Мичи помолчал, потом сказал:

– Некоторым из нас будет очень вас недоставать.

– Рад это слышать. Мне тоже будет недоставать кое-кого из вас.

– Завтра я уезжаю домой, поэтому хочу попрощаться сейчас. Думаю, что я выдержал экзамены? Теперь-то вы можете мне сказать, не правда ли? А то я узнаю это только на будущей неделе.

– Да, вся ваша компания выдержала хорошо. Впрочем, Дрю провалился. Он ваш друг?

– Нет, слава Богу. Что ж, я очень доволен. Ну, прощайте. Значит, в будущем году мне все-таки придется работать над предметом Недди.

– Да, похоже на то. – Диксон переложил свой сверток под левую руку и обменялся с Мичи рукопожатием. – Желаю всего хорошего.

– И я вам тоже.

Диксон зашагал по Университетскому шоссе и слишком поздно спохватился, что не бросил последний взгляд на университет. Он чувствовал себя легко и беззаботно, для человека в его положении это было совсем неплохо. Сегодня он уедет домой – он так или иначе уехал бы, дня через два. Он вернется на следующей неделе за вещами, увидит Маргарет, и так далее. Увидит Маргарет… «Ва-о-о-у-у! – произнес он про себя, подумав об этом. – И-о-о-у-у-бр-р-р!» Она живет так близко от него, что бегство из этого города, в сущности, – шаг не вперед, а только чуть в сторону. И это хуже всего.

Он вспомнил, что условился сегодня встретиться с Кэчпоулом. Чего хочет от него этот тип? Впрочем, не стоит ломать над этим голову; самое главное придумать, как убить время до встречи. Придя домой, он промыл синяк под глазом, уже начинавший бледнеть, хотя толку от этого было мало – новый оттенок казался еще уродливее. Затем последовала беседа с мисс Кэтлер о продуктах и о чистом белье; потом он побрился и принял ванну. Сидя в воде, он услышал телефонный звонок; через несколько секунд мисс Кэтлер постучала в дверь.

– Вы здесь, мистер Диксон?

– Да, а в чем дело, мисс Кэтлер?

– Вас просит к телефону какой-то джентльмен.

– Кто такой?

– Боюсь, я не разобрала имени.

– Кэчпоул?

– Простите? Нет, по-моему, не так. Имя было вроде длиннее.

– Ну ладно, мисс Кэтлер. Будьте добры, спросите номер его телефона. Я позвоню ему через десять минут.

– Хорошо, мистер Диксон.

Диксон стал вытираться, недоумевая, кто бы это мог быть. Бертран с какими-то новыми угрозами? Это было бы неплохо. Джонс, интуитивно догадавшийся о судьбе страховых полисов? Возможно. Декан, вызывающий его на экстренное заседание университетского совета? Нет, нет, только не это!

Одеваясь, он думал о том, как славно не иметь никаких обязанностей. Он за многое вознагражден тем, что перестал быть лектором, и особенно тем, что не надо читать лекции. Он натянул старый свитер для поло в знак того, что порывает с ученым миром. Брюки он надел те самые, что были порваны на сиденье в машине Уэлча; теперь они уже искусно заштопаны руками мисс Кэтлер. Возле телефона он нашел бумажку с номером, который мисс Кэтлер записала своим полудетским почерком. Имени она, правда, опять не разобрала, но по номеру Диксон не без удивления определил, что его вызывали из деревушки, расположенной в нескольких милях от города, в противоположной стороне от жилища Уэлчей. У него не было там знакомых. На звонок ответил женский голос.

– Хелло, – сказал Диксон, подумав, что можно было бы написать диссертацию о значении телефона в жизни праздного человека.

Снова ответил женский голос.

– А мужчина у вас там есть? – спросил Диксон слегка растерянно.

– Мужчина? Кто это говорит? – неприязненным тоном спросила женщина.

– Меня зовут Диксон.

– О, мистер Диксон! Одну минутку!

Короткая пауза, и затем послышался мужской голос; говорящий держал трубку у самого рта:

– Хелло! Это вы, Диксон?

– Да, я. Кто говорит?

– Гор-Эркварт. Вас уже выставили?

– Что?

– Выставили вас, говорю?

– Да.

– Прекрасно. Значит, я не выдам секрета, если мы поговорим об этом. Ну, и каковы же ваши планы, Диксон?

– Я думаю стать учителем в школе.

– Вы уже твердо решили?

– Нет, не очень.

– Прекрасно. У меня есть для вас место. Пятьсот фунтов в год. Приступите к работе сразу же, в понедельник. Жить будете в Лондоне. Согласны?

Диксон обнаружил, что все-таки способен не только дышать, но и говорить.

– А что за место?

– Нечто вроде личного секретаря. Впрочем, корреспонденции будет не так уж много – этим занимается одна девица. Главным образом надо принимать разных людей или говорить им, что я занят и принять их не могу. Подробности расскажу в понедельник утром. В десять часов у меня, в Лондоне. Запишите адрес. – Он продиктовал адрес и спросил: – Ну как, теперь все в порядке?

– Да, спасибо, я чувствую себя хорошо… Вчера я лег в постель, как только…

– Нет, ваше здоровье меня не беспокоит. Вы все поняли? Приедете в понедельник?

– Да, разумеется, большое вам спасибо, мистер…

– Ну ладно, значит, увидимся в…

– Одну минуту, мистер Гор-Эркварт. Я буду работать вместе с Бертраном Уэлчем?

– С чего вы взяли?

– Мне казалось, он просил у вас место.

– Это место получили вы. Я с первого взгляда понял, что младший Уэлч никуда не годится. Как и его картины. Очень жаль, что он сумел опутать мою племянницу, очень жаль. Но ей этого не втолкуешь. Упряма, как ослица. Хуже, чем ее мать. Вот так. Думаю, с работой вы справитесь, Диксон, не потому, что вы очень подходите для этой или любой другой работы, подходящих ведь много. В вас нет ничего неподходящего, а это бывает гораздо реже. Есть еще вопросы?

– Нет, благодарю вас…

– В понедельник, в десять утра. – Он повесил трубку.

Диксон медленно поднялся из-за бамбукового столика. Какими звуками выразить свой безумный, почти благоговейный восторг? Он втянул в себя воздух, чтобы издать счастливый рев, но звон часов на высоких ножках, донесшийся с каминной полки, вернул его к обыденной жизни. Половина первого – на это время назначена встреча с Кэчпоулом. Они будут говорить о Маргарет. Стоит ли идти? Он переедет в Лондон, и проблема Маргарет станет менее важной или по крайней мере менее срочной. Но все же любопытство пересилило.

Выходя из дому, он с восторгом смаковал отзыв Гор-Эркварта о картинах Бертрана. Он так и знал, что картины – дрянь. И вдруг походка его утратила веселую упругость – он вспомнил, что у Бертрана, безработного и бездарного, все же есть Кристина.

Глава XXIV

Кэчпоул, уже поджидавший Диксона в пивной, оказался высоким и худощавым юношей лет двадцати с небольшим. Он был похож на ученого, старающегося выдать себя за банковского клерка. Он заказал для Диксона пиво, извинился за то, что отнимает у него время, и после нескольких общих фраз сказал:

– Мне кажется, лучше всего рассказать вам истинные факты. Вы согласны?

– Да, но как я могу проверить, истинны эти факты или нет?

– Никак, конечно. Но если вы знаете Маргарет, то, конечно, сами убедитесь в их достоверности. Кстати, не будете ли вы добры сперва объяснить мне несколько подробнее то, что сказали по телефону о ее здоровье?

Диксон объяснил, попутно намекнув на отношения, которые сложились у него с Маргарет. Кэчпоул слушал молча, глядел на стол и, слегка нахмурившись, перекладывал то так, то этак две обгорелые спички. Волосы у него были длинные и взлохмаченные.

– Очень благодарен вам, – сказал он наконец. – Это значительно проясняет дело. Теперь я вам расскажу, что происходило на самом деле. Во-первых, что бы ни говорила вам Маргарет, мы с ней никогда не были любовниками ни в смысле чувств, ни, так сказать, практически. Насколько я понимаю, это для вас ново?

– Да, – сказал Диксон. Как ни странно, он вдруг испугался, словно Кэчпоул хотел затеять с ним ссору.

– Так я и думал. Ну вот, я познакомился с Маргарет на каком-то собрании и вдруг, сам не знаю как и почему, стал встречаться с нею, водить в театр и на концерты, ну, и тому подобное. Вскоре я убедился, что она принадлежит к тем людям – чаще всего это бывают женщины, – которые не могут обойтись без нервного напряжения. Мы стали ссориться буквально без всякого повода. Я, разумеется, был не настолько глуп, чтобы сойтись с нею, но вскоре она стала вести себя так, будто мы близки. На меня посыпались обвинения, что я ее обидел, что я невнимателен, что я стараюсь унизить ее перед другими женщинами, и так без конца. Вам это знакомо?