— Женя, сынок, — начал он. — Не надо мне ничего рассказывать! Я все знаю.

У меня перехватило дыхание: «Кто ему рассказал? Лёнька? Глупости, — оборвал я себя, — Лёнька не такой, он ничего не расскажет, даже под пыткой не выдаст».

Я чуть-чуть успокоился и стал напряженно слушать, а в голове у меня проносилось, как я сейчас ему все расскажу, как буду горячо отстаивать свою жизненную позицию, как постараюсь быть убедительным. Я ждал, что он мне сейчас скажет. А он продолжал, как бы извиняясь:

— Я знаю, Женя, вы вчера вечером были в кафе. — Я кивнул. — Ну так вот, — продолжал он, — в общем, мне передали, неважно кто, что Леонида… видели там с какой-то девушкой… а я знаю, что вы были там вместе. Ну, и потом, когда доктор тебя осматривал, я окончательно все понял…

Когда я все это услышал, у меня даже непроизвольно открылся рот от потрясения. Вы можете себе представить, какое у меня было лицо. Отец, видимо решив, что я собираюсь что-то сказать, воскликнул:

— Не надо мне ничего объяснять, сынок. Это я сам виноват. Я, старый дурак, забыл, что ты уже не тот маленький мальчик, который катался на своем велосипеде по моему кабинету… — он нежно улыбнулся воспоминаниям. — Я-то и не заметил, как ты вырос, Женя. Вот, уже юноша… да нет, даже мужчина. Мне давно надо было об этом подумать, как-то поговорить с тобой, подготовить, что ли… Этим летом ты очень изменился, стал другим, чем был раньше. Все заметили, как ты переживал, плакал часто, а я-то, дурак, не понимал — от чего. А оказывается, все просто… — Он говорил это, а я не знал, куда девать глаза от стыда: я так покраснел, что даже вспотел, но это выглядело вполне уместно. — И он продолжал: — А ты оказался намного умнее меня! Пока я хлопал ушами — ты взял и все вопросы решил сам. Это по-нашему, по-золотовски! — он захохотали крепко меня обнял. Потом, видно, приглядевшись вблизи к моему воротничку, уже несвежему по нашим меркам (а я так и лежал в той рубашке, в которой провел вчерашний день, боясь раздеться). Отец брезгливо поморщился: — Женька, давай поменяем твою рубашку — теперь-то стесняться нечего, — он подмигнул, подошел к шкафу и достал одну из моих маек, белую и чистую. — Ты сядь, я тебе помогу.

Зайдя сзади, со стороны подушки, он помог мне снять рубашку, и… увидел меня во всей красе. Я имею в виду спину. А мне уже было все равно. Он осторожно погладил меня по плечу, видно, боясь сделать больно, и произнес даже с каким-то уважением:

— Ну, знаешь, сынок, в годы моей молодости у нас были вкусы значительно… м-м… примитивнее. Я смотрю, вы провели время достаточно разнообразно, я даже не знаю, что сказать… — он снова рассмеялся: — Похоже, за один вечер ты успел больше, чем я за тридцать лет! — Он осторожно помог мне надеть белую майку и сказал: — Ты знаешь, я думаю, мы должны это отметить, а?

Я весело кивнул, и он ушел на кухню.

Вы, конечно, понимаете, как я был потрясен и как рад этому неожиданному повороту. Такое облегчение, прямо камень с души! Все получилось само собой, мне ничего не пришлось выдумывать.

«Ну, что ж, — подумал я, — я ничего не соврал. Все именно так и было. Почти так. Прости, отец, что скрыл от тебя кое-какие подробности. Ну, да ладно, я думаю, это к лучшему, вряд ли они бы тебе понравились».

Отец вернулся, неся стаканы и напитки, поставил на столик возле кровати и налил: себе — коньяк, мне — гранатовый сок, и тоже подлил в сок немного коньяку и дал соломинку для коктейля. Мы чокнулись и выпили. Я сразу согрелся и почувствовал себя лучше.

— Женька, — спросил он с интересом, — а ты хоть можешь мне сказать, ну, просто так, для истории, как звали ваших девушек? Если не секрет… — он плеснул мне еще коньяку.

Я заулыбался, отводя взгляд и думая, как ответить.

— Скажу одно, — произнес я скромно. — Леонид танцевал с Женей.

— Ну вот, видишь, — отец развел руками, — видишь, как все в этом мире взаимосвязано!.. И последнее, — сказал отец, немного погодя, — думая, что все-таки будет не лишним показать тебя психологу, хорошему психологу. Я уже договорился с Иваном Алексеевичем (речь шла о профессоре, который меня осматривал), и он обещал устроить нам встречу со своим коллегой — психологом. Иван сказал, тебе это необходимо, у тебя сейчас очень важный период в жизни (я кивнул — еще бы!), новый круг общения, и желательна консультация специалиста. Он говорит — это великий мастер своего дела, он как раз помогает подросткам в общении с юношами, то есть помогает в общении подросткам и юношам. Согласен? — Я, конечно, согласился. Я бы сейчас согласился даже на хирурга — мастера своего дела, который как раз помогает посредственным танцорам…

Часть 7

— Женька! Женька, просыпайся! Пришел твой друг! Хватит спать!

Я открыл глаза. Вся комната была залита солнечным светом. За окном шумела листва. У моей постели стоял отец и встряхивал градусником.

— Сколько времени? — спросил я, зевая и сладко потягиваясь.

— Полдвенадцатого. Просыпайся, к тебе пришел Леонид. На, возьми, подержи. — Отец протянул мне градусник.

— Лёнька пришел? — у меня приятно дрогнуло сердце и перехватило дыхание. Сон сразу улетучился. Я машинально взял из рук отца градусник, быстро поправляя волосы — было как-то неудобно просить у отца зеркало и расческу — получилось бы смешно. Почему я так волнуюсь, почему так смущен после того, что произошло тогда ночью в яблоневом саду, словно мы должны увидеться впервые!

— Лёня, заходи! — позвал отец.

Дверь открылась, и в комнату вошел Лёнька. На нем была темно-синяя школьная форма с блестящими пуговицами, белая рубашка и галстук, что ему очень шло. Он был аккуратно причесан.

«Какой он красивый, — подумал я, — как я скучал по нему, как долго его не видел!»

— Привет, Женька! — сказал он просто.

— Привет! — ответил я и пожал протянутую мне руку. Какая она сильная и надежная, какой я дурак! Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись, как обычно. Мне сразу стало легко на душе, сразу ушли тревоги, и я вдруг понял, как необычайно счастлив.

Лёнька осторожно присел в кресло у моей постели, продолжая держать меня за руку и, не отрываясь, смотреть на меня, словно видел впервые. Как интересно: мы, наверное, совсем одинаково думаем и чувствуем…

— Откуда ты взялся? — спросил я, улыбаясь. — Почему ты пришел? Ты же должен быть в школе, уроки ведь еще не кончились.

— А у нас была сначала торжественная линейка, потом общее собрание в актовом зале, а потом всех отпустили домой, — простодушно объяснил он. — Ну, а я сразу же пошел к тебе. Тебя же не было, знаешь, как я испугался!

Мы снова рассмеялись.

— Как хорошо иметь такого друга: настоящего, проверенного в деле, правда, Женя? — сказал отец весело. — Смотри, Леонид, какое у него счастливое лицо! Надо же, смотри, покраснел! Совсем, как девчонка. Давай-ка сюда градусник! Ну вот, температура уже нормальная. Как ты вообще себя чувствуешь? Уже лучше?

Я лежал расслабленный, веселый, в своей постели, в комнате, залитой осенним солнцем, держал Лёньку за руку и чувствовал себя абсолютно счастливым и, как следствие, почти совершенно здоровым. Так я и сказал отцу.

— Ну, вот и прекрасно, все-таки хорошие у Ивана лекарства, дорогие, но хорошие! Так что можешь встать, если хочешь, хватит валяться, — он улыбнулся. — Но из дому пока никуда, минимум неделю. Ты уже достаточно погулял. Вот что, ребята, — он посмотрел на часы, — мне нужно по делам. Оставляю его, Леонид, на твое попечение. Смотри, береги его! — он потрепал меня по волосам, и я блаженно зажмурился. — Знаешь, мне этот мальчишка почему-то дорог!

Лёнька серьезно кивнул.

— Мне тоже, — сказал он. — Я буду его беречь!

Все засмеялись.

— Во сколько ты вернешься? — спросил я.

— В шесть. — Отец, подняв воротничок рубашки, завязывал перед моим зеркалом галстук.

— Смотри, не раньше, — сказал я, передразнивая отца.

Лёнька хмыкнул.

— В шесть ноль-ноль. — Отец точными движениями расчески пригладил редкие седеющие волосы. — Чем собираетесь заняться?