— Дорого стоят племенные телочки? — интересуюсь у Жана Батиста.

— В зависимости от возраста, — отвечает фермер. — От 1000 до 5000 евро.

— Кто покупает?

— Немцы, австрийцы, итальянцы…

— А русские?

— Бывает, заезжают. Но больше прицениваются…

Какова же картина с мясным скотоводством в России? Увы, похвастаться нечем. Заглянул в статистический справочник 1985 года. Казалось бы, была плановая система, вроде бы вплотную занимались решением этой проблемы. Тем не менее скот мясных пород (калмыцкой, казахской белоголовой, герефордской, абердинангусской и других) составлял лишь 3 процента от всего породного стада КРС: около миллиона голов. К 2005 году мясных коров осталось 350 тысяч. Хотя имеем 24 специализированных племенных завода и 65 репродукторов. Это крохи. Для сравнения: удельный вес мясных коров во Франции — 50 процентов, Испании — 61, Ирландии — 48, Великобритании — 43 процента. В США из 12 миллионов тонн производимой говядины 85 процентов приходится на долю мясного скотоводства. Общая численность мясных пород в мире увеличилась до 522 миллионов голов. А в России, к сожалению, — обратный процесс. Потому и ввозим мясо из-за рубежа в огромных объемах, кстати, говядину, подобную нашей (от измученных бескормицей коров), на Западе используют только в производстве кормов для кошек и собак, в магазины такое мясо не попадает. Выходит, и в этом деле нам придется опять начинать с чистого листа. Как в пословице: куда ни кинь — везде клин.

…Еще царь Алексей Михайлович предостерегал своих сыновей — Ивана и Петра — от поголовного закрепощения крестьян. Значит, предчувствовал что-то недоброе? Оно так и вышло. Реальное, земное содержание Раскола отнюдь не заключалось только в религиозном споре, а имело куда более глубокую социальную основу. Хорошо сказал об этом критик Владимир Васильевич Стасов, осмысливая значение картины Сурикова “Боярыня Морозова”: “…Пускай Аввакум говорил, что около Морозовой были все только “овцы”, мы ныне этому не верим. Пускай твердых, железных характеров в самом деле тут мало, пускай их почти даже вовсе не было. Но все-таки в такую страшную минуту угнетения, позора любимого существа нельзя себе представить, чтобы даже у самых кротких людей не двинулось что-то грозное в сердце, чтобы они не посмотрели с негодованием, с ненавистью на своих врагов, чтобы хоть на единую секунду не блеснуло у кого-нибудь в глазах чувство злобы, мести, отчаяния…” Призывы боярыни Морозовой падали на почву, раскаленную крестьянской войной под предводительством Степана Разина. Потому и взбунтовалась Русь. А разве нынче эта почва не раскалена?

Душа оттает, если к ней с добром

Есть два пути удержания крестьянина у земли — насильственный и высокой оплаты за труд. В России изначально избрали первый — пагубный и бесперспективный путь, потому веками и не можем дать ладу деревне.

…С первым снежком потянулись в Москву крестьянские легковушки с прицепами, груженные картошкой, морковкой, свеклой, яблоками, солениями, квашениями… из Липецкой, Орловской, Тамбовской, Воронежской, Курской, других областей. Едут, чтобы выручить хоть немного деньжат на жизнь, почему-то минуют рынки и чаще останавливаются прямо во дворах жилых кварталов, и, надо сказать, торговля идет бойко, хотя жаль этих бедолаг: дороги скользкие, опасные — отмахай-ка 400-500 верст да постой денек на морозе! А еще отбейся-ка от милиции, дворников, работников ДЭЗов…

Разговорился с одним из таких приезжих. Представился он Николаем, на вид лет сорок-сорок пять. Одет в полушубок, на ногах валенки. Рядом с “жигуленком” — бочки с квашеной капусткой, солеными огурчиками, шинкованной морковью, мочеными яблоками, из багажника выглядывала целая галерея банок: борщи, солянки, салаты, хрен, маринады… Видать, жена у мужика — мастерица! К машине очередь, и не сказать, чтобы цены были низкими. Килограмм капусты с лаврушкой, свеколкой, корицей тянул на 70, огурцов — 60, моркови по-корейски — 100, картошки — 15, тыквы — 20, редьки — 25 рублей.

— Раньше работал механизатором в одном из колхозов Мценского района на Орловщине, — рассказывал собеседник. — Жена — доярка. Двое детей. Жили неплохо. Потом хозяйство разорилось. Перестали пахать, сеять, держать скот, может, с десяток коров на ферме осталось… Чем заняться? Взялись выращивать картошку, капусту, морковь, свеклу на своем огороде. Пятьдесят соток. Выкупил старенький “Беларусь”. Корова, шесть поросят, гуси, утки, куры. Крутимся от зари до зари. Попробуй пошинкуй ту же капусту или морковь! Да еще управься со скотиной, отремонтируй технику, сгоняй за кормами. Чего бы вот мотаться в Москву? Бывало, излишки закупала заготконтора потребительской кооперации. Нынче никому ничего не надо, приходится снаряжаться в дальнюю дорогу. А это накладно. Если до последнего подорожания бензина на поездку уходило пятьсот рублей, то сейчас — две тысячи. Ого-го! Ну хорошо — я еще в силе, имею машину. А куда деваться старикам? Позабрасывали наделы! Выращивают овощи только для себя. Выручают пенсии. Не знаешь, с какого боку тебя нагреют! Землю в колхозе разделили на паи. У меня вот шестнадцать гектаров. Чернозем! Сдал в аренду хозяйству, пока держалось на плаву — платило налоги. А сейчас, поговаривают, с нас будут брать. Да где ж я возьму такие деньги?

— Продал бы… — говорю ему.

— За бесценок? — живо откликнулся он. — Правильно: так нашего брата и облапошивают. Кругом поля дичают, зарастают кустарником, березняком, ольхой. Кому поднимать пожни?..

Досаду крестьянина понять можно. Бьются мужики на своих подворьях, а путы с ног никак не могут сбросить. Вспомнилось собственное детство на Северном Урале. Трудные шестидесятые годы. Росли на молоке и картошке. Но как же гордились тем, что мы — хозяева! В стайке — корова, теленочек, поросенок, куры, кролики. Покупали только хлеб и сахар. Любили землю, обихаживали ее, не помышляли об иной доле. Жива ли эта любовь сегодня? Миллионы крестьян еще надеются, что государство вспомнит о них, возьмет на себя заботу по обустройству сел и деревень, поможет окультурить нивы, расшевелить хозяйскую предприимчивость. Хотя надежда эта весьма и весьма призрачная. Возродить в крестьянах крестьянское — непросто.

После того разговора сел я читать так называемый “Сетевой график по осуществлению приоритетного национального проекта “Развитие АПК”. Похоже, готовили документ в Министерстве сельского хозяйства России. Ознакомился, и стало тоскливо на душе: “разработка методик, распределение и доведение плановых объемов финансирования, привлечение средств бюджетов субъектов, принятие постановлений” и т. д. и т. п. Из цифр уяснил, что всего на программу выделяется 30,9 миллиарда рублей. 14,6 миллиарда — на развитие животноводства, 6,6 миллиарда — на субсидирование процентных ставок по инвестиционным кредитам, 6,7 миллиарда — для перечисления в территориальные органы федерального казначейства под заем сельхозтоваропроизводителям… И вот главное: в течение 2006-2007 годов на увеличение уставных капиталов ОАО “Росагролизинг” выделяется — 8,0 и ОАО “Россельхозбанк” — 9,4 миллиарда рублей. Что ж, деньги в России всегда умели распределять. Ну вот хотя бы словечко об отдаче от вложений… Уж очень скромненько. Впрочем, два года пролетят незаметно, и тогда увидим — насколько выросло поголовье скота и птицы, увеличились ли поставки из глубинки мяса, молока, масла, сократился ли импорт продовольствия и достался ли хоть рублик горемыке-фермеру из какого-нибудь там Калязина. Свежи в памяти потуги Генсека ЦК КПСС Михаила Горбачева осуществить продовольственную программу… Удивился, когда узнал, что и сейчас в областях приписывают урожаи. Зачем? Героев Соцтруда вроде бы никому не дают. Главы районов требуют с руководителей хозяйств чуть ли не вдвое завышать намолоты. Всё просто: чтобы удержаться в кресле, надо показать “результаты грамотного управления”. Кого обманываем? Самих себя.

Еще одна “спасительная” идея, с которой носятся нынче реформаторы, — это вступление России в ВТО. Многочисленные эксперты предупреждают о негативных последствиях этого шага. Прежде всего, речь идет о проигрыше отечественных производителей товаров, в том числе и сельских. Конкуренции на равных не получится. На Западе — высокие технологии, современные предприятия, подготовленные кадры. У нас же почти натуральное сельское хозяйство. Это с одной стороны, с другой — настолько низок потенциал отраслей, связанных с АПК, что говорить о каком-то технологическом прорыве в ближайшие годы вряд ли придется.