Джек заснул, но ближе к обеду его разбудил телефонный звонок. Говорил Ричард; Джек совсем забыл, что они вместе с Ванфлеком собирались на студию записывать комментарий для DVD-издания «Глотателя». Им предстояло просмотреть еще раз весь фильм, периодически останавливая ленту и вспоминая, какой именно смысл они хотели вложить в тот или иной кадр, почему они решили снять ту или иную сцену именно так, как им пришла в голову та или иная идея, из какого места романа взята та или иная реплика и почему она именно тут, и так далее.
Джек принял душ и оделся. «Оскара» он поставил на пианино и написал записку мисс Вурц (она еще спала). Они вечером идут на ужин, возможно, в компании Билла и Ричарда. Чтобы никто не украл статуэтку и не разбудил Каролину, Джек повесил на дверь номера табличку «Не беспокоить», а портье строго запретил пропускать в номер телефонные звонки.
Затем он вышел на палящее солнце и сел в лимузин к Ричарду и Биллу. У Голландского Психа было жуткое похмелье, а Аннеке посреди ночи рвало.
– Видимо, съела что-то не то, – сказал Билл по дороге в студию. – Почему только я не съел то же самое? Лежал бы сейчас дохлый, и было бы мне хорошо.
Ричард сказал на это Джеку, что проигрыш в оскаровской номинации – хуже любого похмелья.
Они несколько часов провели за работой в студии. Как и в первую встречу в Амстердаме, Джек как бы отсутствовал. Но фильм, их совместное детище, ему нравился, и, посмотрев его заново, Джек вспомнил все подробности съемок и работы.
– А это кто придумал? – то и дело спрашивал Уильям.
– Ты, по-моему, – отвечал Ричард.
В целом можно считать, все прошло на ура. То ли похмелье перестало Билла беспокоить, то ли он мужественно забыл про него, через полчаса после начала его уже было не перебить, иногда он говорил непрерывно десятками минут; Джек был просто потрясен – и как только он все это помнит в мельчайших деталях? И все же голос Голландского Психа тревожил Джека, он все ждал, когда тот скажет: «Ты что, правда знаком с этой дамой?»
Они смотрели фильм, а Джек все вспоминал, как той ночью на Синт-Якобсстраат сказал им, что Элс была ему няней, и как Билл спросил Ричарда:
– Кто она ему? – а потом: – Джек, ты чего плачешь?
А они сидели себе в Голливуде в студии звукозаписи, и Бешеный Билл Ванфлек вещал, как они снимали Эммин фильм, вещал монотонно и не запинаясь, и за гулом его голоса Джек перестал различать слова. Он видел перед собой не студию, а улицу Синт-Якобсстраат, и Бешеный Билл сидит не в кресле, а на мостовой и орет на свою подружку: «Ну и что, я ведь не знал этого!»
И потом, прокладывая путь через квартал красных фонарей, кричит проституткам в окнах: «Спокойной ночи, красавицы!»
Ну, в общем, нужно было сделать дело, и они – Ричард, Билл и Джек – его сделали. Вернувшись ближе к вечеру во «Времена года», Джек застал мисс Вурц за фортепиано; не говоря ни слова, он сел на диван и стал слушать.
Через некоторое время Каролина, не переставая играть, нарушила молчание:
– Джек, я хочу сказать тебе большое спасибо! Мне было так весело! Боже, какая ночь! Особенно для пожилой дамы вроде меня!
У Джека болела шея и большие пальцы ног, наверное, что-то не так сделал в спортзале.
– Но я должна раскрыть тебе одну тайну, – продолжила мисс Вурц. – Не пойми меня неправильно, но даже такая ночь для меня – ничто в сравнении с теми, что я провела с твоим папой. Если бы я никогда не попала на оскаровскую церемонию, в моей жизни все равно остался бы Уильям. И это самое главное.
И тут Джек понял, почему у него болит шея и пальцы ног. Он вспомнил, что ему снилось утром, до звонка от Ричарда. Он на палубе корабля, уходящего из Роттердама; ему четыре года, он мал ростом, не достает до фальшборта. И вот он встает на цыпочки и вытягивает изо всех сил шею, чтобы видеть берег; видимо, Джек несколько часов проспал именно в такой позе. Но конечно, сколько ни тянись, а берега не разглядишь.
Джек Бернс не очень верил в феномен «восстановленной памяти», но в то утро он кое-что вспомнил и, вернувшись из студии, рассказал мисс Вурц, которая все играла на фортепиано. Джек точно знал – он это не выдумал, подсознание вернуло ему частичку прошлого, подлинного, хотя и давно забытого.
– Возьми меня на ручки! – сказал Джек матери, стоя на палубе корабля. Гавань еще была видна, но Джек не мог заглянуть за фальшборт. – Возьми меня на ручки, – взмолился он, – я хочу посмотреть еще одним глазком!
Но мама не взяла его на ручки.
– Хватит с тебя, Джек, ты видел достаточно, – сказала она и взяла его за руку. – А теперь мы идем внутрь.
– Я хочу к тебе на ручки! Я хочу посмотреть еще одним глазком!
Но Алису так просто не возьмешь; ей никто не указ, особенно сын.
– Джеки, мальчик мой, ты слышал, что я сказала? Хватит с тебя Голландии, насмотрелся на всю жизнь!
Как оказалось, мама немного перепутала. Хватит с меня Канады, насмотрелся на всю жизнь, подумал Джек. Ведь из Голландии мама увезла его в Канаду – и в этой стране он не видел папу ни разу.
Глава 33. Дурные предзнаменования
Больше всего на свете миссис Машаду хотела, чтобы мистер Пенис не попал в плохие руки; по крайней мере, так она говорила. Но чьи же это плохие руки, своевольных девиц и жадных до денег женщин? Доктор Гарсия объяснила Джеку, что многие женщины, склонные к сексуальному и иному насилию над детьми, часто искренне верят, что заботятся и защищают их от беды. То, что мы с вами полагаем надругательством и насилием, для них – форма реализации материнского инстинкта.
Доктор Гарсия предположила далее, что от миссис Машаду не укрылся некий недостаток интереса к Джеку со стороны Алисы; она заметила, что та не хочет почему-то проявлять свой материнский инстинкт в достаточной мере.
– Женщины вроде миссис Машаду умеют определять, какие мальчики более ранимы и менее защищены, чем другие, – говорила доктор Гарсия. – Разумеется, если такая женщина еще и знакома с матерью мальчика, ей легче понять, каково положение вещей, – она видит, чего ребенку не хватает.
– Principiis obsta, то есть опасайся начал! – предупреждал когда-то Джека мистер Рэмзи.
Джеку, как мы видим, мама с папой оставили в наследство целый чемодан проблем; зная это, что сказать о Люси? В тот вечер 1987 года ей было четыре, может, пять лет – когда Джек обнаружил ее на заднем сиденье серебристой «ауди» ее родителей, паркуя свой первый и последний автомобиль у ресторана «Стэнс» в Венисе.
В следующий раз Джек увидел Люси в приемной доктора Гарсия в Санта-Монике, год спустя после своей оскаровской победы, то есть в апреле – мае 2001 года. Ей, наверное, стукнуло к тому времени восемнадцать. Джек, конечно, не узнал ее – ну, симпатичная девчонка, наверное, няней у кого-нибудь. Зато она узнала его; впрочем, его-то все узнавали.
За долгую карьеру знаменитости Джек научился не обращать внимания на людоедские взгляды девчонок ее возраста (обычное дело, видят звезду и давай пялиться), но тут было что-то особенное – она глаз не могла оторвать от него, ее внимание было буквально приковано к каждому его движению, к каждому жесту. Ее интерес явно превышал обычный уровень, тот, что бывает у фанаток или любительниц пофлиртовать: нет, тут что-то посерьезнее. Джек чуть было не спросил у секретаря, а не может ли он подождать приема где-нибудь еще; правда, он не знал, есть ли здесь другая комната (кроме туалета и стенного шкафа), но мысль куда-нибудь спрятаться от Люси не давала ему покоя.
Впрочем, решил Джек, это однократная проблема – больше в приемной доктора Гарсия они не пересекались, и он совершенно забыл о девушке.
Джек впоследствии восстановил в памяти день и час своей новой встречи с Люси (ведь в тот день он не узнал ее и, стало быть, не понял, что это новая встреча), потому что в то время готовился к поездке в Галифакс; он не был в городе с самого рождения. Доктор Гарсия предупредила его, что эта поездка небезопасна с точки зрения успеха их терапии; однако у Джека были и другие дела в Галифаксе помимо разыскания обстоятельств первой высадки Алисы на канадский берег.