Прародительница и Змей

Все эти церемонии, и в особенности две последние, связаны с таинством сохранения жизни и плодородия на земле. В тропических областях Арнемленда жизнь и плодородие в первую очередь зависят от достаточного количества дождя. По этой причине ритуальные сценарии, связанные с Прародительницей и Радужным Змеем (или Змеей-Радугой), были примирены. Вероятнее всего, эта связь — недавнее явление, поскольку Радужный Змей встречается по всему континенту, тогда как культ Первобытных Матерей характерен исключительно для Арнемленда, и известно, что он принесен из Меланезии.[225] Тем не менее конвергенция двух систем крайне существенна для понимания религий Австралии. Хотя они ограничены северной частью континента, такие культы плодородия раскрывают панавстралийскую модель. На всей остальной Австралии культ прародительницы вновь повторяет первобытную драму. Ритуалы обеспечивают продолжение космической жизни и в то же время знакомят посвященных со священной историей, которая полностью раскрывает смысл их жизней.

Кстати, самая поразительная параллель с австралийским ритуальным проигрыванием «творения» обнаруживается в постведической Индии. Жертвоприношения брахманов — это повторение того, что было сделано в начале, в момент творения, и только благодаря строгому и непрерывному соблюдению пожертвований продолжается и периодически обновляется мир. Более того, только идентифицируя себя с жертвой, человек может победить смерть. Точно так же, как мы много раз видели, австралийская религиозная система состоит в повторении образцовых актов, совершенных сверхъестественными существами во Времена Сновидении. Именно путем этой постоянной имитации божественных моделей австралиец сохраняет свой мир живым и плодоносящим, понимает подлинный смысл своего существования и наконец завоевывает «духовное» послесуществование. Таким образом, с точки зрения структуры, нет нарушения преемственности между ритуальной идеологией австралийцев и браминов. Об этой преемственности следует помнить при попытке оценить «стиль» австралийских «духовных» творений.

Интересно знать, как аборигены судят о священной истории, которую они с такой верой раскрывают и проигрывают. Для племени мурнгин, например, начало этой судьбоносной драмы связано с первобытным грехом. Если бы сестры Ваувалак «не вели бы себя неподобающе, вступив в кровосмесительную связь с мужчинами Дуа Вонгар, не пришли бы в страну Лиаалаомир, не менструировали и не привели бы этого змея в ярость, этот цикл никогда бы не был создан. „Все люди и все животные и растения ходили бы сами по себе“. Не было бы сношений между полами, не было бы ни детей, ни перемен. „После того как они так себя повели, они сделали это законом для всех“».[226] Другими словами, без этого «первобытного греха» мир, жизнь и человеческое существование не были бы такими, как сегодня.

Но, с другой стороны, сестры Ваувалак пытались искупить свою вину, обучив людей ритуалам, в которых постоянно проигрываются эпизоды первобытной драмы. Эти ритуалы очищают человека и помогают природе сохранять сезонные ритмы. «Эти церемонии созданы для того, чтобы помогать природе, или, может быть, лучше сказать, ограничивать человека, чтобы он своими нечистыми делами не мешал приходу сухого изобильного сезона» [Warner, Black Civilization, p. 376]. Мир, какой он есть сейчас, конкретные способы существования человека и сама «религия» — все это следствие первобытного греха мифической Прародительницы. (Давайте вспомним, что это хорошо известная модель: даже для иудейско-христианской модели «религия» — это следствие грехопадения предка.) В конечном итоге это означает, что мир и человеческое существование должны приниматься такими, как они есть, поскольку они представляют результат божественной драмы. Более того, виновники катастрофы научили человека, как жить в «павшем» мире, и показали, как не усугублять ситуацию.

Говоря глобально, роль прародительниц двойственна: они посвятили человека в свои священные тайны, но эти тайны — следствия их грехов. Эта амбивалентность открыла дорогу бесчисленным ассоциациям и отождествлениям, в первую очередь отождествлению прародительницы со Змеем (Змеей). Кунапипи, что значит «Старая Женщина», «Наша Мать», — это тоже одно из имен Змеи, которая проглотила сестер Ваувалак.[227] В районе Оэнпелли «Кунапипи иногда отождествляется с Нгалжод, Радугой: она женщина, „наша Мать“, но также и змея, и она может принимать и другие формы».[228] В районе реки Аллигаторов в западном Арнемленде «наша мать с самых ранних времен» становится идентичной женщине — Радужной Змее.[229] Сращение двух образов еще яснее выражено в культе Кунапипи, где надрезанный член представляет змея, а сам надрез — чрево матери.[230] Как мы уже видели, сексуальный символизм убар включает как Мать, так и бисексуальную Змею.

Змея-Радуга

Эти многочисленные несогласованности и отождествления образов могут отражать исторический контакт между различными культами и их скрещивание.[231] Но, с другой стороны, амбивалентность прародительницы соответствует более богатой и даже более сложной амбивалентности Змеи. Здесь мы имеем дело с типичным религиозным явлением: сверхъестественное существо становится «совокупностью», интегрируя набор полярных и даже противоречащих признаков и действий. Такой процесс поощряется и облегчается фундаментальной религиозной диалектикой единства противоположностей (coincidentia oppositorum), которую мы изучали во многих наших предыдущих работах.[232] Религиозная амбивалентность Змеи иллюстрируется на нескольких уровнях компетенции. Мы уже говорили о сексуальной двойственности Юрлунггура. Информаторы Станнера описывали Змею-Радугу, Ангамунгги: «знакомые представления об. Отце Всех: он отец людей, дарящий жизнь, создатель духов-детей и хранитель и защитник жизни» — и в то же время «они говорили, что у него есть матка».[233] В районе реки Ропер Змея-Радуга тоже считается существом двуполым.[234]

Еще более важны крайности, выраженные в космических воплощениях Змея и его деяниях. Анализируя верования унамбал и унгариньин, мы заметили, что Унгуд, первобытный Змей, представляет собой мифическое выражение союза противоположностей.[235] У многих других племен Змея-Радуга тесно ассоциируется, с одной стороны, с подземными водами, а с другой стороны — с дождем и, значит, с небом. Великий Питон северной Австралии — «это радуга, которая в своем доме или трубе, всеведущая в небесах и в подземных глубинах».[236] Относительно больших наскальных изображений Змеи-Радуги Элькин пишет, что они «выражают желание иметь связь с миром наверху, без которого не будет дождя и, следовательно, воды в „колодцах“ и источниках».[237] Как космическая фигура, связанная с мировым плодородием, Змея-Радуга имеет созидательные и деструктивные качества: она приносит дождь, но также и катастрофические наводнения и т. д.[238] А.Р.Радклифф-Браун считал, что Змею-Радугу можно рассматривать «как занимающую положение божества, и возможно, наиболее важного природного божества».[239] Но она больше, чем «природное божество». Змея-Радуга связана с женскими таинствами, сексом, кровью и опытом после смерти, и как мы увидим, она также играет центральную роль в инициации и мистическом опыте шаманов. Другими словами, она — важное божество, поскольку ее структура позволяет Змее-Радуге объединять противоположности и в конце концов становиться «единством». В разных контекстах она может актуализировать большое количество религиозных возможностей, которые скрыты в ее всеобъемлющем символизме. Мы видели, как сексуальный символизм Змеи-Радуги был очень явно выражен в культе Кунапипи, и мы увидим, как другие, отличные символы занимают первые места в мистическом опыте шаманов.