Михаил молча и недобро скалил свой щербатый рот, прощупывая нового старшину мутноватым взглядом.
– Не нравлюсь, ищите другого. Я с этим котлом всю хребтину поломал, -проговорил он.
– Жалко, що ты голову свою дурацьку не зломав! Ты у мэнэ гляди. А то таке лекарство пропышу, що вик памятать будэш!
– Не стращай!
– А я и не стращаю. Вернусь, проверю. И щоб усе чысто було! Зрозумило?
– Понятно, - вяло ответил повар.
– А ты тэж марш звидциля, ничого дурака валять! - бросил старшина Сеньке и вышел вместе с Кузьмичом во двор.
В мазанке некоторое время стояло неловкое молчание.
– Что он на меня? - кивнул лобастой головой Лачуга в сторону двери. - Тож мне начальник великий объявился. Видали мы таких!
– Нет, ты с ним поосторожней, Миша, - совершенно серьезно посоветовал Сенька. - Пинчук - человек крутой и строгий. Беспорядков не терпит. Чуть заметил что - и беда!.. Недаром председателем колхоза был! Этот враз научит уму-разуму...
Рассказывая об этом, Ванин не скрывал и собственной боязни перед Пинчуком.
– А вообще-то он очень правильный человек. Зря ругать не станет. А уж коли провинился, пеняй на себя: спуску не даст. Лучшего старшину не сыскать на всем белом свете.
– Что ты мне его расхваливаешь, как красну девку, - свистя сквозь щербатые зубы, заметил Михаил. - Сам вижу, что за птица. Заест.
– А ты делай все хорошо, и не заест. Почему от генерала-то ушел?
– По своей воле.
– Сам, значит?
– Сам.
– Хо? Сам! - Ванин захохотал.- Милый ты мой, хоть бы врать-то научился. Иди ко мне на курсы, за неделю академиком в этом деле будешь... Это, брат, ты от меня так легко можешь уйти, а не от генерала. Правда, хоть я и ефрейтор, но до генерала мне еще далековато...
– Не понял ты меня, Семен, - обиделся Лачуга. - Отпустил меня генерал. Я сам попросился у него в разведку. Хотел разведчиком быть, а тут опять с котлом пришлось возиться.
– Ах вон оно что!.. Ну ничего, Миша, не горюй. Кормить разведчиков -тоже большое дело. Дай-ка лучше закурить.
– Некурящий я.
Сеньку осенила какая-то новая мысль.
– Некурящий? - притворно удивился он. - Да как же это ты? Не понимаю. Я вот, например, подыхаю без курева. Выдадут на неделю, а я за один день все искурю. А потом хожу, щелкаю зубами, как голодная дворняжка, да покурить спрашиваю. Впору хоть вой...
С присущей ему сообразительностью Семен сразу же оценил обстановку. Если вести себя по-хорошему с этим поваром, думал он, то можно получить от него не только привилегию в смысле котлового довольствия, но и положенную ему порцию махорки. Оттого-то Ванин и подобрел так быстро.
– Тебе пора уже к котлу вставать, - услужливо заговорил он. - Может, помочь дровишек наколоть? Это я мигом.
– Не надо. Я сам.
Сенька в душе выругал недогадливого кулинара, но все же надеялся, что его слова произведут необходимое воздействие на некурящего повара.
Ванин взял топор и вышел из мазанки. Остановился, хищно кося глаз на курицу, мирно рывшуюся в мусоре и что-то там выклевывавшую. Затем нагнулся, взял полено и поставил его на попа. Взмахнул топором и опустил его на... голову курицы.
– Что ты наделал? - в ужасе заорал Лачуга.- Это ж хозяйская курица!
– Неужели? Ай-ай-ай! - притворно заахал Семен.- Ну, так поскорее ее в котел - и концы в воду!
– Вот набить бы тебе самому "котел", тогда б ты знал, как совать свой нос...
– Ну-ну, ты полегче! А то остальные зубы повыбью!
В дверях мазанки появился молодой разведчик Алеша Мальцев. Запыхавшись, он сказал:
– Товарищ ефрейтор, к командиру роты.
Сенька оглянулся, досадуя на то, что не удалось довести дело до конца.
– Ну, пошли.
Мальцев перепутал: Ванина вызывал не командир роты, а старшина Пинчук, нашедший для разведчика какую-то работу.
4
Марченко же сидел у себя в хате и выколачивал о стол разноцветный мундштук, ожидая, когда к нему явятся с докладом Пинчук и Кузьмич. Те вскоре пришли,
– Докладывайте, - приказал лейтенант, не прекращая своего занятия.
Это не понравилось Пинчуку, и он громко обратился к командиру:
– Товарищ лейтенант, разрешите докладать!
– Что кричишь? Я не глухой. Сказал же - докладывайте.
– Так я хотел по всей хворме.
– После войны - по всей форме. А сейчас не до этого.
Марченко вдруг легко вскочил на лавку и, быстро обернувшись, присел на подоконник. Тонкий и сухой, стремительный, он как-то весь подался вперед, будто готовился к прыжку. Из-под тонких броней поблескивали глубоко посаженные каштанового цвета глаза.
– Ну, я слушаю.
Кузьмич и Пинчук доложили: первый - о сдаче, а второй - о приеме имущества.
Выслушав доклад, лейтенант приказал прислать к нему Акима.
Пинчук с видимой неохотой уходил из хаты. Он надеялся, что командир роты поинтересуется, как у него, старшины, обстоят дела, что его волнует и прочее. Но ничего этого не случилось. Кровно обиженный, Пинчук все же проговорил:
– Время, мабуть, у него нэмае.
Встретив Акима на улице, старшина холодно передал приказание:
– Командир вызывав.
Аким удивленно посмотрел на Пинчука, хотел о чем-то спросить, но тот быстро прошел мимо.
– Писарем хочу тебя поставить, - сказал Марченко, когда Аким появился в хате. - Как ты на это?..
Аким внимательно посмотрел на офицера, будто видел его впервые.
– Как же? - повторил Марченко свой вопрос.
– Я бы попросил, товарищ лейтенант, не назначать меня писарем. - Аким еще внимательнее, с каким-то беспокойным любопытством рассматривал командира и только теперь увидел, как был красив их лейтенант. - Не хочу я быть канцеляристом.
– Почему? - Марченко соскочил с подоконника, мягкой походкой старого разведчика приблизился к высокому сутуловатому солдату. - Почему?
– Хочу воевать.
– Воевать всем хочется, - заметил недовольный Марченко. - А мне писарь нужен. - Помолчав, он примирительно спросил: - Кого бы вы могли порекомендовать?
– Не знаю, товарищ лейтенант. Вряд ли кто захочет стать писарем. Особенно сейчас, когда готовится такое...
– Знаю. Ну что ж, идите!
На улице шел дождь. Крупные, как картечины, капли подпрыгивали на дороге, косо резали горькие лопухи. Солнце еще не было закрыто тучами, и оттого дождь казался совсем нестрашным. Не хотелось прятаться от него, бежать под крышу. С востока, описав тысячемильную дугу, шагнул до самого дальнего запада спектр огромной радуги.