Лара явно заинтересовался домом напротив савушкинского. Он просто-таки не мог оторвать от него глаз, неразборчиво бормоча при этом.

Дом действительно выгодно отличался от своих краснокирпичных соседей белой дорогой штукатуркой, большими окнами, открывающими свободный доступ солнцу. А то, что они были, вопреки, традиции, не забраны решетками, позволяло допустить использование в оконных конструкциях противоударных стекол. Дом был одноэтажным, но словно растекшимся своей большой площадью по изумрудному скверу, орошаемому в данную минуту сверкающей на солнце водой. Невысокий забор, сложенный в своем основании из больших булыжников и заканчивающийся ажурным металлическим плетением, открывал взору красивые цветочные клумбы, окаймляющие выложенную брусчаткой дорожку от калитки с козырьком и камерой к дому. Такая же, но шире, дорога вела от опять же невысоких ворот вдоль живой изгороди с соседями к гаражу на два автомобиля. Расположившись по всей ширине участка, дом как бы преграждал доступ к внутреннему саду, из которого ввысь устремились замершие в безветрии сосны.

Вообще, надо заметить, это жилище создавало иллюзию открытости, желания наслаждаться жизнью, не отравляемой «Московским комсомольцем»… Но опытным взглядом Лара отметил, за этой видимой открытостью, дом, в принципе, защищен от незваных или нежданных гостей получше иных новорусских крепостей за заборами с колючей проволокой и бойницами вместо окон. Пара видеокамер в саду, малюсенький огонек кодовой сигнализации рядом с обшитой буком снаружи, но явно металлической внутри дверью, подтверждали его правоту. И в случае ее срабатывания к дому вместо милиции, наверняка, подъедут, взвизгнув тормозами, крепкие молодцы в какой-нибудь синей униформе с красивыми эмблемами на рукавах, бляхами на груди и двенадцатым калибром в руках. И не через полчаса, а минуты, эдак, через две…

Все это мелькнуло, отозвавшись болью в сознании Лары за те три-четыре минуты, в течение которых Савушкин раздвигал ворота и садился за руль автомобиля, чтобы загнать его в гараж. После этого американец зашел на территорию банкира и помог закрыть створки.

— Красивый дом. Там, напротив. — скривил рот американец, поднимаясь вслед за хозяином по ступенькам к входной двери.

Савушкин вздохнул:

— Прозевал я его. Когда затеялся с переездом сюда, все ждал, когда его хозяин выставит на продажу, а когда тот это сделал, так в первый же по невероятному везению день мимо проезжал какой-то шустрик и с ходу внес треть стоимости…

— Ну и… — Лара явно заинтересовался захватывающим сказом про то, как удалец Савушкин дом прощелкал.

— А что, «ну»? Купил он этот дом. — Взгляд Савушкин стал скорбен. — Да только не успел въехать… Умер. — он еще больше погрустнел, явно примеряя эту аллегорию на себя.

Лара почесал затылок, скрыв, таким образом, невольную дрожь в руках.

— Что-то становится неспокойно в тихом районе Бутара. — заметил он.

— Бутово. — все также печально поправил друга Савушкин. Затем вздохнул. — Но все безобразия происходят обычно за его пределами! И то, слава Богу!

Лара еще раз оглянулся на такой таинственный дом, и ему почудилось колыхание вертикальных жалюзи в одном из окон. Тронул за плечо банкира.

— В нем разве кто-то живет?

— Так жена того парня с дочкой и живут.

Последние слова Савушкин выговорил уже не совсем внятно, сжимая в объятиях хрупкого вида девушку, встретившую их на пороге. Дополнял картину Бимка, суетно мелькавший под ногами, стараясь изо всех сил быть в центре внимания.

Однако, после последних слов банкира Лара уже ни на что не обращал внимания. Будучи на несколько минут предоставленным самому себе, стоял каменным изваянием, выпучив свои рачьи глаза и поводя усами. Сумка шмякнулась об пол, глухо звякнув частями разобранных ружей, и на него обратили внимание.

— Тысячу извинений, Флин! — воскликнул Савушкин, подводя девушку к американцу. Лара очнулся. На мгновенье показалось, в ее глазах мелькнул то ли испуг, то ли непонятная обеспокоенность. Но когда Савушкин разжал свои руки, то лицо хозяйки не выражало ничего, кроме радушия — Это — Вера, моя жена! Верунчик, это — Флин Лара! — представил он их друг другу, причем вторую часть произнес по-русски.

— Очень приятно! — улыбнулась Вера и протянула руку.

— И мне отшен! — напыжился Лара, отвечая на рукопожатие, стараясь придать своему лицу улыбчивое выражение.

— Он поживет у нас некоторое время! — продолжал ликовать Савушкин, выделывая пируэты вокруг. — Ты не возражаешь?

Она покачала головой, что должно было означать «нет» и, не желая утруждать американца излишествами русского языка, жестом предложила следовать за собой. Лара поднял с пола свою сумку и кивнул. Она повела его на второй этаж в гостевую комнату.

Она была высокого для женщины роста, примерно метр семьдесят пять, светлые подкрашенные волосы собраны в узел на затылке, открывая изящную шею. Шорты носили явно символический характер, неплохо смотрясь вместе с неким подобием джинсового топа, сшитым тоже с разумной экономией дорогого материала. Если бы Лара был в хорошем настроении, он непременно обратил бы внимание и на стройные загорелые ноги, развитые мышцы икр, напрягающиеся на каждой ступеньке, и на золотую цепочку, окаймлявшую тонкую открытую талию, и на изящные, хорошо развитые руки, также в меру украшенные золотом.

Но, пребывавший в глубокой задумчивости Лара, явно не отдавал должного красоте хозяйки дома. Он кивнул в благодарность, когда она приоткрыла дверь его временного жилища, отрицательно ответил на предложенную помощь и, оставшись наконец один, захлопнул дверь, бросился на огромную деревянную кровать и накрыл голову подушкой. В таком положении он находился примерно минут пятнадцать, пока голос Савушкина из холла не предложил ему спуститься перекусить.

Лара медленно встал, крепко зажмурил глаза, сделал два неуверенных шага к окну, выходящему на крыльцо дома. Остановился. Вернулся вглубь комнаты, порылся в глубине сумки и извлек нательную кобуру с вложенным пистолетом. Прицепил ее на пояс под широкой пестрой рубашкой, помотал головой, словно конь, и решительно вышел в коридор.

…За накрытым столом они болтали о всякой ерунде, согласовав между собой взглядами не посвящать Веру в подробности охоты.

— А папа тоже вернулся? — поинтересовалась Вера, откусывая огромный кусок хрустящей булки с ветчиной и традиционными листами китайской капусты.

Савушкин побледнел. Лара оказался более собранным. Он не стал замирать с поднятым стаканом или давиться куском. Предполагал, рано или поздно, но такой вопрос будет обязательно задан. А может, просто он был погружен в свои мысли и не среагировал должным образом на каверзный вопрос, заданный к тому же на русском языке. Савушкин, не дождавшись поддержки от американского друга, пролепетал:

— Они со Славкой остались до завтра, как и хотели. — его голос окреп. — Это Флину приспичило вернуться в столицу!

Вот теперь Лара поперхнулся и уставился на Савушкина. В его глазах явно читался вопрос, какого это хрена ему приспичило возвращаться в Москву. Но Савушкин уже закусил удила:

— Звонили из банка. У них возникли какие-то проблемы со съемом его квартиры… То ли ремонт всего дома грядет, то ли еще что… — он вполне убедительно пожал плечами. — И мы решили, пока он поживет у нас. А там и основные вещи перетащим!

Он широко и искренне улыбнулся и победно взглянул на Лару, полагая, теперь американцу отрезаны все пути к отходу. Но Лара, отрешившись от всех проблем, снова витал в астрале, что Савушкин принял за свою окончательную победу.

Спустя некоторое время Лара встал из-за стола.

— Пройдусь. Прогуляюсь. Посмотрю, как тут у вас, что и где…

Хозяева кивнули. На вопрос банкира, не сопроводить ли его, американец лишь отрицательно мотнул головой.

Выйдя за ворота, он некоторое время неуверенно мялся, не в состоянии определить, куда же ему направиться. Он не знал. Просто он не мог дольше оставаться в доме с людьми…