— Именно для такого случая.

— Не ври.

— На двух лошадях быстрее едешь. Одна устанет — пересаживаюсь на вторую. Говорят, что в дальних степях всадники и на четырех конях ездят. Так можно целый день галопом скакать. Скажи, Елена, я тебе нравлюсь? Правда я обаятельный? Ты тоже обаятельная. И высокая. У меня такой высокой девушки никогда еще не было.

Несмотря на то, что Ширин прекрасно понимала, что он за человек, сердце у нее екнуло слегка, грудь переполнилась — от открывшихся возможностей. Также, она понимала, что лучше бы эти возможности не использовать.

— Ладно, — сказала она. — Давай сюда лошадь.

— Не дам.

— Почему?

— Ты не ответила на мой вопрос.

— И не собираюсь. Давай лошадь.

— Нет.

Ширин протянула руку и схватила уздечку.

— Э, — сказал Лель.

— Хочешь я дам тебе в глаз? — осведомилась она.

— Ну уж сразу и в глаз.

— Отдай уздечку.

— Не отдам.

Она подумала, что он сейчас, как Гостемил, покажет ей язык. Но он не показал ей язык. Тогда она бросила лук и схватила его свободной рукой за запястье. Он вскрикнул от неожиданности и боли, отскочил, затряс рукой. Ширин усмехнулась.

— Ты что! — крикнул он. — Больно же!

— Сам напросился.

Подняв лук, она пристроила его к седлу, перекинула лямку сумы через плечо, поправила бальтирад, и сунула ногу в стремя.

— Ну и езжай, — сказал он. — Подумаешь. Все равно князя там нет.

Ширин выпростала ногу из стремени.

— Как это — нет? И откуда тебе известно, куда я еду?

— Как тебя просто поймать на слове. Сама же и призналась, что едешь к князю.

— А зачем мне это скрывать?

— Ну, как же… Я могу, например, рассказать об этом кому-нибудь.

— Не можешь.

— Почему же?

— Потому что я тебя сейчас убью.

Он почти поверил и попятился.

— Ну, знаешь ли, — сказал он.

— Не бойся, это быстро, — пообещала она, приближаясь.

— Елена, я пошутил, я… да постой же!..

Она схватила его за горло.

— Пошутил… — прохрипел он.

Одним движением она швырнула его на землю.

— Трус презренный, — сказала она. — Трусам никто не верит. Езжай, рассказывай.

Он поднялся на ноги и оглядел себя.

— Удивительно, — сказал он. — Три дня ехал, берег одежку, следил, чтобы грязь на нее не попадала. Вечерами чистил. И вот — встретился с тобой, и весь в грязи.

Ширин вскочила в седло.

— Езжай, езжай, — сказал он. — Князя ты там не найдешь.

Ширин обернулась.

— С чего ты взял, что его там нет?

— Справки навел по дороге.

— Ты глуп.

— Возможно. Но ведь ты рассчитываешь встретить его еще до Первого Волока? Идут, мол, по реке драккары. Не так ли?

— Тебе-то что?

— А то, что отклонился князь от обычного своего пути. Доедешь ты до Волока, переправишься, и дальше поедешь. И, возможно, у Второго Волока спросишь кого-нибудь, не встречали ли князя? А они задумаются, бороденку почешут, травинку пожуют, да вдруг спросят, «Князя-то?» И ты, топнув от нетерпения ногой, скажешь, «Да, князя! Встречали?» Они еще подумают, да скажут, «В позапрошлом году встречали. Псковского. Только запамятовали, как звать его».

Ширин засомневалась.

— Ну так где же князь? — спросила она. — По-твоему?

— Драться не будешь?

— Буду, если не скажешь.

— Ага, ну что ж. Дерись.

Лель взял вторую лошадь под узцы, погладил ей гриву, и вдруг одним прыжком вскочил в седло.

— Ты врешь, — сказала Ширин.

Лель не ответил.

— Постой.

Он пожал плечами.

— Постой же.

Он развернул коня.

— Куда же ты?

— В Киев, — сказал он. — Там интереснее. А вообще-то соображать надо, Елена Прекрасная! — он снова развернул коня. — Едет за тобой человек три дня, все бросил, и все для того, чтобы его во лжи уличили, так, что ли? Не нравлюсь я тебе — так и скажи, но зачем же напраслину возводить?

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.

— Ну, хорошо, — сказала Ширин. — Не врешь ты. Так где же князь?

— В Хоммеле.

Это слово Ширин слышала не впервые, но одно дело — слышать, и совсем другое — знать, где такое место находится. С таким же успехом он мог сказать — в Гималаях. Лель смотрел на нее, молчащую, и в конце концов показал рукой:

— Это там.

А она все молчала.

— Ты не оцениваешь ли меня? — спросил он, снова улыбаясь. — Мол, не гожусь ли я в сопровождающие?

Еще немного помолчав, она сказала серьезно:

— Годишься.

— Как я рад, — восхитился он. — Радость моя не поддается описанию и не знает границ. Эпическая она, моя радость.

— За лошадь спасибо тебе.

— Уж я думал — не дождусь слов благодарности. Ну, что ж, есть в Хоммель два пути, Елена. Целых два, — он поднял указательный и средний палец и показал ей. — Один — относительно гладкий. Но длинный, хвестовый. Там нужно все время делать привалы, пить вино и петь саги противным голосом. И второй — для тех, кто спешит, или кому лень долго ехать. И для охотников еще. Преимущества второго такие — быстрее доедешь, раз. Есть на полпути охотничий домик, где можно переночевать — два.

— А недостатки?

— Временами узко, скользко, дикие звери шастают, а охотничий домик предназначен для людей местного годсейгаре, а не для сторонних путников или, скажем, тех, кто охотится там без спросу.

— А…

— А проверяющие, бывает, заезжают. Впрочем, род Голубкиных достаточно знатен, чтобы указать проверяющим их незавидное в сословной иерархии место.

— Тебя зовут Лель? — уточнила она.

— Если тебе удобнее, можешь звать меня Навуходоносор или Эврипидес. Мне в общем то все равно. Можно также — Парис, но Елена и Парис, согласись, это слишком.

Выбирать не приходилось. Ширин последовала за Лелем. Говорил он очень убедительно. Временами она его понукала — ему все время хотелось замедлиться и завести разговор на отвлеченные темы.

Меж тем воздух заметно потеплел, и грязный снег начал стремительно таять. Ответвление от хувудвага, на которое они свернули, оказалось узкой, невероятно скользкой тропой.

— Как бы медленно мы не ехали, — объяснил Лель, — все быстрее, чем обычным путем. В отрочестве моем я часто охотился в этих живописных местах.

— Ты учти, — сказала Ширин, — что если ты меня обманываешь и заманиваешь куда-то, я тебя убью.

— Все-таки ты ужасная зануда, Елена, — недовольно откликнулся Лель, поворачивая к ней голову. — Сказала раз, сказала второй — сколько можно? Князь в Хоммеле, и едем мы в Хоммель.

А ну как вовсе он не в Хоммеле, подумал он. Мне так сказали купцы — ну и что? Будь я на месте этих купцов, может, я тоже сказал бы, что князь в Хоммеле. Эка незадача — она ведь действительно меня порешит, если князя в Хоммеле нет. Мощная девушка. Даже не знаю, почему она мне так нравится.

Чуть за полдень остановились передохнуть и поесть. У Ширин не было опыта разведения огня в промозглых северных широтах — кругом влага, в воздухе, в земле, в деревьях. Но Лель, действительно опытный охотник, имел при себе и сухой мох, и нужной величины камни. Собрав хвойных веток, он запалил мох, и вскоре они сидели возле весело горящего елового костра, рядом, на попоне, и ели солонину, и пили из фляги самое настоящее вино.

Лель, не имевший причин ничего скрывать кроме, возможно, любовных похождений, кои в присутствии женщины велит нам скрывать хорошее воспитание, поведал в ответ на вопрос Ширин, что наукам и премудростям обучали его греческие и славянские наставники, коих нанимали ему родители, а по достижении семнадцати лет отец снабдил его средствами и отправил в путешествие по белому свету с условием, что из каждого большого города, в каком остановится, сын будет слать ему грамоты. Лель посетил Константинополь, Рим, Флоренцию, Венецию, Геную, и вернулся умудренный (и сразу по возвращении вступил в скандальную связь с высокородной особой, и отцу его пришлось идти на поклон к Ярославу — улаживать и заглаживать. Об этом эпизоде своей биографии Лель умолчал по вышеуказанной причине). Ширин же по понятным причинам свою биографию скрывала, а Лель не настаивал — ему было неинтересно, не говоря уж о том, что рассказывать Ширин не умела. Попыталась было рассказать об истории Моровичей и учрежденной семенем олеговым страшной несправедливости, но вовремя заметила отсутствующий взгляд Леля. Он спохватился, стал делать внимательные глаза, но было поздно.