Ломброзо, который неоднократно говорит о «мономанах», рисует графоманию в вид самостоятельной болезни. Он говорит: «Вид душевной болезни, который я назвал бы графоманией, образует середину между гениальным безумцем, здоровым человеком и собственно помешаным».

Как «гениальные безумцы», так и «графоманы», описываемые Ломброзо, лишь представители психического вырождения. У всех этих людей мы находим нарушение внутреннего равновесия, дисгармонию между влечениями и интеллектом, в большинстве случаев – существенное ослабление интеллигентности, общее слабоумие.

Ломброзо делит графоманов на различные классы. Об одних он говорит следующее:

«Они склонны к крайностям, будь это в деле воздержанности или в необузданном стремлении к наслаждению; точно также они склонны к самым причудливым выходкам в половом отношении, бегло описанным мною в брошюре «Любовь у помешанных». Они питают также странную склонность к собакам, кошкам, птицам и т.д. и ещё более странные антипатии. Они уничтожают, например, самые драгоценные предметы; бросаются из поезда; боятся света и выходят из дому лишь ночью и то с зонтиком; страшно боятся пребывания в закрытых помещениях до того, что падают в обморок, если за ними затворяют дверь на ключ; или же страшатся пребывания на вольном воздухе, не решаются пройти по безлюдной площади и т.д.».

И далее:

«Часто этими людьми овладевает ненависть к ближним, заставляющая их уединяться и избегать каких–либо сношений с другими людьми (клаустрофилия). Другие же, хотя ведут мерзкую жизнь, ищут общества, язвой которого они служат; им нужно поклонение людей, хотя бы в самых ничтожных вещах. Они собирают коллекции пуговиц и зонтиков; самыми смешными способами они стараются обратить на себя внимание других и пишут самим себе любовные письма, чтобы затем читать их вслух или же курят лучшие сигары, терпя голод. Они домогаются первого места в пивной, в политических клубах; основывают мелкие литературные союзы и являются тем более горячими апостолами, чем более они невежественны. Иногда они уже с детства неисправимо жестоки, лицемерны; делают себе удовольствие из обмана и воровства; удивляются, если их наказывают, хотя отлично знакомы с определениями законов. Но тщеславие этих людей доходит до невероятного и для его удовлетворения они совершают даже преступления, совершенно упуская из виду, что своим поведением компрометируют себя и вовсе не достигают того почёта, к которому так страстно стремятся».

Это – описание типичных случаев психического вырождения, с каким мы уже выше познакомились. По описанию самого Ломброзо, симптом графомании даже не является особенно характерным, а дело идёт просто об общем слабоумии, которое может проявится различнейшим образом.

О другом классе подобных больных Ломброзо говорит:

«Что касается этих, то мы имеем в виду неутомимых говорунов, которые часто бывают не в состоянии остановить самих себя и болтают без всякой логической связи, приходя почти всегда к заключениям, противоречащим тому, что они желали выразить, – и это с ними в известные дни случается чаще, чем в другие…» «Я могу к этому прибавить, что они большей частью неизлечимы, так как недуг врождённый и что гениальность касается их лишь в болезненном и эксцентричном, а не даёт им силы суждения и творческого дара».

Ломброзо описывает далее ещё одну категорию больных, которых называет «графоманами – безумцами». Об одном из таких случаев он говорит следующее: «Стюарт, оригинальный автор «Новой системы физической философии», отыскивающий в мире полярную точку правды, утверждал, что все короли и владыки земли составили союз, чтоб уничтожить его произведения; поэтому он разослал друзьям экземпляры своих сочинений с просьбой хорошенько припрятать их и объявить о месте, где они спрятаны, лишь на смертном одре».

Здесь мы, несомненно, имеем дело с бредом, и если из этого краткого указания вообще позволительно установить диагноз, то ведь можно предположить лишь первичное помешательство (Paranoia). Непонятно, как Ломброзо мог счесть этот случай особенной болезнью и назвать её «безумной графоманией».

Если уж делить вырождающихся на различные классы, то это можно было бы делать лишь в смысле Мореля, руководясь психологическим несоотношением, т.е. отводя в особые категории вырождающихся с недостаточно развитой интеллигентностью, с преобладанием или извращением влечений, фантазии, чувств и т.д. Но различать этих больных на основании, не особенно ясно даже выступающего симптома было бы скорее регрессом, чем прогрессом в нашем познании. Если Ломброзо обратил особенное внимание на свойственную таким больным страсть к многописанию, то это можно объяснить разве тем, что этот симптом – единственный, который, благодаря сохранившимся документам, может во всей полноте дойти до потомства и до исследователя, между тем как остальные симптомы, разные мании, извращения и другие слабости доступные только непосредственному наблюдению.

Ломброзовские названия: «интеллектуальные безумцы», «гениальные безумцы», «безумные гении» ведут лишь к недоразумению и путаницы понятий, тогда как наша обязанность – по возможности точнее определять и строго разграничивать их.

Как бы ни была разнообразна клиническая картина вырождения, она всё–таки всегда будет иметь нечто характерное, благодаря общей всем случаям причины, духовной неустойчивости, дисгармонии психических способностей, и сведущий наблюдатель не будет иметь повода смешивать вырождающихся с великими, вполне и всесторонне развитыми умами.

ВЛИЯНИЕ ВОСПИТАНИЯ

НА ГЕНИАЛЬНОСТЬ

Это общеизвестный факт, что чем выше ступень развития, на которой находится животное, тем беспомощнее и несамостоятельнее оно тотчас после рождения. Самый низший из животных видов, амёба, тотчас после своего происхождения, совершающего путём деления, обладает всеми свойствами и способностями, которые необходимы для её жизни и которых она вообще способна достигнуть. Чем выше порода, тем больше времени проходит после рождения, пока животное становится независимым и может самостоятельно заботиться о себе. Наивысше развитой род, млекопитающее, более нуждается в материнском питании, чем какое–либо другое существо. Наивысше организованное существо, человек, медленнее развивается и более нуждается в родительском уходе, чем какое–либо живое существо в мире. Между людьми быстрота индивидуального развития опять–таки находится в обратном отношении к общей культурной ступени, достигнутой данным народом. Дикие племена быстрее развиваются, чем дети цивилизованных наций; женщина скорее достигает телесной и духовной зрелости, чем мужчина.

Из этого следует, что быстрота развития вовсе не должна иметь решающего значения для дальнейших умственных способностей. Подобно тому как дитя, отличающееся в семь лет необыкновенно высоким ростом, не обязательно должно продолжать расти в таком же отношении, а впоследствии скорее даже может показаться малым, так и умственно рано развивающееся дитя может впоследствии и не обнаруживать особенно выдающихся умственных способностей. С другой стороны, дитя, сравнительно медленно развивающееся, может впоследствии удивить нас вполне хорошими способностями. Линней из–за любви к ботанике до того пренебрегал классическими занятиями, что его родители вследствие малоуспешности сына решили отдать его в учение к сапожнику, и если они этого не сделали, то лишь благодаря вмешательству врача, обратившего их внимание на талант мальчика. Ньютон в юности был очень склонен к мечтательству и долгое время был в школе последним.

Гораздо важнее быстроты умственного развития, на которое, к сожалению, тщеславные родители очень часто обращают слишком много внимания и, конечно, во вред детям, – гораздо важнее этого равномерность в развитии различных психических факторов. Как мы видели, при психическом вырождении дело идёт не всегда об общем уменьшении степени развития, а большей частью об отсутствии должной пропорции между различными психическими элементами, о расстройстве внутреннего равновесия.