Рука его, ласкавшая ее плечи, замерла.

– Что ты имеешь против Кэт? Что она тебе сделала?

– Я не верю ей. Он тихо заговорил:

– Неужели женщины не могут относиться друг к другу с сочувствием и состраданием? Ты же знаешь, семейная жизнь ее не удалась.

– Но это не дает ей никакого права вмешиваться в чужие дела.

– Вмешиваться? Марджори, но это – чистейший вздор!

А может быть, и правда? Взгляды, молчаливое понимание, непреодолимое влечение и неуверенность в своих чувствах – это был их бессловесный язык общения.

Неуверенно он потянулся к жене, но она отпрянула от него.

– Извини, что заставил тебя жить здесь так долго. – Она молчала, Фрэнсис продолжал: – Думаю, надо уехать отсюда, вернуться домой.

– Ты не сделаешь этого: тебе слишком хорошо здесь. Да, так оно и было. А смог бы он с такой легкостью все бросить и уехать за ней туда, где бы она могла претворять в жизнь свои замыслы, посвятить себя делу, составляющему смысл ее жизни?! Да, – признался он себе, смог бы. Он не кривил душой, он мог бы поступить так. Значит и он не требует от нее великого самопожертвования? Нет, наверное, нет.

Она словно почувствовала, что тема исчерпана, вздохнула:

– Я пойду в дом. А ты?

– Через минуту, – ответил Фрэнсис.

Он понял, что она хочет заниматься любовью. И не только потому, что ее преследовала навязчивая идея забеременеть. Ей нужны были подтверждения того, что она по-прежнему желанна и любима, что их брак удачен. Совсем как в книгах, которые она читала. Он почувствовал это, если не разумом, так собственной плотью.

Да, что-то произошло, что-то изменилось в их отношениях. И совсем не от того, что они жили здесь… Не здесь, так в другом месте. Хорошо жить можно где угодно, ведь личное счастье от местожительства не зависит. И причина была не в ее приступах ревности, он поклялся, что всегда будет верен ей. Достаточно было примера отца – чего он только не вытворял! Может быть, причина проста: потому, что они бездетны?

Он почувствовал волнение в груди, дыхание его участилось. Ослепительными осколками мерцало далеко внизу море, отражаясь в буйной листве. Подул ветер, прорываясь сквозь кроны высоких мастиковых деревьев. Блуждающие, беспорядочные воспоминания, ассоциации, словно навеянные шумом ветра, осаждали Фрэнсиса. Марджори держит его за руку. Порыв ветра… она, смеясь, откидывает с лица свадебную вуаль.

Когда же и почему все изменилось? Этого он не знал. Он вдруг подумал, что так, с ностальгией по прошлому, и приходит старость. Он почувствовал одиночество и уныние. Он не мог двинуться с места, пусть скорее уйдут эти воспоминания!

Ну хватит! Только глупец надеется, что можно пронести через всю жизнь таинственную восторженность молодости!

И Фрэнсис, так бывало всегда, вскинул руки, словно подчиняясь зову безмолвного дыхания ночи. Все было сине вокруг: далекие тусклые звезды, деревья, их черно-синие тени на траве. Какая-то неспящая еще птичка вывела чистую веселую нотку – и успокоилась. Улеглось и волнение в душе молодого человека.

Он вздохнул, как Марджори, вошел в дом и прикрыл за собой дверь.

Глава 11

– Вокруг столько дел, – недовольно произнес Николас, оторвавшись от многочисленных бумаг и документов, в идеальном порядке сложенных на его столе, – а ты запираешь себя в сельской школе. Растрачиваешь попусту свои силы, возможности.

На книжных полках его кабинета стояли книги по правовым вопросам и красиво оформленные документы. Над окнами висел длинный желто-зеленый плакат, на котором были начертаны слова:

ПРОГРЕССИВИСТЫ НОВОГО ДНЯ – ЗА СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ

Николас поймал взгляд Патрика.

– Нравится?

– Да, конечно, это бросается в глаза.

– Ну, а что ты думаешь насчет нашего недавнего разговора?

Патрик отчаянно «защищался»:

– Ни один честный труд не может быть бесполезным, напрасным. Я всегда хотел преподавать, ты ведь знаешь.

– Да и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Мы не раз уже обсуждали это. Неужели ты не видишь, насколько бесполезны, тщетны твои попытки научить их тому, что никогда не понадобится им в будущем?

– Тем не менее, если ты сумеешь подобрать ключик даже к одному ученику и увлечь его…

– Да, да, я знаю. Блажен, кто верует! Но ведь это может сделать и любой другой. Ты же способен на большее! Хочешь ли ты улучшить условия жизни? Так подумай о силе, могуществе, власти прессы! Ты хорошо пишешь, у тебя есть чувство стиля, а нашей партии необходима газета, выражающая наши взгляды. Да и острову тоже нужна газета. Ты только послушай, – Николас выбрал номер «Клариена». – Первая полоса: «В прошлую среду в доме у миссис Клары Питт был отмечен юбилей мисс Эмми Лоу Грейс». А вот редакционное сообщение: «Состояние площади в базарный день оставляет желать лучшего… рыбьи головы для бродячих кошек!» – смеясь, он отбросил газету. – Сладкий примитив, сюсюканье. И ничего об образовании, и жилищной проблеме, ни слова о независимости, через два года – это максимум – мы обретем ее. Патрик, у меня достаточно денег, чтобы начать выпуск газеты, позже она окупит себя. В прошлом году умер мой отец, он оставил много денег, больше, чем я ожидал. Посмотри, я содержу все это помещение, я арендовал его для партии. Я хочу поручить тебе издание нашей газеты. Я хочу, чтобы она завоевала широкий круг читателей и подписчиков, пока этого не сделала какая-нибудь другая партия.

– Да они ни на что не способны. Ни руководства, ни программ, ничего кроме недовольного брюзжания!

– Совершенно верно. Но так не может продолжаться вечно. Когда мы добьемся независимости, даже раньше этого момента, мы хотим и должны быть первыми. Ты идеалист. Но что толку в твоих идеалах, если все ограничивается лишь пустой болтовней о них?! У тебя есть шанс, реальная возможность претворить свои мечты, идеалы в жизнь.

Патрик выглянул в окно, словно пытаясь уйти от ярких проницательных глаз своего собеседника. Напротив, мимо бухты пронеслась моторная лодка, оставив треугольный след на водной глади. Зазвонили и замолчали колокола собора. Над городом опустилась воскресная тишина, обволакивающая своей мечтательной томностью, уводящая от напористо-энергичного Николаса с его неотложными решениями, требованиями.

Я не обладаю такой энергией, и не столь решителен, снова подумал Патрик.

– Ты говорил обо мне со своим тестем?

– Да, – хитро улыбнулся Патрик. – Он велел передать тебе, что он терпим к тебе, потому что ты хорошо одеваешься и говоришь с английским акцентом.

Николас засмеялся:

– Значит, он одобряет?

– Ну ты же знаешь, он хочет, чтобы правительство защищало интересы людей труда. Только в этом случае он поддержит тебя.

– Хорошо. Ну а как насчет газеты?

– Очевидно, очень важно получить доступ к прессе. Землевладельцы, несомненно, будут отстаивать свои интересы.

– Исключение составляют лишь Фрэнсис Лютер, ну и несколько ему подобных чудаков.

– Клэренс сомневается, следует ли доверять Фрэнсису. Но я не согласен.

– Не доверяет ему! – воскликнул Николас.

– Клэренс стар и мудр. Он много повидал на своем веку. Хотя и допускает, что, может быть, он подходит ко всему слишком критично. Он же – большой циник.

– Да, да, конечно. Послушай, наша задача – показать, насколько невыносимы условия жизни, что так больше продолжаться не может! Наша сила – в убеждении. Наивно полагать, что белые землевладельцы – наши кровные враги или что их невозможно «перетянуть» на свою сторону. Да… я не сказал тебе самого главного. Я сам случайно узнал об этом вчера. Кэт Тэрбокс хочет помогать нам.

– Каким образом?

– Она наконец-то ушла от своего мужа. Говорят, этого следовало ожидать, – Николас пожал плечами. – Она переехала в дом, который достался ей от отца. Довольно скромный домик, расположен внизу по аллее, у подножья Лайбрери-хилл. Она хочет сама зарабатывать себе на жизнь. Она хотела бы работать в газете. Может быть, и писать статьи. Если нужно – под псевдонимом.