– Но вы мне все дороги! – чувствовалось, что дракон растерялся. – Я не хочу есть ни одну из вас!

– А степнячку хочешь взять в жёны? – спросила коварная я.

– Хочу, – признался дракон (эххи не врут!).

– Значит, – подытожила неумолимая я, – тебе придётся съесть кого-то из нас, иначе никак. Или тогда уж забудь думать об этой девушке из степи – ты ведь не хочешь накликать на себя беду?

Кост-а-Лом молчал, пытаясь найти брешь в моей железной логике, и тогда я пустила в ход заранее заготовленный аргумент:

– И тебе не придётся самому выбирать, кого из нас есть, – мы сделаем это сами.

– Сами?!

– Сами. Тебе ведь всё равно, какую жену ты скушаешь, верно? Ты же сам сказал, что мы все для тебя одинаково ценны!

– Ну… Да, так, – согласился дракон, немного подумав.

– Вот! А мы выберем ту, которая достала всех остальных, и ты заодно улучшишь психологический климат в нашем дружном женском коллективе!

– И всё-таки, – неуверенно пробормотал Кост-а-Лом, – как-то это нехорошо, Алава. Есть свою жену – ту, с которой ты делил ложе любви!

– Костя, ну ты ни хрена не понимаешь! – возмутилась я. – В этом-то весь и кайф! Прикинь, жуешь ты кого-нибудь из нас, и при этом вспоминаешь, как ты имел эту девочку, в каких позах, и как тебе было при этом клёво! Это же полный торчок, стопудово! А можно и ещё круче: трахаешь свою самую вредную жену и одновременно её поедаешь – надо же разнообразить свою сексуальную жизнь!

– Эхэ-м-м… – в глазах дракона заплясали искры, из которых грозило возгореться пламя. Он пристально посмотрел на меня, и мне стало страшно: а ну как Костя решит здесь и сейчас опробовать предложенную хитроумной мной гастрономическо-эротическую новинку, и не на ком-нибудь, а на любимой мне?! Надо бы поосторожнее с пробуждением порочных наклонностей, а то ещё воспитаю на свою голову… Крылатый маньяк-извращенец – он же весь Эххленд на уши поставит! Ага, и на него тут же будет объявлена охота, и очень скоро косталомовская черепушка украсит стену пиршественного зала в замке какого-нибудь мага-рыцаря вроде маркиза де Ликатеса. А это вообще-то идея… Однако я решила не забегать вперёд и сосредоточиться на претворении в жизнь намеченной программы-минимум.

Я так и не добилась от Кости вразумительного ответа – он в итоге попросту уснул, – но семечко было брошено на грядку. И настойчивая я возвращалась раз за разом к этой теме, выбирая время, когда дракон пребывал в расслабухе и любовной неге – в такие моменты, как показывает опыт человечества, зафиксированный в книгах и устных преданиях, женщина может нажужжать в уши мужчине всё что угодно, и добьётся от него даже невозможного. И мои труды праведные были вознаграждены: Кост-а-Лом дозрел и объявил гарему свою волю.

Это случилось, когда мы всем коллективом во главе с «нашей Беллой» предавались в гостиной блаженному ничегонеделанию за местным типа чаем с как бы пирожными. Костя обставил оглашение своего (на самом деле – подсказанного мной) решения весьма эффектно: в воздухе появилась драконья голова в натуральную величину и громоподобно прорычала:

– Слушайте меня, жёны мои, и повинуйтесь!

Добрая половина «гаремык» тут же чуть не грохнулась в обморок – отвыкли девочки от вида звериной сущности нашего чешуйчатого супруга, – а Кост-а-Лом пророкотал тоном, не допускающим возражений:

– Я решил взять себе новую жену, но число моих жён было, есть и останется равным тринадцати. И поэтому вы сами выберите одну из вас – любую, мне всё равно, вы для меня все одинаково приятны, – и я её съем. Сейчас я улетаю по делам, а к ужину я жду, кто из вас попадёт ко мне на ужин, – и дракон гулко захохотал, довольный своим корявым каламбуром.

Зубастая костина морда растаяла, и в гостиной воцарилась мёртвая тишина – жёны растеряно переглядывались, не веря своим ушам.

– Пусть Ослабелла решит, кому из нас суждено… – робко начал кто-то.

– Э, нет! – решительно возразила я. – Разве вы не слышали, что сказал наш муж? «Вы выберете», а не «старшая жена выберет»! Нам ли оспаривать слово нашего повелителя?

– Тогда мы бросим жребий, – сказала «наша Белла», глядя на меня так, как смотрят на что-то малоприятное.

– Нет, о старшая, – снова не согласилась я. – Жребий слеп, а повелитель выразил свою волю чётко и ясно: он сказал «выберете», разве не так? Это называется голосование – в моём мире мы часто играем в такие игры. Я предлагаю сделать вот что…

И я быстренько изложила им свой проект, скомбинированный из игры «Последний герой» и таинства исповеди.

– Наверняка у каждой из нас было в жизни что-то такое, что нам неприятно вспомнить, и в чём нам хотелось бы покаяться, – вдохновенно вещала я. – Вот давайте и раскроем друг перед другом все свои прегрешения, и оценим тяжесть наших грехов чужими глазами. А потом, – мой взгляд упал на стоявший на столе кувшин, – каждая из нас возьмёт вот по такому кувшину и горсть камешков: один чёрный и одиннадцать белых – их много в каменном саду. И каждая из нас бросит по одному камню в каждый из чужих кувшинов: белый будет значить оправдана, чёрный – виновна. И воздастся нам за грехи наши – та из нас, у кого в кувшине чёрных камней наберётся больше всех, и отправится в пасть к нашему прожорливому супругу.

Мой расчёт выглядел беспроигрышным. Эххийки не врут, значит, эти девицы, приняв условия игры, будут добросовестно каяться – наверняка ведь есть в чём. И главное – грехи грехами, но весь гарем не слишком жалует Беллу и наверняка воспользуется возможностью съесть её (в прямом смысле слова, хоть и чужими зубами) на законном основании. Тайное голосование и свободные демократические выборы (особенно когда можно кого-то съесть) – классная штука, не зря над этим изобретением работали лучшие умы человечества.

Жёны возбуждённо зашушукались – затея явно пришлась им по вкусу, – а Ослабелла помолчала, подумала, кивнула и негромко проговорила:

– Хорошо придумано, Алава, – пусть будет так.

Я внутренне возликовала, но не подала виду. Девчонки засуетились, приволокли кучу разноцветных камней и набрали тринадцать кувшинов для тайного голосования. И начали по очереди каяться в грехах своих тяжких.

Грехи у них у всех были – тьфу, о таких грехах и упоминать-то грех. Кто-то кому-то позавидовал и подпортил чужое заклятье во время творения пышного букета цветов, кто-то ещё в догаремной жизни отбил у подружки парня, а кто-то и вовсе в детстве не слушался папу с мамой. Однако слушали они друг друга со всей серьёзностью, проникнувшись величием момента, и горестно качали головами, когда одна из девчонок рассказала, что приручила птичку, прилетавшую на карниз «ласточкина гнезда», а потом эта птичка ей надоела, и она перестала кормить её крошками от печенья. Я тоже покаялась: во-первых, в том, что не лечила нашего мужа и повелителя после его памятной драки с гидрами – испугалась, мол, – а во-вторых, что как-то раз подставила ногу одному из безлицых. Мне хотелось, чтобы с него слетела маска – интересно же посмотреть, какие хари у орков? Но маска не упала, а бедняга здорово расшиб себе лоб, и мы его больше не видели – наверно, Костя его попросту съел и поймал на Полуночной стороне другого орка на замену инвалиду.

Как я и предполагала, самый внушительный список грехов оказался у Ослабеллы. Она созналась, что часто была несправедлива ко всем нам, и главное – в том, что тайком сбежала от мужа и даже не известила его о своём новом замужестве, в результате чего Шумву-шах маялся в безжёнье целых пять лет. Да, по сравнению с этими грехами некормленая птичка и даже покалеченный мною пленник – сущие пустяки. «Ну, лисичка-сестричка, – подумала я, – блок чёрных меток тебе обеспечен!».

Закончив процедуру тотального покаяния, приступили к голосованию – «гаремыки» подходили друг к другу и кидали в кувшины камешки, а какие – это выяснится уже потом. Я была уверена, что шельмовать никто из них не будет – эххи всё-таки. Когда весь электорат проголосовал (явка была стопроцентной), жёны начали по очереди переворачивать свои типа урны и предъявлять народу их содержимое. Я тоже хотела было перевернуть вверх дном свой кувшин и вытряхнуть из него результат, но меня остановил властный голос Ослабеллы: