Впервые за все время Михолап будто смутился. Стал что-то говорить: дескать, Олеся сейчас живет в Березовом, в нескольких верстах от Смоленска, она слишком напугана и останется там до самого суда, а может, и на судилище не явится. Ибо… Тут Михолап вздохнул. Для Олеси, как она призналась, лучше все-таки расстаться с Некрасом да выйти замуж за кого-нибудь другого. Пусть она и нарушит законы Рода о семье, но ей, видимо, уже кто-то приглянулся, раз она так хочет порвать с мужем.

Когда воевода удалился, Асмунд негромко сказал сестре:

– Забодай меня комар, если у нашей певуньи Олеси рыльце не в пушку. Не зря ведь она не боится разрыва, может, и приглядела уже кого на место Некраса. Но если на судебном разбирательстве кто-нибудь из видоков или послухов сошлется на это… Михолап идет на поводу у любимой дочери, не понимая того, что по Правде не Олеся может освободиться, а Некрас свою правоту доказать. Как тогда все обернется для Олеси, когда ее, опозоренную, вернут в дом супруга? И что в таком случае предпримет Михолап, чтобы спасти дочь? Даже если сможем убедить суд, что Олеся чиста, а Некрас возвел на нее напраслину и посмел наказывать женщину благородного рода. После этого Олеся может идти к служителям Рода, чтобы освободили ее от семейных уз, однако все равно родичам Некраса будет нанесено оскорбление, они затаят обиду, а потом и расквитаться захотят.

Асмунд глубоко задумался, затем повернулся к сестре:

– Рада, милая моя, не любо ли тебе было бы в такую жару прокатиться на ладье Днепром?

Княжна только захлопала длинными ресницами.

– Если эта мысль мне и по сердцу, то ведь все равно в Триглавов день девицы обычно по домам сидят.

Асмунд махнул рукой.

– Ну не змея же трехголового ты опасаешься? Да и сговоренная ты невеста, а змею только свободных девственниц отдавали. Тьфу, о чем это я. Так и кощуны скоро начну сказывать, словно боян. Но если рассудить здраво, то тебе, Рада, и впрямь было бы неплохо прокатиться на ладье до Березового. Навестила бы там Олесю-певунью, подружку свою, а может, и уговорила бы выбросить из головы мысль уйти от Некраса. Объяснила бы, что к чему, глядишь, и певунья наша поняла бы, что дело тут куда сложнее и даже отец ей не большой помощник. Только его и себя подведет. Ну же, умница моя сестрица, подсоби, пока дело до разбирательства не дошло.

Светорада, польщенная тем, что ее мудрый брат готов доверить ей такое дело (да еще и разумницей назвал!), заулыбалась и дала согласие. Это все-таки лучше, чем в тереме от скуки изнывать. Поэтому, послав гонца поднять парус на ладье, она быстро собралась и, взяв с собой несколько людей, отправилась на пристань.

Река красиво блестела в этот предзакатный час. Княжна стояла на носу ладьи, около вырезанной на штевне головы птицы, и смотрела на берега. Вскоре она увидела поросший березами склон, а там и раскрашенные кровли Березового с высоко поднятыми на шестах медными петушками.

Но Олеси в усадьбе не оказалось. Управляющий тиун только разводил руками, говоря, что купчиха Олеся еще вчера ушла по своим делам, не велев ее искать. И если княжна хочет дождаться ее, то пусть располагается, пусть отдохнет, пока дочь воеводы появится. Должна уже прийти. Зато уж как Олеся обрадуется, застав княжну! Не будет знать, где усадить, не будет знать, чем угостить, пылинки станет сдувать.

Люди княжны с удовольствием приняли это предложение: забавлялись, наблюдая за посаженным на цепь у ворот медведем, да перемигивались с местными служанками, разглядывали усадьбу, с ее резными галерейками на витых подпорах, шатровыми навершиями крылечек, затянутыми промасленной и раскрашенной тканью окошками. Тиун велел угостить всех блинами с медом, а также березовым соком, который добывали в окрестных рощах, давших усадьбе свое название.

Пока сопровождающие княжну люди прохлаждались и ели угощение, сама княжна решила пройтись по рощам. Никого не взяв с собой и не предупредив, она вышла через калитку и пошла по тропинке среди высоких березовых стволов, слушая щебетание птиц и щурясь на светившее сквозь ажурную листву солнце. Княжна была в легком белом одеянии с зеленой вышивкой на предплечьях, косы увиты зелеными лентами, на ногах легкие поршни на ремнях, украшений она в этот раз не надела, только на груди поблескивал на тонкой цепочке алый рубиновый кулон, с которым княжна никогда не расставалась. Светорада шла, неслышно ступая по тропинке, пока не набрела на пробегавший среди зарослей папоротника ручей. И тут увидела избушку под зеленой дерновой крышей. Избушка, хоть и маленькая, выглядела ухоженной и обжитой: по выбеленным стенам поднимались вьюнки, перед дверью резная скамья, сама дверь приоткрыта, и изнутри вился легкий дымок – видимо, там куховарили.

Княжна хотела было подойти да поздороваться, но что-то удержало ее на месте. Она прислонилась к толстому стволу березы, почти слившись в своем бело-зеленом одеянии с березовым лесочком. И неожиданно поняла, что заставило ее остановиться: из маленькой избушки доносился веселый молодецкий смех, который мог принадлежать только одному человеку – Стемке Стрелку.

Вскоре он и сам появился, вышел, согнувшись под низкой дверной притолокой. Растрепавшиеся волосы падали на глаза, на обнаженном до пояса загорелом сильном теле белели полоски старых шрамов. Стема не заметил наблюдавшую за ним из лесу княжну, стоял, закинув руки за голову, потом сладко потянулся, как после сна. И тут же из дверного проема показалась Олеся. Длинные светлые волосы рассыпаны по плечам, как у незамужней девушки, белая рубаха сползла с одного плеча. Босая и легкая, она подбежала к Стеме, обняла со спины, улыбаясь. А он чуть откинул назад голову, что-то говорил, а пальцы ласково поглаживали обнимавшие его руки.

Светорада замерла и словно дышать перестала. Смотрела, как Олеся, ласкаясь, обошла вокруг Стемы, как они о чем-то говорили и смеялись, а потом Олеся стала целовать Стему в шею, в губы. Они стояли обнявшись и целовались, целовались, целовались… Светорада видела, как руки Стемы зарываются в волосы Олеси, видела часть его лица с закрытыми глазами, и ей казалось, что в этот Триглавов день ее отдали на растерзание чудовищу, что оно уже впивается в нее и грызет – такой сильной была рвущая боль в груди.