– Он. – Ленни весь дрожал. Угроза выглядела достаточно весомой, чтобы он поверил.

– Кто он? – спросил я. – Кто-то из владельцев?

Он озадаченно посмотрел на меня, словно я сказал что-то непонятное.

– Кто он? – спросил я снова.

– Какой-то тип... Я никогда раньше его не видел.

– Послушай, – сказал я, чтобы его успокоить. – Пойдем-ка вон туда, сядем на сено, и ты мне расскажешь, почему он сказал, что убьет тебя.

Я указал пальцем на тюки сена у него за спиной, и он с какой-то усталой покорностью побрел туда и бессильно плюхнулся на сено.

– Как же он тебя запугал? – спросил я.

– Он... пришел в конюшню... и спросил меня.

– По имени?

Он угрюмо кивнул.

– Когда это было?

– Вчера, – хрипло ответил он. – Во время скачек.

– Дальше.

– Он сказал, что все знает. Знает, что корм для старины Ледника лежит в пронумерованных пакетах. – В голосе Ленни прозвучала обида. – Так ведь это никакой не секрет, верно?

– Верно, – подтвердил я.

– Он сказал, что знает, почему... Потому что у миссис Квентин уже издохла одна лошадь... – Ленни умолк с таким видом, словно перед ним разверзлась пропасть. – Он начал говорить, что это сделал я...

– Что сделал?

Ленни молчал.

– Он сказал, что ту лошадь миссис Квентин отравил ты? – подсказал я.

– Я этого не делал. Не делал! – Он был вне себя от возбуждения. – Ничего такого я не делал!

– А тот человек сказал, что это сделал ты?

– Он сказал, что меня за это посадят в тюрьму. "В тюрьме с парнями вроде тебя делают всякие скверные штуки", – так и сказал. – Он содрогнулся.

– Я знаю, делают. И говорит: "Не хочешь же ты подцепить СПИД? А ты его подцепишь, когда попадешь в тюрьму, такой смазливенький мальчик..."

В этот момент он выглядел каким угодно, но только не смазливеньким.

– И что дальше?

– Ну, я... я... – Он сделал судорожный глоток. – Я сказал, что ничего такого не делал, это не я... А он снова говорит, что я попаду в тюрьму и подцеплю СПИД, и еще раз повторил, и еще раз... И я сказал ему... Я сказал ему...

– Что сказал?

– Она хорошая баба, – плачущим голосом произнес он. – Я не хотел...

Он меня заставил...

– Это миссис Квентин отравила свою лошадь? – спросил я осторожно.

– Да, – ответил он с несчастным видом. – Нет. Понимаете... Она дала мне тот пакет с каким-то лакомством... это она сказала, что там лакомство... и велела дать ее лошади так, чтобы никто не видел... Понимаете, за той ее лошадью смотрел не я, у нее был другой конюх. И я дал ее лошади это лакомство, вроде как незаметно... и у нее началась колика, ее раздуло, и она издохла... Ну, я спросил ее, уже потом. Я так перепугался... Но она сказала, что это ужасно, она не думала, что у ее любимой лошади будет колика, и давай никому об этом не скажем, и выдала мне сто долларов, а я не хотел... я не хотел, чтобы меня обвинили, понимаете?

Конечно, я понимал.

– И что сказал этот человек, когда ты рассказал ему про то лакомство?

– спросил я.

Ленни казался совершенно раздавленным.

– Он ухмыльнулся, как акула... все зубы показал... и говорит – если я хоть кому-нибудь про него скажу... он уж позаботится, чтобы я... чтобы я... подцепил СПИД, – закончил он шепотом.

Я вздохнул:

– Это вот так он пригрозил тебя убить?

Он слабо кивнул, как будто у него больше не осталось сил.

– Как он выглядел? – спросил я.

– Похож на моего отца. – Он помолчал. – Я всегда ненавидел отца.

– И говорил, как твой отец? – спросил я.

Он мотнул головой:

–Он не из англичан.

– Канадец?

– Или американец.

– Ну что ж, – сказал я. Больше спрашивать было не о чем. – Я позабочусь о том, чтобы ты не подцепил СПИД. – Я немного подумал. – Оставайся в вагоне, пока мы не прибудем в Калгари. Мисс Браун попросит кого-нибудь из конюхов принести сюда твою сумку. Этот вагон отцепят от поезда, а лошадей на грузовиках перевезут в какую-то конюшню, они пробудут там два дня. Все конюхи поедут с ними, – вероятно, тебе это известно. Ты поедешь вместе с остальными конюхами. И не волнуйся. Кто-то придет за тобой, заберет тебя и приведет другого конюха для Ледника. – Я остановился, чтобы посмотреть, понимает ли он, что я говорю, но он, кажется, все понял. – Куда ты хочешь поехать из Калгари?

– Не знаю, – уныло ответил он. – Мне надо подумать.

– Ладно. Когда этот кто-то придет за тобой, тогда и скажешь ему, куда хочешь ехать.

Он посмотрел на меня с некоторым недоумением:

– А почему вы со мной возитесь?

– Не люблю, когда на кого-то наводят страх.

Он содрогнулся:

– Мой отец на всех наводил страх... и на меня, и на маму... А потом кто-то ткнул его ножом, убил его... Так ему и надо. – Он помолчал. – Тем людям, на кого он наводил страх, никто никогда не помогал. – Он снова помолчал, не в силах произнести непривычное слово, а потом все же выдавил из себя:

– Спасибо.

Томми вернулся в вагон-ресторан в галстуке и застегнутым на все пуговицы. Зак как раз заканчивал сцену, в которой старого Бена, конюха, который выпрашивал у Рауля деньги на вокзале в Торонто, привели из той части поезда, где ехали болельщики, чтобы он дал разоблачающие (и ложные) показания против Рауля – будто бы тот подсыпал что-то лошадям Брикнеллов. Рауль категорически отвергал обвинение, ухитряясь при этом выглядеть воплощением добродетели и в то же время, возможно, виновным. Общие симпатии склонялись на сторону Рауля, потому что нытье Бена всех раздражало, а Зак заявил, что вечером в отеле "Шато" появится "самый важный свидетель", который даст "решающие показания". "Против кого?" – спросили сразу несколько человек. "Придет время – сами увидите", – таинственно ответил Зак, удаляясь в коридор.

Эмиль, Оливер, Кейти и я накрыли столики к обеду и стали подавать первое, второе и третье. Филмер так и не появился, но Даффодил пришла, все еще расстроенная и сердитая, как и за завтраком. Выяснилось, что она уже уложила чемодан и непоколебимо стоит на своем – в Калгари она сойдет. Похоже было, что никто не смог добиться от нее, в чем, собственно, дело, и все больше пассажиров склонялись к мнению, что это любовная ссора.

Осторожно разливая вино, я внимательно прислушивался, но заманчивая перспектива провести два дня в горах занимала всех больше, чем горести Даффодил.

Когда на пустынном горизонте показались острые белые иголочки небоскребов Калгари и все наперебой принялись указывать на них друг другу, я сказал Эмилю, что постараюсь успеть к мытью посуды, и сбежал через весь поезд к Джорджу.

– Можно будет в Калгари позвонить из поезда по кредитной карточке?

– Да, можно.

Когда поезд замедлил ход, он указал мне на телефон и сказал, что в моем распоряжении пятьдесят минут. Сам он, как обычно, будет находиться около поезда и наблюдать за высадкой. Я дозвонился до миссис Бодлер, голос которой звучал, как у беззаботной шестнадцатилетней девушки.

– Ваша фотография уже в пути, – сказала она без всяких предисловий. Но в Калгари она не поспеет. Сегодня к концу дня кто-то поедет на машине из Калгари в Лейк-Луиз, и он передаст ее этой вашей мисс Ричмонд.

– Замечательно, – сказал я. – Спасибо.

– Но про те цифры от Вэла Коша, к сожалению, ничего не слышно.

– Ну, ничего не поделаешь.

– Что-нибудь еще? – спросила она.

– Да. Мне надо поговорить с самим Биллом.

– Какая жалость. А мне наши разговоры доставляли такое удовольствие.

– О, простите, пожалуйста... Мне тоже. Только тут надо не просто что-то передать или получить ответ. Это дело долгое... и сложное.

– Мой дорогой, не надо извинений! Десять минут назад Билл был все еще в Виннипеге. Я сейчас же ему позвоню. Вы знаете свой номер?

– Хм... Да. – Я продиктовал ей номер с таблички на телефонной трубке.

– И скажите ему, пожалуйста, что чем скорее, тем лучше.

– До следующего разговора, – сказала она и положила трубку.