– Ты о княжне собирался говорить, – напомнила Ольга.
Все, о чем рассказывал Стема, хоть и было занятно, но не больно ее интересовало.
– Княжна, – вздохнул Стема. – Мне четыре лета было, но я помню, когда она родилась, и какой праздник тогда закатил Эгиль. Гордоксева ему до того одних сыновей рожала, пятерых, кажется, принесла, а потом вот дочь. Трое младенцев у нее померло, а Светорадка живучей оказалась. Эгиль уже в ту пору князем Смоленским был, но дочку отнес к тестю, почет оказал местному боярину, позволив ему имя внучке дать. Отец Гордоксевы старый уже был, помирать собирался, но малышке красивое имя дал, сказав перед смертью, что вырастит из нее красавица, какой в Смоленске еще не бывало. Ну, вот и носились с ней все, баловали, лелеяли.
В нашей ребячьей ватаге при тереме я всегда заводилой был. И княжич Ингельд, который был старше меня, и этот молчун Асмунд – с ним мы одногодки, и другие ребятишки – все всегда моего совета спрашивали, и мы носились целой гурьбой, проказничали, шумели. Ну, и княжна вечно за нами увязывалась. Маленькая она была, но уже важничать любила, хотела, чтобы всегда ее верх был. Я обычно старался отделаться от нее, да и другие тоже. Она же, капризная и настойчивая, словно не понимала этого, пыталась командовать, а если выходило не по ее, винила во всем меня и норовила выставить перед старшими в невыгодном свете. Разбили мы крынку со сметаной в молочной – она на меня указывала; ходили ночью на курганы могильные да потоптали подношения – Светорада опять на меня свалила; угнали, чтобы покататься, с пастбища серого коня Эгиля – она вновь в мою сторону пальцем ткнула. Ох, и невзлюбил же я ее тогда! Но чтобы так отомстить мне, чтобы такое сотворить…
– О чем ты? – спросила Ольга, когда Стема неожиданно умолк.
– Неважно. Да только после того случая Эгиль сам меня пороть начал. Мне ведь уже пятнадцать лет исполнилось, спрашивали с меня, как со взрослого. И пороли, как взрослого. Эгиль тогда так разлютовался, что забил бы меня до смерти, не вступись Гордоксева, не повисни на руке у мужа да не вымоли мне пощаду.
Ольга вспомнила, что не раз видела белесые рубцы на спине Стемы, а дружинники даже посмеивались: выпорол, мол, кто-то Стрелка нашего, как простого смерда. Однако Стема обычно только отшучивался. Говорил: у иных из вас рожи так посечены, что мои рубцы украшением показаться могут.
– Я после той порки едва не помер, отлеживался долго, – продолжил парень, подкладывая в огонь дрова. – Знахарка, лечившая меня, за мою жизнь опасалась. А когда я все же выдюжил, ясно стало, что у Эгиля мне больше не служить. И тогда княгиня Гордоксева отправила меня к отцу в Киев. С тех пор я в Смоленске не бывал. Даже когда Олег с дружиной туда ездил после полюдья,[58] я всегда находил повод отказаться от поездки. Да и Кудияр мне в том способствовал. Так что, если тебе хочется узнать о Светораде, то у моего отца спроси, а еще лучше – у Олега.
– Да Олег только и говорит, как Киеву сейчас выгоден этот союз. То, что Светорада такая подлая, он не скажет.
– Воистину подлая, как сама Морена злобствующая. Никогда не знаешь, на что она и решиться может.
– А Игорь мой на ней должен будет жениться, – вздохнула Ольга.
И тут же и заплакала, да так горько, что Стема опешил.
– Погоди, может, еще не сладится у них.
– Да как же не сладится, если Олегу это сейчас необходимо! – почти выкрикнула Ольга. – Ему войско Эгиля нужно, ему золото Эгиля нужно, а как еще заставить могущественного князя пойти на сговор, если не сделав его дочь княгиней Киевской? Ведь только тогда Эгиль пойдет с Олегом на угров.
И она снова заплакала. Стема что-то говорил: дескать, Игорь и сам крут, сможет приструнить зловредную Светораду, а Ольга сквозь всхлипывания все твердила: как он с такой княгиней сможет править, если она на любое зло, на любой обман пойдет? Она и с Ингельдом Игоря может рассорить, а почти половина войска Игоря из людей брата Светорады состоит. Да и отец ее может немало неприятностей Киеву доставить, если дочери что-то не так покажется.
– Да, она такая, – вздохнул Стема. – Ласковой да приветливой прикидывается, а гадости замышляет.
Ольга плакала, а Стема подсел, приголубил, обнял, и Ольга уже навзрыд заплакала у него на плече. А потом, все еще дрожа от всхлипываний, неожиданно ощутила, как хорошо и спокойно ей в сильных объятиях побратима, почувствовала, как он ласков и заботлив. Нежный, пригожий, веселый… От него словно веяло некой силой, которая успокаивала! Не зря ведь его девки любят.
Отстранившись от парня, Ольга взглянула ему в лицо, и неожиданная мысль возникла в ее голове.
– Стема, Стемушка, а я ведь знаю, как сделать так, чтобы Светорада не могла стать княгиней Киевской. Пусть Эгиль поможет Киеву, пусть и Игоря со Светорадой женихом и невестой объявят, но потом… Что стоит тебе вновь прикинуться ее приятелем? Чтобы она доверяла тебе и… Она не договорила – Стема отшатнулся так резко, словно Ольга его рабом обозвала. Поднялся, отошел прочь в темноту, но Ольга слышала его бурное и гневное дыхание.
– Да мне лучше с кикиморой лесной лечь, лучше с лешачихой любиться…
Ольга неожиданно засмеялась. Потом сделала Стрелку знак приблизиться, усадила рядом, за руку взяла доверительно.
– Смотрю, Стемка Стрелок, ты только так о девках думать и можешь. Но ведь я ничего такого тебе еще не присоветовала. Хотя… Вот уж когда Светораду посчитали бы негодной невестой. Но погоди, не рвись. Я ведь не Светорада коварная, чтобы своего приятеля под беду подводить. Случись такое, о чем ты подумал, тебя уже никто не помиловал бы. А задумала я вот что. Всем ведомо, что женихи вокруг дочери Эгиля стаями ходят, и если…
Тут она даже голос понизила, притянула Стему и что-то тихо-тихо ему зашептала на ухо, чтобы и сама ночь не услышала, и речной бриз не разнес. Пока, наконец, не закончила достаточно громко:
– Как все проделать и с кем сговориться, я сама решу. Тебе только подсобить понадобится. Возьмешься?
Стема долго молчал. Смотрел на язычки пламени на прогоревших дровах, хмурил темные брови. Потом спросил, что же ему делать, если у них и впрямь все сладится. Ведь в любом случае он может оказаться под подозрением.