Первой новообращённой стала мать Лейфа, добродушная Тьёдхильда. Она оказалась настолько ревностной христианкой, что построила поодаль от господского двора, на ничейной земле, церковь, названную киркой[80] «Тьёдхильды». Там набожная мать семейства и принявшие новую веру слуги и соседи, собирались, читали молитвы, пели гимны, которым их с грехом пополам обучил Лейф.
Только Эрик Рыжий остался верен своим языческим убеждениям и заявил, что он ни на кого не променяет отца богов Одина, громовержца Тора и прочих могучих обитателей Асгарда.
Рори Эйлифсон тем временем рос и мужал. Лицом он вышел в мать, такой же смуглый, черноволосый и черноглазый, а высоким ростом удался в отца, смелого викинга из дружины Геллира Белого. Был он искусен во всех воинских упражнениях, метко стрелял из лука, далеко метал копьё, ловко орудовал мечом. В кулачном бою среди ребят «Крутого склона» и соседних господских дворов не было ему равного.
Но главной его любовью по-прежнему оставалось мореходное дело. В долгом плавании от Нидароса до Гренландии он работал наравне с матросами, мыл палубу, ставил и убирал парус и даже пытался управлять кораблем, хотя ворочать тяжёлое правило ему было ещё трудновато.
Жизнь в «Красном склоне» нравилась юноше. Здесь никто не стеснял его свободу. Названый отец Лейф целыми неделями не показывался дома, разъезжая по дальним поселениям с проповедью христианской веры. Эрик Рыжий не обращал внимания на «мелюзгу», как он называл ребят господского двора. А Снорре Мудрый считал, что воспитывается Рори правильно, как подобает молодому викингу.
И пока море было свободно ото льда, Рори пропадал на воде целыми днями. Он маневрировал с парусом, греб вёслами, а когда это занятие ему надоедало, принимался ловить рыбу. На исходе долгого летнего дня он появлялся в «Крутом склоне», загорелый, пахнущий морем, и небрежно бросал рабыням огромную связку трески или лососей.
К новым берегам
Прошёл год. Лейф Эриксон успешно выполнил свою миссию. Среди гренландских поселенцев осталось мало таких, кто ещё не принял новую веру. Это были либо обитатели глухих углов, куда трудно добираться, либо забубённые головы, для которых посещения Лейфа оказывались только предлогом хорошо попировать.
Ни во время поездок по стране, ни в охотничьих и рыболовных вылазках, ни у очага в низкой закопчённой зале «Крутого склона», — нигде не забывал Лейф Эриксон Торунну. Всюду чудилась ему стройная фигура любимой женщины, её лицо с ласковыми голубыми глазами, озаренное приветливой улыбкой.
А его дитя? Кто он — мальчик или девочка? На кого походит — на отца или на мать? Какое первое слово он произнёс?
Лейф рвался на Гебриды, к жене и ребёнку. Но судьба решительно не благоприятствовала его намерениям. Лето 1000 года он посвятил распространению христианства в Гренландии. Весной следующего года Эрик Рыжий отправил в метрополию с товарами сразу оба корабля — «Фрейю» и «Торунну». «Фрейю» вёл Гест Альвирсон, а на «Торунне» рассчитывал отправиться Лейф. Но перед самым отплытием его свалила длительная тяжёлая болезнь: сказались трудные путешествия по стране, ночевки в ледяных пещерах, неумеренные выпивки в честь христианской веры. «Торунну» повёл брат Лейфа Торвальд.
Прошли лето и осень, а корабли не возвращались, известий из Норвегии не было. Эрика Рыжего и его семейство одолевала тревога. Пригласили гадалку, но она не сказала ничего определённого.
Лейф дивился дару предвидения Торунны. Ведь это она говорила, что судьба будет воздвигать между ними препятствия, и её предсказание сбывалось. И тут ему пришли на память рассказы стариков о том, как лет пятнадцать назад[81] некий Бьярни Хéрьулвсон видел на западе от Гренландии неизвестные земли. Случилось это так.
Бьярни отправился на корабле «Улитка» из Норвегии в Гренландию, чтобы повидать отца, поселившегося вместе с Эриком Рыжим. Плавание оказалось трудным. Налетевшая где-то близ Исландии буря подхватила судно и повлекла неведомо куда.
Солнце, луна и звёзды скрывались за густыми тучами, и мореходы совершенно не представляли себе, куда их несёт ветер. Когда многодневная буря прекратилась, обрадованные люди увидели перед собой лесистый берег. Но это была незнакомая страна.
«Улитка» направилась к северу. Через несколько дней мореплаватели вновь оказались возле какой-то земли, на этот раз покрытой большими плоскими камнями. Один из матросов Бьярни утверждал, что это не Гренландия (он там побывал).
И снова «Улитка» рассекла волны своим форштевнем[82] с изображением дракона, разинувшего зубастую пасть. На север, всё на север стремился корабль, там должна быть цель его пути. И вот ещё через неделю на горизонте появились горы, покрытые снегом.
— Ну, теперь это Гренландия! — обрадовались моряки, но скоро с разочарованием убедились, что перед ними совершенно безлюдная местность, где нет и следа человеческих поселений.
Бьярни Херьулвсон приказал повернуть корабль на восток. И когда вновь показался берег, путешественники с облегчением вздохнули. Они наконец прибыли в Вестербюгд, на юго-западное побережье Гренландии. Там Бьярни разыскал отца и получил от него и других поселенцев здоровенный нагоняй за то, что не побеспокоился хорошенько исследовать открытые им земли.
Прошло полтора десятка лет. Гренландцы, поглощённые повседневной суетой и мелочными заботами, не собирались оставлять насиженные места и отправляться в рискованное путешествие на запад, туда, где побывал Бьярни. Такое предприятие могло принести большую выгоду, а могло и обернуться катастрофой. Зачем же искушать судьбу?
И только Лейф Счастливый, для которого всё западное побережье Европы и воды океана вплоть до берегов Гренландии были знакомы, как окрестности отцовского поместья, загорелся неодолимым желанием вновь найти открытые Бьярни земли. Справедливости ради следует сказать, что в этом намерении его сильно поддерживал Рори: ему исполнилось 15 лет, ростом и силой, он мало уступал Лейфу. Эрик тоже благожелательно отнёсся к замыслу сына: старого ярла ещё не покинул дух авантюризма. Его пугали лишь расходы на экспедицию. Но в конце концов он раскошелился, правда, выговорив от сына половину всех доходов, которые принесёт Лейфу открытие новых земель.
Ранней весной 1002 года начались сборы. Лейф Эриксон кликнул клич, приглашая желающих отправиться в плавание в неведомые ещё моря, обещая хорошее вознаграждение. Смельчаков, готовых разделить с Лейфом труды и опасности дальней экспедиции, набралось больше тридцати человек. И конечно, среди них были Рори и Снорре Гудмундсон.
Постаревший, но ещё бодрый скальд с презрением отверг уговоры Лейфа поберечь силы и остаться дома на покое.
— Кто тогда сложит сагу о твоих подвигах в чужой стране? — ядовито спросил Снорре, и спор закончился.
Единственным кораблем, который могли быстро снарядить в дальнюю дорогу, оказалась старая «Улитка». Её владелец Бьярни Херьулвсон жил в Гренландии, не помышляя о новых плаваниях, и с радостью продал Эрику судно за сотню золотых. Сделка закончилась пиром, во время которого Лейф и Снорре выпытали от Бьярни все подробности его невольного путешествия.
По предложению скальда «Улитку» переименовали в «Дельфина».
— Медлительная улитка нам не подходит, — объяснил старик, — Нас понесёт быстрый дельфин, подобный тем благородным рыбам, что спасли Рори.
Рори пришёл в неистовое восхищение: отныне он и корабль станут тезками.
«Дельфина» тщательно отремонтировали, заново проконопатили, просмотрели, переменили бимсы[83] и палубную настилку, укрепили мачту, поставили новые снасти, начиная с паруса и кончая якорным канатом. Всё это обошлось недешёво, но новый владелец корабля не жалел расходов, дело стóило того.