Съемки закончились в июле 2003 года, и Джек улетел в Лос-Анджелес, отвеселившись на вечеринке с командой фильма «Стихи о любви». Он приноровился, как Гарри Мокко, читать с бухты-барахты любовные стихотворения незнакомцам; это произошло и в самолете, правда, не целиком по вине Джека. Симпатичная стюардесса попросила его рассказать про следующий фильм, и Джек честно изложил ей историю инвалида, обуреваемого страстью учить любовную поэзию наизусть и читать ее вслух.

– Вот, например, хотите послушать Филиппа Ларкина, «Разговор в постели»? – спросил Джек стюардессу, видимо свою ровесницу.

– Право, не знаю, я ведь замужем, – опасливо ответила она.

Джек не отступал, ведь у него уже столько лет не было ни одной стюардессы!

– Или вот есть Дональд Джастис, «В саду у Бертрама», – продолжил он, словно бы стюардесса не отстранилась холодно, а, напротив, игриво подмигнула ему. – «Джейн глядит на свою юбку, словно та ей не нужна…»

– Эй, эй! Такие стишки я точно не хочу слушать, – сказала стюардесса.

Вот что происходит, когда спрашиваешь у актера про его новый фильм.

Переступив порог дома на Энтрада-Драйв, Джек первым делом позвонил агенту по недвижимости и попросил выставить дом на продажу. Продать это говно к чертовой бабушке немедленно, думал Джек, может, тогда я наконец заживу по-другому.

После этого он направился к доктору Гарсия – впервые за два месяца. Он чувствовал себя новым человеком.

– Ты все равно не решил, где будешь жить, – заметила психиатр. – Тебе не кажется, что ты рубишь сук, на котором сидишь?

Ну да, Джек так и не решил, как жить дальше, но, по крайней мере, решил что-нибудь сделать.

– Ты хочешь сказать, это дом виноват, это он сам по себе, без твоего участия, открыл дверь Люси? – спросила доктор Гарсия. – Ты хочешь сказать, это все родители виноваты – мама лгала тебе, папа тебя бросил и это из-за них ты живешь без царя в голове? Ты хочешь сказать, это из-за них тебя швыряет из стороны в сторону, из одной постели в другую? А ты сам тут вовсе и ни при чем?

Джек молчал.

– Вспомни хорошенько, что и как у тебя было с Клаудией. Если ты правда решил что-нибудь сделать, по-настоящему решил зажить новой жизнью, то тебе нужно найти женщину вроде нее. Тебе нужно решиться на серьезные отношения, пусть не на четыре года, хотя бы на один! Попытайся составить мысленный портрет женщины, с который ты можешь прожить вместе, по-серьезному, один год! Начинать можно потихоньку, но надо начинать.

– Вы же сами говорили мне, что пациентам не полагается заводить романы с психиатрами, – сказал Джек.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Тебе надо вообще перестать заводить романы. Если ты хочешь зажить по-другому, тебе нужно начать жить с кем-то. Тебе не нужен новый дом, тебе нужно найти человека, с которым ты сможешь жить вместе.

– Кого-то в духе Клаудии? Доктор Гарсия, она мне своим «хочу ребенка» всю плешь проела!

– Джек, да, в духе Клаудии, но за вычетом «хочу ребенка». В духе Клаудии – потому что в твоем случае длительными могут быть лишь отношения, похожие на то, что у тебя было с ней.

– Клаудия стала толстая, как пивная бочка, – заметил Джек доктору Гарсия. – Я знаю, ей предстояло жестокое сражение с лишним весом.

– Опять-таки, и этот аспект тоже можно «вычесть».

– Клаудия только что не по потолку бегала, так хотела иметь детей! Она небось уже бабушка! – воскликнул Джек.

– Кто знает, – сказала доктор Гарсия.

Джек не стал винить доктора Гарсия и принял всю ответственность за случившееся на себя. Но само имя Клаудии снова возникло в его мыслях именно после этого разговора с психиатром. С тех пор он все время думал о Клаудии, в частности, в тот вечер, когда ехал домой после ужина. В свою защиту он мог привести только это.

Джек вспоминал, как Клаудия впервые дала ему ключи от своего «вольво» – какое небывалое чувство независимости и самостоятельности, ты молод, ты один и ты за рулем машины!

Он свернул в проезд рядом со своим домом на Энтраде и осветил фарами невозможно прекрасную женщину славянской внешности, она сидела на старом, знакомом Джеку чемодане у него на лужайке. Она сидела совершенно неподвижно, как зачарованная, словно позировала для фотографии рядом с надписью «Продается»; на миг Джек даже забыл, что именно продается. Он решил, продается эта самая девушка, потом вспомнил, черт, это же я сам продаю свой дом. Эта мысль еще не раз побеспокоит Джека в будущем, ибо он оказался прав – девушка в самом деле продавалась, и еще как! Джек и подумать не мог, какую сделку ему предстоит заключить в ближайшие часы!

Он знал, кого видит – или Клаудию, или ее призрак. Удивительно, как он не врезался на «ауди» куда-нибудь, например, в Клаудию, убил бы ее или ее призрак на месте. Но этого не может быть, откуда она тут, подумал Джек. Девушка на лужайке выглядела такой же юной, как Клаудия в годы их знакомства, даже моложе. А ведь Клаудия всегда выглядела старше своих лет и обожала лгать собеседникам про свой возраст.

«Будь ты проклят, Джек. Когда я умру, я буду преследовать тебя, обращусь в призрак, и тогда держись! Клянусь тебе. Я стану являться тебе еще до того, как умру!» – сказала ему, подъезжая к Дарему, Клаудия.

Она обещала являться Джеку призраком, поэтому, вероятно, его придется простить за то, что он и правда поверил – на чемодане, рядом с надписью «Продается», сидит ее тень. Да, призраки обычно путешествуют без чемоданов, но, может, ее просто выгнали из рая или из ада, с вещами на выход – а может, ее миссия по преследованию Джека требовала частых смен гардероба. В конце концов, Клаудия ведь актриса, она любила театр куда больше Джека. Можно считать, что чемодан для нее реквизит.

Джек собрал волю в кулак, выкарабкался из «ауди» и подошел к девушке, с трудом передвигая ноги. Он знал, что бежать бессмысленно – от призрака не скроешься. Но фары «ауди» гасить не стал – когда имеешь дело с призраком, хочется, по крайней мере, видеть его. Какой идиот станет говорить с призраком в темноте?

– Клаудия? – дрожащим голосом произнес Джек.

– Джек, сколько лет, сколько зим! Я не видела тебя целую вечность! – сказала она.

Точно, старая добрая Клаудия, только еще моложе. Такое же умение держать себя на сцене, такой же четко поставленный голос – будто она и сейчас, обращаясь к единственному слушателю, заботится о том, чтобы несчастные на галерке слышали ее, словно сидят в партере.

– Но ты такая молодая!

– Я умерла молодой, Джек.

– Сколько лет тебе было, когда ты умерла? Ты выглядишь моложе, чем я помню тебя по Дарему! Как это может быть?

– Видимо, смерть меня молодит, – сказала она. – Ну, не пригласишь меня в дом? Я до смерти хотела на тебя посмотреть. Я просидела на этой сраной лужайке целую вечность!

А вот это что-то новенькое. Во-первых, Джек ни разу не слышал от Клаудии слово «сраный», во-вторых, такая лексика решительно не в ее духе. Однако кто знает, в каких местах ей пришлось побывать – кто знает, какой у мертвых язычок? Девушка протянула Джеку руки, он помог ей встать; ого, а она, оказывается, не такая уж и пушинка! А говорят, призраки бестелесные, ничего не весят. Как бы то ни было, этому призраку нужно следить за весом, как когда-то в другой жизни.

Она, как и прежде, стесняется своих бедер, одета в такую же длинную, плотную юбку, которую носила даже летом. Такие же массивные груди; для призрака – какими их представляют себе люди – она даже чересчур телесна. Очень плотский попался Джеку призрак.

Он вернулся к машине и погасил фары; на миг ему подумалось, вдруг она после этого исчезнет. Нет, она ждала его, улыбаясь; Джек взял ее чемодан и открыл дверь. Она сразу же направилась к нему в спальню, словно они до сих пор вместе, словно жили друг с другом все эти годы, – а ведь Клаудия ни разу не была в этом доме. Джек в ужасе стоял посреди комнаты, ожидая, пока гостья выйдет из туалета. Господи, я и не знал, что призраки ходят в туалет!