– Хорошо, Наташа. Постою уж!.. А ты не спеши, - и, посмотрев еще раз на неуклюжую фигуру Акима, черноглазая пошла к регулировочному пункту.

Аким молча смотрел на Наташу, не выпуская ее рук.

– Ну?.. - наконец пробормотал он.

– Ну вот! - она большими сияющими глазами смотрела в его худое лицо и тоже не знала, что говорить.

Молча подошли к дому, присели на бревне. И все смотрели и смотрели друг на друга. Она смеялась и плакала одновременно, держа в своей руке его горячую руку.

– Как же это все?.. Наташа!..- спросил наконец Аким.

– Видишь, как... - ее улыбающиеся, сияющие безмерным счастьем глаза наполнились слезами. Часто мигая длинными темными ресницами и улыбаясь, она пояснила: - Я была в партизанском отряде медицинской сестрой. Пригодились мне те курсы, помнишь?.. Ну вот. Потом часть отряда перебросили через линию фронта. И меня в том числе. Нас отправили в армию. Я стала регулировщицей. Вот и все...

– Но почему же ты не написала мне?..

– Как я могла писать тебе оттуда? А здесь... ты ведь не оставил мне своего адреса.

– Верно, Наташа. Как это я не догадался.

Наташа не отрывала своего взгляда от Акима. Она почувствовала необычайный прилив любви к этому сдержанному и с виду очень неказистому человеку. Ей казалось, что только она одна по-настоящему понимала Акима, и ей хотелось, чтобы и другие понимали его так же хорошо и так же любили, как любит она.

К ним на машине подъехали разведчики. Сенька с великим любопытством высунулся из кабины, а Забаров подошел к Акиму и Наташе. Из кузова смотрели на Наташу десятки озорных, завидущих глаз.

– Знакомьтесь, товарищ лейтенант. Встретил вот... Моя... - Аким густо покраснел. Но ему пришла на помощь Наташа.

– Наташа, - сказала она просто.

– Федор, - назвался Забаров. - Земляки, что ли, с нашим Акимом?

– Да, земляки. И большие друзья! - ответила она так же просто, смело и естественно.

– Сестрой была в партизанском отряде, - ни с того ни с сего, как показалось девушке, сказал Аким. Она подняла на него свои большие темно-синие глаза.

– Вот уже и рассказал все...

– Добро. Пойдемте к нам? У нас нет санинструк тора, - предложил Забаров.

Наташа смутилась.

– Меня, наверное, не отпустят...

– А мы сделаем так, чтобы вас отпустили.

Наташа посмотрела на Акима, и ей показалось, что он немного растерялся. Наташа насторожилась, улыбка сошла с ее лица.

– Я еще подумаю, товарищ лейтенант, - сказала она, потупившись.

– Что ж, подумайте. А ты, Аким, оставайся. К утру догонишь на попутных. Тут недалеко, - и, быстро распрощавшись с Наташей и Акимом, Забаров пошел к машине.

Наташа сразу же потянула Акима в хату. В сенях она поднялась на носки, притянула к себе его голову и крепко поцеловала.

В комнате никого не было.

– Вот мы и встретились!..

– Встретились!.. Я тебя очень и очень люблю, Аким!..

– И я тоже, Наташа!.. - Он вдруг вспомнил, что вот так, прямо, они еще ни разу не объяснялись друг с другом.

– Мы теперь никогда-никогда не расстанемся! - говорила она, прижимаясь к нему.

– Разумеется... - неуверенно подтвердил он.

Она пристально посмотрела на него.

– Почему ты не хочешь, чтобы я была в вашей роте? - губы ее дрогнули. - Почему?

– Этого не следует делать, Наташа!

– Почему? Мы были бы вместе...

– Мы не будем вполне счастливы, когда другие...

Наташа задумалась.

– Ну, как хочешь... - голос ее оборвался, она уткнулась головой в его грудь и разрыдалась. - Ты... ты прав, Аким, прав... - говорила она, всхлипывая и пряча от него свое заплаканное лицо.

Он отрывал ее голову от своей груди, стараясь заглянуть ей в лицо и утереть слезы. Неловко обнимая ее, сбивчиво говорил:

– В общем... собственно... я не против... Ты же знаешь, как я рад!.. Если хочешь, я сам похлопочу...

– Хочу! Хочу!.. И никуда от тебя не уйду! - вдруг с отчаянной решимостью заговорила Наташа.- Никуда!.. Никуда!..

Он молчал и дрожащей, грубой своей рукой гладил ее по спине, неловкий и беспомощный.

– А я знала, что мы встретимся, - немного успокоившись, сказала Наташа. - Только не думала, что так быстро.

– Я тоже думал о тебе, Наташа. Даже стихи писал...

Он вынул из сумки свой дневник. Потом подумал и снова спрятал его: "Только встретились и уже за стихи. Какая сентиментальность!..".

– Почему же ты не читаешь?

– Потом, Наташа, потом...

Наташа не возражала. В самом деле: стихи можно и потом.

– Какой же ты у меня... хороший! - воскликнула она и прижалась своей пылающей щекой к его жесткому, небритому подбородку.

Он вдруг вспомнил что-то, глаза под очками беспокойно заблестели.

– Наташа, а что... что с ним?

– Ты это о ком, Аким? - с тревогой спросила она.

– О Володине я спрашиваю, о Николае...

Наташа нахмурилась.

– Не стоило бы о нем и вспоминать, Аким. Кажется, в Австрии сейчас. Не знаю точно.

– В Австрии?! Как он туда попал?

– Стешка Лунченко ведь бросила его. Вскоре после нашей с тобой встречи. Не знаю, что между ними случилось, но только она выгнала его из своей хаты. Володина вызвали в комендатуру и предложили стать полицаем. Он, кажется, не согласился. Его долго били. Потом вместе с очередной партией ребят и девушек угнали куда-то. В июле к нам в отряд пришел Миша Кравцов. Ты же его хорошо знаешь. Фашисты его тоже угоняли куда-то. Так вот он рассказывал, что вместе с Володиным они работали на немецком заводе, который снаряды делает. Миша сбежал. Он звал с собой и Володина, но тот отказался. Это все Кравцов рассказывал...

– Снаряды немцам делает... Не убежал все-таки от войны.

Худое лицо Акима опять побледнело, глаза зло блестели за очками.

– Аким, скажи, ты заходил к нему в ту ночь?

Аким не ответил.

Наташа поняла, что ему неприятно об этом вспоминать, и заговорила о другом:

– А помнишь, ты о школе мне наказывал?

– Ну? - сразу оживился он.

– Ее, наверное, удалось спасти. Ведь там у нас остались надежные ребята. - И Наташа стала торопливо рассказывать о всем случившемся с ней после их недавней и короткой встречи.

– А почему ты решила пойти на фронт? - спросил ее Аким. - Ведь ты же учительница, могла бы работать где-нибудь в тылу.