Изменить стиль страницы

Так умолять, так ластиться могут только женщины! И какой настоящий мужчина устоит перед этой лаской!

Ева легла на землю и подползла к Челу, извиваясь всем телом и виляя хвостом. Она нежно и пылко стала облизывать его — его лапы, его грудь, его морду, его нос, его окровавленный бок. Она поскуливала и повизгивала, и все подталкивала его тихонько в сторону леса. Она то вскакивала, то ложилась на землю опять, то вдруг отбегала к деревьям и возвращалась снова.

И Чел, превозмогая все нарастающую боль, и собрав все таяющие силы, встал и пошел за волчицей.

Слабый серый рассвет забрезжил над лесом. Снег покрывал мерзлую землю, как тонкая бумажная салфетка. Обледенело шелестели голые ветки кустов. Чел шел за Евой след в след, оставляя за собой брызги ярко-красной крови, которая тут же застывала на морозе.

Чел уходил, чтобы уже никогда, никогда не вернуться к людям. Как ни любил он своих хозяев, маленькую девочку Дашу, свой уютный и теплый дом, — волчицу он любил еще сильнее. Не он выбрал дорогу в лес. Его любовь.

Для Наташи это ужасное утро началось с выстрелов, лая и визга. Когда она выскочила на улицу, то уже не увидела ни Евы, ни своего Чела. Она узнала, что все это натворил Витек — ей сказали об этом соседи. Но Витек куда-то скрылся, перепугавшись.

Ей сказали, что собаки убежали в лес, и к тому же они загрызли соседского пса Карая. Наташа долго бродила по опушке леса, пока не набрела на кровавый след. Она продиралась по следу через кусты до тех пор, пока след не потерялся в глухом овраге. А таких оврагом было в этом лесу множество. Наташа долго звала Чела и Еву. Потом села на поваленное дерево и заплакала. Она плакала от бессилия и от жалости — к Еве и Челу, и к себе самой… Она понимала, что ничем и никак они с Володей не смогут наказать этого деревенского вандала-убийцу. Она плакала о Челе, потому что знала, что они его больше никогда не увидят.

— Увела… Надо же, нашего Чела увела… — Наташа вдруг почувствовала, что она сильно замерзла. Она медленно побрела обратно.

Нужно было срочно звонить Володе. Позвонить и все рассказать Эле. Кто был ранен — волчица или Чел, Наташа не знала. Боже мой, — думала она, — ведь мы могли бы спасти, вылечить их, если бы они не ушли в лес… Внимательно рассматривая следы, Наташа все же подумала, что ранен скорее всего Чел. И от этого знания ей стало только еще тяжелее.

Я только что отвела в садик Руслана, и уже одевшись, стояла перед зеркалом и подкрашивала губы, как зазвонил телефон. Когда я услышала плачущий голос Наташи, у меня екнуло сердце и словно бы пропало вовсе: внутри меня стало пусто и гулко.

— Что, что случилось, Наташка?! — я кричала в трубку, а слезы уже закипали у меня в глазах.

Наташка говорила долго, бессвязно, все время всхлипывая. В них стреляли деревенские. Ева и Чел убежали в лес, пропали, не вернулись. И кто-то из них ранен, истекает кровью. Это было все, что знала Наташа.

Я проклинала себя за то, что не увезла Еву сразу же, а оставила ее еще на несколько дней. Если бы я увезла ее — ничего бы не случилось! Ах, как я хотела вернуться во времени на несколько дней назад! И мне было одинаково жалко и Чела. Если он погибнет, если ранен именно он — то все это из-за меня, из-за моей нерасторопности. Ведь мне ясно сказали — что нужно увозить оттуда Еву…

Мы с Володей договаривались привезти Еву в субботу. Буквально послезавтра. И мы уже опоздали.

Конечно, мне было не до работы. Даже Володя бросил своих партнеров по бизнесу, и мы помчались с ним вместе в деревню. Мы долго, все втроем ходили по лесу и звали Еву и Чела. Мы надеялись, что они не ушли далеко, что услышат нас и отзовутся. Я была совершенно уверена, что если бы только Ева слышала меня — она обязательно бы вышла на мой голос. Мы также, как и Наташа, потеряли их следы в овраге. После полудня вдруг повалил столь долгожданный снег. Этот снег с каждой минутой уничтожал нашу последнюю надежду. Он заметал все следы, и мы уже совершенно запутались в этих оврагах, полянках и перелесках, мы почти ничего не видели в этой сплошной стене бурана. Надежды, что мы обнаружим раненую собаку, и быть может, еще сумеем спасти ее, больше не было.

Я вернулась домой измученная, замерзшая и какая-то отупевшая от свалившегося на нас несчастья. Это было несчастье вдвойне, потому что пропала не только моя волчица, но еще и любимая собака моих друзей. И виновата в этом была только я одна…

Когда Руслан, придя домой из садика, спросил меня, скоро ли мы поедем за нашей Евой, я не выдержала и расплакалась.

— Она убежала в лес, сынок. Она захотела жить на свободе. Я сегодня была у тети Наташи…

— Как, аника?! Наша молчица убежала в лес? И она не придет к нам больше?

— Нет, Руслан, наверное, она не придет. Волки ведь рождены для того, чтобы жить в лесу, а не в городе, с людьми.

— Неправда, Ева нас любит! — Руслан тихо заплакал, — Вот увидишь, она придет, она только погуляет немного по лесу и придет!

Я долго гладила его по голове. Вдруг на какой-то миг мне и самой показалось, что Ева придет.

— Может быть, ты и прав. Мы с тобой будем ждать, ладно?

— А она сегодня ночью придет, аника? Тогда я не буду спать ложиться, я ее подожду у окна, ладно?

— Нет, сынок, сегодня она не придет. Ведь до нас ей очень долго надо идти. Давай больше не будем плакать, ладно?

Руслан заснул. А я долго не могла уснуть. Я снова стояла у окна, я слушала вой и рев ветра, снег шуршал о стекло и летел плотной косой волной. Я все представляла, как они там, Ева и Чел, в этом буране, в этом холоде, в темноте. Куда они бредут, да и живы ли они вообще?

Кассиус Челти оф Кэрраней, голубая кровь, собачья элита, обладатель золотых медалей, внесенный в мировые каталоги породы немецких овчарок, — лежал под корнями старого поваленного дерева. Рядом, прижавшись к нему, словно пытаясь его согреть, лежала волчица. Метель, зарядившая с полудня, превратилась в снежный ураган, и снег заносил лес, овраги, поляны и дороги. И скоро занесло и дерево, под которым укрылись собака и волчица.

Чел потерял очень много крови. Он слабел теперь с каждой минутой. Жизнь медленно уходила из него, нехотя покидая это могучее крепкое тело. Его здоровый организм все еще боролся — любая другая собака давно бы уже погибла от глубокой раны в боку и большой потери крови.