– Хорошо, – сказал Филмер и снова удалился в свое логово, закрыв за собой дверь. Если не считать мельком брошенного взгляда, который пришелся примерно на уровне моей поясницы, то он на меня вообще не смотрел.

– То же самое мы проделали с вещами в Виннипеге, – покорно сказал проводник. – Они могли бы уже привыкнуть.

– Может быть, к Ванкуверу привыкнут.

– Ну да.

Через некоторое время я расстался с ним, пошел к себе в купе, сел, сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и возблагодарил за свое спасение всех ангелов-хранителей на небесах, и особенно – ангела в желтом жилете проводника спального вагона.

За окном горы, которые еще недавно только виднелись вдали, уже приблизились вплотную. Скалистые склоны, поросшие высокими стройными соснами, спускались к самым рельсам, которые шли вдоль извилистой долины Роу-Ривер.

На макушках многих телеграфных столбов, словно шляпы, возвышались неряшливые нагромождения сучьев – ничего подобного я еще не видел. Один из пассажиров сказал, что это гнезда цапель и что на макушках столбов устроены специальные площадки, чтобы им было удобнее. Храбрые птицы, подумал я: гнездятся так близко к грохочущим поездам. То-то развлечение для птенчиков дух захватывает.

Мы замедлили ход. Колеса уже не стучали наперебой, как в прериях, поезд кряхтя полз в гору. Понадобилось два часа, чтобы проехать сто десять километров от Калгари до Банфа. Когда мы остановились там, в широкой части долины, вдруг стало видно, что покрытые снегом пики уже обступили нас со всех сторон высоким, неровным сверкающим кольцом, – над толпящимися у подножия лесистыми холмами-придворными возвышались в неприкрытом скалистом величии настоящие горы. Я в полной мере ощутил знакомое большинству людей непреодолимое очарование таинственных ледяных вершин и поймал себя на том, что, забыв про Филмера, от всей души радостно улыбаюсь.

В Калгари было довольно тепло – говорили, что это благодаря ветру, который дул с гор, – но в Банфе, как и следовало, стоял холод. Наш тепловоз, пыхтя, растащил поезд надвое – всю головную часть с болельщиками он отвел на боковой путь и вернулся за вагонами, отведенными для владельцев: тремя спальными, рестораном, салоном и вагоном Лорриморов. Этот остаток поезда, ставший короче и намного легче, на хорошей скорости поднимался в гору еще три четверти часа и наконец торжествующе подкатил к бревенчатому зданию станции Лейк-Луиз.

Пассажиры весело высаживались на перрон, дрожа от холода даже в пальто после теплых вагонов, но полные радостного предвкушения. Про Даффодил никто и не вспоминал. Все вереницей потянулись в ожидавший на станции автобус, а чемоданы в это время грузили в отдельный фургон. Я вопреки всему надеялся, что Филмер предоставит точно так же распорядиться и его портфелем, но, когда он сошел с поезда, портфель был крепко зажат в его руке.

Я предупредил Нелл, что километр с небольшим от станции до отеля пройду пешком, чтобы появиться там только тогда, когда всех разместят и в вестибюле никого не останется. Она сказала, что я мог бы добраться туда на автобусе, предназначенном для поездной бригады, но я поручил свою сумку ее заботам и в сером форменном плаще, застегнутом доверху, отправился в путь, наслаждаясь свежим холодным воздухом и предвечерним солнцем цвета "золото урожая". Когда я вошел в вестибюль огромного отеля, там толпились только вежливые японцы-молодожены, приехавшие сюда на медовый месяц, но не было ни Ануинов, ни Янгов, ни "Флокати".

Нелл беспомощно полулежала в кресле с таким видом, будто больше никогда уже не сможет собраться с силами, чтобы встать. Я подошел и сел рядом прежде, чем она успела меня увидеть.

– Всех устроили? – спросил я. Она глубоко вздохнула, даже не попытавшись шевельнуться.

– В люкс, который я забронировала для Лорриморов, за полчаса до нашего приезда поселили кого-то еще. Переселяться он не желает, администрация извиняться не хочет, и Бемби недовольна.

– Могу себе представить.

– Но с другой стороны, за спиной у нас с вами, – один из самых роскошных на свете пейзажей.

Я повернулся в кресле и посмотрел назад поверх спинки. За толпой японцев я увидел черно-белые горы, бирюзово-голубое озеро, зеленые сосны и наступающий на них ледник – все это было похоже на театральную декорацию, невероятно близкую и обрамленную оконной рамой.

– Ого! – сказал я, потрясенный.

– Вот так здесь всегда, и это никуда не исчезнет, – сказала Нелл через некоторое время. – Так же будет и завтра.

Я снова плюхнулся в кресло.

– Поразительно.

– Потому люди и приезжают сюда из поколения в поколение – чтобы это увидеть.

– Но я думал, что будет больше снега.

– К Рождеству все завалит по колено.

– У вас будет здесь свободное время? – спросил я.

Она покосилась на меня:

– Секунд пять здесь, секунд пять там, но почти никакой возможности для личной жизни.

Я вздохнул – ничего другого ожидать не приходилось. Она постоянно находилась в фокусе событий, в центре, вокруг которого вертелось все это путешествие, – всегда оставалась на виду, и любое ее движение было видно всем, словно под микроскопом.

– Ваш номер – в одном из "крыльев", – сказала она, протягивая мне карточку. – Вы должны только расписаться у портье и получите ключ. Ваша сумка должна быть уже там. В этом крыле разместили почти всех актеров. И ни одного владельца.

– А вас?

– Нет.

Она не сказала, где ее номер, а спрашивать я не стал.

– А где вы будете питаться? – спросила она после некоторого колебания. – То есть... вместе с актерами в их обеденном зале?

Я отрицательно покачал головой.

– Но не с владельцами?..

– У меня вообще жизнь одинокая.

Она вдруг пристально посмотрела на меня, и я с огорчением подумал, что этим было сказано слишком многое.

– То есть вы постоянно этим занимаетесь? – медленно произнесла она. Изображаете из себя кого-то другого? Не только в этом поезде?

– Нет, – улыбнулся я. – Я работаю в одиночку. Вот что я хотел сказать, больше ничего.

Она чуть поежилась:

– А когда-нибудь вы бываете самим собой?

– По воскресеньям и понедельникам.

– В одиночку?

– Ну... да.

В ее глазах, серых и спокойных, мелькнула лишь тень сочувствия.

– Незаметно, чтобы ваше одиночество так уж вас тяготило, – заметила она.

– Конечно, нет. Большей частью я сам на это иду. Но только не тогда, когда рядом такая заманчивая альтернатива, пусть даже защищенная папкой.

Ее щит в этот момент лежал у нее на коленях в бездействии. Она погладила его рукой, сдерживая смех.

– Завтра я сопровождаю автобус с пассажирами к леднику, – сказала она, отступая под прикрытие здравого смысла. – Потом на обед в Банф, потом на гору по канатной дороге.

– Желаю вам хорошей погоды.

– У Лорриморов персональная машина с шофером.

– А у кого-нибудь еще есть?

– Теперь, когда миссис Квентин сошла, – нет.

– Бедная старушка Даффодил, – сказал я.

– Бедная? – воскликнула Нелл. – Вы знаете, что она вдребезги расколотила зеркало у себя в купе?

– Да, слышал. А мистер Филмер едет с вами на автобусе?

– Пока не знаю. Он интересовался, есть ли здесь спортивный зал, – он любит тренироваться с гирями. В автобус будут пускать всех, кто захочет, я не знаю, кто там будет, пока мы не отправимся.

Хорошо бы посмотреть, как они будут отправляться, подумал я, но это будет трудно, потому что теперь все уже наполовину знают меня в лицо, и долго находиться рядом с ними, оставаясь незамеченным, я не смогу.

– Ануины спустились в вестибюль и направляются ко мне, – сказала Нелл, поглядев в сторону.

– Верно.

Я не спеша встал, отнес карточку, которую она мне дала, к портье и расписался в книге. Сзади до меня доносились голоса Ануинов, которые сообщали ей, что идут прогуляться по берегу и что это самое замечательное путешествие в их жизни. Когда я, получив ключ от своего номера, обернулся, они уже выходили через стеклянные двери в сад. Я снова остановился возле Нелл, которая теперь встала.