Шотландская жадина? Да нет. Мисс Эвергрин оставила на наше содержание солидную пачку банкнот, но до них МакТаггарт ни разу не дотронулся, из чего я заключил, что он тратит на нас свои собственные средства, и недоумевал – почему? Мисс Вэл звонила четко раз в сутки и, получив от меня стандартный отчет о том, что ничего подозрительного за день не произошло, она неизменно требовала к телефону МакТаггарта, и они явно начинали о чем-то жарко спорить. Потом трубка раздраженно швырялась на рычаг – до следующего раза. Я с трудом мог себе представить такого странного человека рядом с Валери Эвергрин даже в дни ее хипповской юности. Они были похожи настолько же, насколько и различались: въедливая упорная логика и железная хватка под личиной красивой синеглазой пустышки у одной, холодный расчет и четкая упорядоченность действий под видом богемного лентяя – у другого. Я был уверен, что они ни за что не смогли бы ужиться вдвоем, поэтому неизвестные мне раньше причины исчезновения Валери с того самого рокового свидания в ресторане, стали вырисовываться гораздо четче, когда я пожил с МакТаггартом под одной крышей.

Нами МакТаггарт, как могло показаться, интересовался лишь постольку поскольку. Рефлекс Сью взять на себя часть дел по хозяйству он вначале воспринял с воодушевлением, но потом стал смотреть сквозь нее, точно не замечая, что Сьюки крайне задевало. Меня он часто целыми сутками не удостаивал даже взглядом и больше не спрашивал о том самом человеке. Но каверзные вопросы часто незаметно всплывали в наших разговорах, когда он, небрежно облокотясь о край мойки на кухне, обреченно рассматривал скромно сидящего на антикварном молочнике Пикассо или следил за меланхолически капающими за окном сосульками. Каждый раз мне приходилось сдерживаться изо всех сил и неохотно громоздить одно вранье на другое, когда его рассеянный за стеклами очков взгляд на секунду останавливался на мне.

"Как ты познакомился с Лэрри?"

"Так где ты учишься по-настоящему?"

"Тебя охраняли и в школе?"

"В какой университет хочешь поступать?"

Я отвечал, старался, нервничал и потел хуже, чем на экзамене по Прорицаниям, где я всегда бил рекорды по количеству развешанной на ушах Трелони лапши. МакТаггарт же оставался спокоен, как танк, кивал, вежливо глотая все мои ответы. Я старался, как мог, чтобы снять с себя подозрения, но не только из-за беспокойства о том, что профессор-маггл может что-то разнюхать. Свою палочку я спрятал под матрац, чтобы она ненароком не попалась МакТаггарту на глаза. Пора было наладить связь и поделиться моим Планом с другими. На пятый день, как раз в канун Нового года, когда вся улица за окном была заполнена шумными толпами народа, а к соседнему ресторану то и дело залихватски подкатывали бесконечно длинные, крутые автомобили, вываливая из себя среди вспышек камер то одну, то другую звезду, я решился.

Мы со Сьюки весь вечер просидели в своей комнате возле окна и смотрели на то, как внезапное похолодание превращает знаменитый лондонский туман в новогодний снег, частый, кружащий голову, стеной стоящий в свете фонарей и вспышек из ракетниц местных жителей. В здании благотворительного фонда напротив бушевала какая-то вечеринка. В окнах мелькали фигуры людей, охваченных таким нестерпимо-праздничным настроением, что этого зависть вгоняла мне в сердце нестерпимо острый ядовитый шип.

Мимо открытой двери протопал МакТаггарт – как всегда в безобразно затрапезном виде. Он нес к компьютеру свою порцию ужина – кроме как в полдень он практически никогда не ел с нами на кухне: наш распорядок дня никак не соответствовал его внутреннему расписанию. Розовая кружка глупо смотрелась посреди предновогоднего вечернего сумрака захламленной квартиры.

"Скучаете?"

Я опустил занавеску.

"Ага".

"А почему не включите телевизор? Не хотите? Тогда я могу подключить вам видюшник, найдите какой-нибудь фильм в одном из ящиков. Гарри, вон там, сверху, приподними коробку… Да, в этом отделении", - он поставил свой ужин на тумбочку в прихожей и прошел к нам.

Он возился с проводами совсем недолго, и вскоре их нити, перечеркнув сиреневатый полумрак занавесок, протянулись к развороченному нутру висящего под потолком телевизора. Сью, молча, без жалоб, тосковавшая уже второй по счету праздник, с удовольствием взобралась на кровать – любоваться на фирменные магловские штучки. Мне было совершенно все равно, что смотреть, поэтому я вытянул первую попавшуюся кассету.

"Ну, ты даешь, парень", - искоса взглянув на мой выбор, оторопел Джейсон. – "Этот фильм вряд ли можно назвать лучшим выбором в Новый год!"

Я посмотрел на надпись "Седьмая печать" на наклейке и равнодушно пожал плечами.

"А что делать? Выйти на улицу все равно нельзя. Могу спорить, мисс Эвергрин вам только об этом и говорила, иначе бы вы нас не закрыли на ключ, когда ушли в университет позавчера", – я вставил кассету в магнитофон. По экрану потянулся бесконечный бесцветный берег моря, замелькали силуэты двух людей, а потом из-за каменной гряды навстречу одному из них поднялась фигура третьего – в черном, без единого светлого пятнышка, кроме странно блеклого простецкого лица. Сью в ужасе впилась глазами в телевизор, а я внезапно инстинктивно почувствовал, что один из этих людей, только что севших играть в шахматы прямо возле линии прибоя, чем-то похож на меня.

А МакТаггарт не уходил. Его ужин продолжал стыть в коридоре, но он стоял и… нет, не смотрел фильм, а наблюдал за нами. Из обыкновенно сонного его взгляд вдруг сделался острым и цепким, как в тот вечер, когда этот человек спокойно объяснял Валери Эвергрин, почему она говорит неправду. Было похоже, что из его глаз на меня сейчас смотрел совершенно другой человек. На экране по лесной поляне шла женщина с волосами светлыми и пушистыми, как у Сьюки, за окном все усиливались раскаты фейерверков, а Джейсон МакТаггарт все смотрел и смотрел на нас. Я ерзал, сидя на кровати, и кожей чувствовал его пронизывающий взгляд.