Джек не просто творил на съемочной площадке чудеса с инвалидным креслом, он настоял, что будет ездить в кресле все время, даже когда не снимается. Он притворялся, что сам инвалид. Джек катался по отелю, словно у него отказали не только ноги, но и голова; он заставлял грузить его с креслом в машину и выгружать обратно. Он даже падения тренировал; лучший номер он показал в холле отеля «Трамп интернешнл», что на западной стороне Центрального парка, к нему сбежался весь персонал – Джек сумел опрокинуться в кресле на спину.

В «Трампе» был спортзал, Джек посещал его в кресле. Он ставил кресло рядом с беговой дорожкой и бегал полчаса с таким видом, словно кресло не его.

Когда в фильме кресло выходит из-под контроля Гарри Мокко, рассказчик угощает зрителя обильными порциями Роберта Грейвза; оскомину набивает порой уже одно название, вроде «Любовь – вселенская головная боль», и далее в таком же духе.

Гарри-Джек ползет на четвереньках в туалет, на него смотрит девушка, только что переспавшая с ним, – на ее лице отвращение. За кадром голос Гарри-Джека читает Каммингса: «Я люблю свое тело, когда оно с твоим телом».

Он пытается далее соблазнить девушку с железом на нижней губе с помощью стихотворения Теда Хьюза, но Хьюз тоже вызывает рвотный рефлекс. Гарри и первую строфу не дочитал, как девушка уже бежала прочь по коридору.

Гарри частенько жалеет себя – например, бьется головой о ванну, из которой не может вылезти (скользкая, сволочь); пафос этих моментов совершенно невыносим, для них у героя припасен Джордж Уитер.

«Стихи о любви» – фильм о любви, но в стиле нуар; первые три четверти фильма идет почти сплошной «нуар», последнюю – почти сплошная любовь. Гарри-Джек знакомится в спортзале с молодой женщиной-инвалидом, она совсем недавно «села в кресло»; ветераны вроде Гарри называют таких «новорожденные». Гарри сразу смекает, что это ее первое появление на публике в новом статусе; она понимает, что отныне всю жизнь проведет в кресле, но еще не знает, как себя вести. Ей показывает тренажеры инструктор, хвастун, каких мало, Гарри его презирает.

– Эй, ты, оставь новорожденную мне, – говорит ему Гарри и принимается демонстрировать гостье тренажеры – но не просто так, а играя этакую комедию-фарс. Гарри все время что-то роняет, падает, спотыкается – воплощенная неуклюжесть.

– Видите, все это очень просто! – говорит он женщине, имитируя тон инструктора – напыщенно-радостный, какой используют только те, кто заранее знает, что говорит полную чушь. Гарри-Джек возится с креслом и вокруг него, у него ну совсем ничего не получается – это он показывает гостье, что слово «просто» навсегда осталось в ее прошлой жизни, она потеряла его вместе с ногами.

Они в итоге влюбляются друг в друга, и голос рассказчика – да-да, прямо в спортзале – угощает зрителя Хаусменом. «Когда я был влюблен в тебя, как хорошо я вел себя!»

Стыдно, стыдно, Джек Бернс! В Нью-Йорке ты очень плохо себя вел, не то что Гарри Мокко. Джек встретил в каком-то клубе трансвестита-танцоршу; он не мог сосредоточиться на танце, такие мощные были у парня руки и так сильно выдавалось адамово яблоко. За женщину не примешь ни за что, но Джек решил ему подыграть, а тот принялся ухаживать за Джеком. В итоге игра зашла дальше, чем Джек хотел. Он позволил трансвеститу отвезти его в кресле до отеля, а там – в бар. «Дамочка» уселась Джеку на колени, и они стали подпевать доносящимся из динамиков «Битлз», а с ними и весь бар.

Вдоволь наслушавшись, как еще молодой Пол Маккартни воображает, что будет, когда ему исполнится шестьдесят четыре, Джек попытался отослать танцоршу, но «она» настояла, что проводит Джека до номера. В лифте «девушка» снова села ему на колени, они снова принялись петь.

Трансвестит довез Джека в инвалидном кресле до номера, и тут он еще раз попробовал попрощаться.

– Джек, что за глупости, – удивился трансвестит, закатывая кресло в номер.

– Я не буду с тобой спать, – сказал Джек.

– Будешь как миленький, – ответила «танцорша».

Не прошло и минуты, как началась драка. Когда трансвестит хочет секса, он хочет его очень сильно, как мужчина, – что неудивительно, ведь трансвестит и есть мужчина. Драка перешла в настоящую битву, номер получил повреждения, особенно пострадала одна лампа. Нет, кто бы спорил – Джек тоже испытывал сексуальное возбуждение, но даже он знал, что хотеть заниматься любовью и в самом деле ею заниматься – не одно и то же.

– Эй, ну что ты сопротивляешься, ты же хочешь меня, это ясно как божий день, – сказал трансвестит; он успел раздеться догола и разорвать Джеку рубашку. – У тебя же стоит! – повторяла «танцорша», словно Джек сам не обратил на это внимание.

– Бывает, у меня стоит даже во сне, – сказал Джек.

– Смотри, уже и у меня стоит! – заорала «танцорша».

– Я вижу, и груди твои тоже, – сказал Джек.

Груди были твердые, как яблоки, – гость навалился Джеку на лицо.

На этот раз он вовремя заметил и левый хук, и правый апперкот, и удар головой. Может, гость и «танцорша», но явно посещал и другие тренировки; дрался он точно не впервые.

Разумеется, надрывался телефон – наверное, портье, подумал Джек. Соседи доложили, они слышали и как расколотили лампу, и все остальное. Да, видел бы нас Дональд Трамп, ему такое не может не понравиться, подумал Джек, и он даже на миг перестанет глядеть на свой любимый Центральный парк.

А вот и охрана, вскрывает замок двери, но Джеку не до них, он захватил танцору голову и держит. Ох и острые у парня ногти, да еще кусается!

– Так только девчонки дерутся! Ты баба! – бросил гостю Джек.

Он знал, что этим окончательно выведет гостя из себя. Трансвестит накинулся на Джека, как разъяренный тигр, но тот его ждал и отпрянул, оказавшись у гостя за спиной, после чего уложил его брюхом на пол и заломил руки за спину. Тут и охрана наконец открыла дверь, двое громил и ночной портье.

– Мы пришли помочь вам, мистер Бернс, – простите, мистер Мокко, – сказал портье.

– Ко мне пожаловал незваный гость, он явно не в своем уме, – объяснил Джек.

– У него стоит, я это видел! – закричал трансвестит.

Один из охранников и правда думал, что Джек инвалид, он ни разу не видел его вне кресла (даже в кино); куда больше они удивились трансвеститу – судя по их лицам, охранники впервые видели такое.

Джек не стал ложиться спать, а принялся репетировать, как расскажет эту историю доктору Гарсия. Он знал – для этого эпизода психиатр сделает исключение из правила хронологического порядка. Джек сидел, укутав руку в мокрое полотенце, – гость не прокусил кожу, но следы от зубов выглядели ужасно и болели.

Ближе к полудню он позвонил доктору Гарсия со съемочной площадки и все рассказал; что и говорить, Гарри Мокко не влип бы в такую историю ни за что, то ли дело Джек Бернс! Это все Джек про себя говорил, готовился к саркастическим замечаниям доктора Гарсия.

– Ты слишком на многое соглашаешься, Джек, – сказала она. – Даже до лифта этого парня нельзя было допускать, драку следовало устроить в фойе, отделался бы куда легче. И уж конечно, нельзя было сажать его на колени.

– Думаю, устраивать драку в баре все же не стоило, – сказал Джек.

– Но зачем ты вообще позволил ему увязаться за тобой, почему не оставил его в клубе? – спросила доктор Гарсия.

– Он мне понравился, я был сексуально возбужден, – признался Джек.

– Еще бы, что это за трансвестит, на которого не оглядываются! Трансвеститы из кожи вон лезут, чтобы выглядеть для мужчин привлекательно, чему тут удивляться! Но что из этого следует для тебя, Джек? Ведь эти истории каждый раз заканчиваются одинаково.

Он молчал.

– Ты все время попадаешь в неприятности, – сказала доктор Гарсия. – Пока эти неприятности незначительные, пока все заканчивается более или менее удачно. Но ты прекрасно понимаешь, Джек, что вечно так продолжаться не может. Маленькие неприятности обязательно перерастают в большие.