В дверь постучали, сначала тихо, потом все громче и настойчивее. Конечно, Сами Сало стучал по-другому, но Джек отлично вписал стук в свой сон, где был счастливым отцом.

– Мария-Лиза, ты здесь? – раздался из коридора мужской голос. Потом мужчина произнес фразу, которую Джек не понял – видимо, по-фински.

Беременной тренерши и след простыл. Джек проснулся, он лежал в постели один; он пошел в ванную и обвязал бедра полотенцем. К зеркалу кто-то приклеил зубной пастой (Джековой) конверт с фирменным знаком отеля «Торни», как изобретательно! Это же ее записка. Наверное, Джек говорил во сне, потому что текст записки был следующий:

Джек смял конверт, выкинул его в мусорное ведро в ванной и, придерживая полотенце, пошел открывать; он почему-то думал, что знает, кто рвется к нему в номер.

– Мария-Лиза, я знаю, что ты тут, – произнес мужчина несколько громче.

Джек, конечно, не подозревал, что мужчина взял с собой ребенка. Но что несчастному оставалось делать? Если ты хороший отец, ты не оставишь четырехлетнего сына одного.

Джек даже сомневаться не стал, что перед ним муж Марии-Лизы – а никакой не призрак ее покойного мужа либо анонимный донор спермы. Если у Джека и были задние мысли, ребенок их тут же развеял – у мальчика такие же темно-русые волосы, как у мужчины, и такое же овальное лицо и миндалевидные глаза, как у матери.

– Я знал, я знал! – воскликнул муж Марии-Лизы. – Вы Джек Бернс. Мария-Лиза сказала, что видела вас в спортзале.

– Ее здесь нет, – сказал Джек.

Несчастный муж заглянул через его плечо внутрь. Мальчик попросил папу взять его на руки, он был в пижаме с горнолыжной курткой поверх и детских мягких тапочках с вышитыми оленями. Джек сделал шаг назад и пустил обоих в номер. На кровати кучей лежали покрывала, одеяла и подушки; молодой муж смотрел на нее, словно старался опознать в форме белья очертания беременной жены.

Мария-Лиза сказала ему, что у нее занятия в спортзале допоздна, но, уложив мальчика спать, он нашел в шкафу ее спортивную сумку, случайно, – убирал в квартире и заглянул в шкаф за какой-то мелочью.

Он показал Джеку листок бумаги, который нашел в сумке – «Джимми Стронах, отель «Торни». Муж, впрочем, сразу догадался, что она пошла к Джеку Бернсу.

– Она мне весь день говорила: «В спортзал пришла кинозвезда, а я хожу там, как бегемот!» А ведь вы даже не самый ее любимый актер, впрочем, я думаю, это не важно, – сказал муж.

Мальчишка попросил папу поставить его на пол и сразу полез на кровать, папа явно был этим ошарашен и недоволен. Мальчик тем временем стал рыть ходы под подушками и одеялами.

– Она не хотела второго ребенка, – сказал мужчина Джеку, – а забеременела случайно и все считает меня виноватым, потому что я-то хотел еще детей.

Мальчик хотел спать, но желание побеситься с подушками и покрывалом перевесило, он бегал по кровати на четвереньках, как зверек, собирающийся зарыться в землю. Джек решил, что мальчик не знает английского, а стало быть, не понимает, о чем они говорят с его папой. Впрочем, даже говори Джек и папа по-фински, он не стал бы обращать на них ни малейшего внимания.

Джек все думал – так, ведь парнишке ровно четыре. Надеюсь, он забудет все это приключение, забудет, как его разбудили среди ночи и потащили в какой-то отель в пижаме. А может, он запомнит об этой ночи ровно столько, сколько ему расскажут наутро – но ведь его родители не безумцы и не станут ему ничего говорить, так ведь? Если, конечно, эта ночь не станет поворотным моментом в истории этой семьи; Джек надеялся, что этого не произойдет.

– Наверное, она уже дома, думаю, вы просто разминулись, – сказал Джек мужу Марии-Лизы, тот выглядел все взволнованнее. Мальчишка окончательно зарылся в постель, спросил папу из-под подушек о чем-то.

– Он хочет в туалет, – сказал мужчина.

– Пожалуйста, – ответил Джек.

Снова финский – Джек ничего не понял, кроме непонятного языка, мешали еще и подушки. Но увидел, что муж Марии-Лизы не хочет прикасаться к кровати, и помог мальчику выбраться.

Мальчик не стал закрывать дверь в туалет, он писал, пел и говорил сам с собой. Точно так же и Джек много лет назад, переезжая из одного города в другой, писал с незакрытой дверью, разговаривал сам с собой, распевал песенки и не запоминал ни-че-го – кроме того, что ему нашептывала на ухо добрая мама, а она хотела, чтобы он запомнил только то, что было нужно ей.

– Прошу прощения, – сказал Джек несчастному мужу и отцу. Он не стал ему говорить, что Мария-Лиза наврала Джеку, будто он умер и она беременна от анонимного донора; ему и так плохо, не стоит.

– А кто такой Джимми Стронах?

Джек объяснил, что так зовут персонажа в его следующем фильме; он умолчал, что Джимми – порнозвезда и что он сам не только исполнитель главной роли, но и сценарист.

Малыш вышел из туалета, Джек не услышал звука спускаемой воды, а мальчик был чем-то озабочен. Оказалось, он написал в левый карман горнолыжной куртки. Папа сказал ему что-то доброе и подбадривающее на финском. Джек про себя перевел так: «Не огорчайся, все люди время от времени писают в левые карманы своих курток!»

Возможно, Джек Бернс был более аккуратным в четыре года, впрочем, Джек сомневался в этом.

Малыш снова попросился к папе на руки, тот тут же подхватил его, мальчик зарылся лицом папе в шею и закрыл глаза, словно собирался заснуть прямо тут. Час был поздний, и он, наверное, заснул бы где угодно в какой угодно позе.

Джек открыл им дверь, надеясь, что муж не станет бросать последний взгляд на расхристанную кровать; разумеется, новоиспеченный рогоносец так и поступил.

Уходя, он сказал Джеку:

– Полагаю, этот ваш Джимми Стронах «плохой парень».

И ушел, а малыш у него на руках напевал песенку по-фински.

Джек пошел в туалет и спустил воду, заметив, что мальчик залил все туалетное сиденье и вокруг него (разумеется, он и не подумал сиденье поднять, как это водится у четырехлетних мальчиков). Джек повторял, как «Отче наш», что ребенок Марии-Лизы – нормальный четырехлетний парнишка (вел он себя совершенно нормально) и что он ничего не запомнит об этой ужасной ночи.

Он всю комнату обыскал в поисках бумажки с номером мобильного Марии-Лизы; обнаружив ее, он немедленно набрал номер. Стоит ее все-таки предупредить, что муж и сын нанесли ему визит. Мария-Лиза сняла трубку, она оказалась дома и места себе не находила от беспокойства – ни мужа, ни сына!

Джек доложил ей, что муж выглядел чрезвычайно расстроенным, но вел себя безупречно, а ребенок выглядел сонным, но, конечно, ничего не понял из происходящего.

– Почему ты не сказала мне правду? – спросил он напоследок.

– Правду! Он, видите ли, хочет знать правду! Он смеет говорить мне слово «правда»! Что ты вообще смыслишь в правде? – заорала она в ответ.

Путь от отеля «Торни» до аэропорта Джек проделал в темноте. Часы показывали раннее утро, но казалось, в аэропорту полночь; наверное, шел дождь. Едва рассвело и самолет оторвался от земли, Джек увидел в иллюминатор припорошенные снегом леса.

Он думал, что ничего не хочет больше знать, он и так слишком много узнал о том, что происходило двадцать восемь лет назад на самом деле. Нет, хватит с меня правды, думал Джек, я этой правды наелся на всю оставшуюся жизнь. Он не хотел лететь в Амстердам, но самолет – не автобус, остановок по требованию не предусмотрено.