился.

– Фу! Вот с этого и начинается алкоголизм, – простонал я и закусил соленым огурчиком.

– Ништяк, – заключила Рита. – Тебе надо быть в форме. У тебя сегодня непростой день.

– Последнее время все дни у меня непростые, – пожаловался я и пошел собираться в дорогу…

Естественно, бабы все напутали с расписанием «дизелей» до Сыктывкара, и только мы собирались сесть за стол и позавтракать, как в квартиру ввалился разбитной белобрысый малый, шлепнул по необъятной заднице Риту, поцеловал в щечку Дюймовку и протянул мне синюю от многочисленных наколок руку.

– Данила, – представился он, – вместе поедем, братан, – после чего набулькал себе полный стакан водки, опрокинул его в себя, запил домашним пивком и радостно крякнул: – Живем, молодухи! Чего разобранные еще? Тачка внизу. У вас пять минут.

– Какие пять минут? – всполошилась Дюймовка. – Че гонишь? Еще больше часа! В полпервого поезд…

– А в полдвенадцатого не хочешь?

– В полпервого! Позавчера спецом на вокзал заходила, расписание глядела.

Данила расхохотался.

– Какими глазищами-то глядела, не помнишь? Кривая как сабля турецкая. Да снасильничали бы тебя, так ты бы наутро и не вспомнила б… Нет, ну бабы дуры, – посмотрел он на меня, явно ища поддержки.

Но какое я (накануне сам нажравшийся до беспамятства) имел право сегодня кого-нибудь обвинять?

– Нормалек бабы, – только и смог пробухтеть я.

– Эт-та точняк. Коста, давай с народом прощайся. И покатили. Опаздываем…

Я торопливо влез в резиновые сапоги и болониевую куртку, неуклюже поцеловал Риту и Ольгу, пожал руку деду, проверил, не забыл ли свой паспорт…

– Ну прощевайте, хорошие. Не поминайте лихом. И спасибо за все. Все будет нормально, так ждите когда-нибудь в гости… Ольга, не плачь…

– Миха, Миха, пошли, – поторопил меня Данила. – Ведь попадаем уже конкретно по времени!

«Миха?.. Ах да, – вспомнил я, – меня же теперь зовут Михаилом. Михаилом Михайловичем Куликом, 27 лет, русским».