– Брайт, Джонсон, сюда! – приказал полковник. – Надо отвести мою дочь в безопасное место. К церкви Сент-Джемса, где наш штаб.

Едва Дженни отошла шагов на десять, как полковник уже велел перезарядить орудия. И сразу услышал крик:

– Что ты делаешь, папа! Там есть еще люди!.. – Дженни бежала обратно.

– Как? Британские подданные?.. Что же ты мне сразу не сказала, Дженни?

– Нет, не британские подданные, – плача, сказала Дженни. – Там женщины, раненые, дети… Не стреляй по ним. Они были так добры ко мне!..

Гаррис с удивлением вгляделся в бледное, изменившееся за два года разлуки лицо дочери.

– Иди туда, куда тебе сказано, Дженни, – сурово сказал Гаррис. – К церкви Сент-Джемса.

– Ты не станешь по ним стрелять, папа!

– Иди, Дженни, или я велю отвести тебя силой. Брайт, сюда!

– Что ты делаешь, папа?.. Мистер Бедфорд, разве так можно?.. – кричала и плакала Дженни, вырываясь из рук солдат. Ее увели.

– Теперь, Дик, мы быстро покончим с этим зданием и перейдем к правому крылу дворца, – сказал Генри Бедфорд.

Он остановился, увидев, что у полковника Гарриса слегка трясутся губы и что он вытирает платком внезапно вспотевший лоб.

– Будь британцем, Дик! – сказал Генри Бедфорд. – Война есть война.

И снова большие гаубицы полковника Гарриса ударили по белому зданию резиденции, примыкающему к дворцу шаха с левой стороны.

По правому крылу дворца била вторая, еще более мощная батарея.

На девятый день штурма пал Арсенал. Сдалась вся южная часть города и Большая Мечеть. У Аймерских, Туркменских, Делийских ворот встала британская стража. Только несколько сот сипаев, засевших во дворце Бахадур-шаха, еще оказывали сопротивление. И попрежнему неуязвимым оставался для британских пушек древний форт на речном островке под стенами дворца – Селимгур.

Бахадур-шах давно бежал из города через южные ворота. Во дворце засел Инсур-Панди со своим отрядом.

Сипаи расположились у большого фонтана в центре двора.

Две мощные батареи четвертые сутки крушили раскаленным металлом высокие тёмно-красные стены знаменитого дворца.

Настало утро двадцатого сентября. Дворец держался.

– Окружить здание и взять бунтовщиков живьем, любой ценой! – отдал приказ генерал Вильсон.

Из дворца было только два выхода: восточный – к берегу Джамны, и западный – в город, в руки врага.

Около пятисот человек укрылось за его высокими стенами: остатки Тридцать восьмого пехотного полка и человек двести бенгальской артиллерии.

Инсур велел подтащить к западным воротам старые бронзовые дворцовые пушки и забаррикадировать выход изнутри.

– Мы будем биться до конца! – сказал Инсур.

Несколько сот измученных людей, четыре старых бронзовых пушки, замолчавшие ружья, – у сипаев уже не было пороха, – и упорство, священное упорство повстанцев, которые решили умереть, но не сдаться, – вот всё, что мог противопоставить Инсур тяжелым орудиям британцев.

Две больших батареи без отдыха, без передышки били по высоким, сложенным из мощных глыб красного песчаника стенам, окружавшим огромное здание.

Инсур-Панди метался по просторному двору, среди замолчавших пушек. Его лихорадило от недавней раны, глаза блестели, ввалившись меж почерневших век.

В Девани-Хасе, зале аудиенций старого шаха, на мозаичных плитах корчились раненые. Убитые валялись на мраморных ступенях широких лестниц.

Пушки подтащили ближе, и снова смертоносный огонь из двух больших батарей полил по стенам, по крыше, по мощным сводам, по мраморным террасам дворца.

Большой отряд британцев начал заходить сбоку, чтобы занять запасный выход со стороны реки.

Лалл-Синг дежурил на наблюдательном посту на крыше.

– Они заходят с реки, Инсур! – кричал Лалл-Синг. – Они заходят с реки, и я даже не могу прострелить голову тому проклятому саибу, который идет впереди!..

Подрывной отряд британцев бежал к главному выходу.

– Кончено. Они сейчас взорвут ворота, – сказал Инсур.

Он послал сигнальщика к гелиоскопу, на вышку здания.

Стоял ясный жаркий день, солнце уже восходило к полудню. С вышки Селимгурского форта на дворец смотрел начальник форта Чандра-Синг.

Лела стояла возле него. Еще в первый день штурма отец велел ей уйти в форт.

И в ясном свете дня на вышке дворца повернулся диск солнечного телеграфа.

«Мы окружены! – подал сигнал сияющий под солнцем диск. – Выход к реке закрыт».

– Там есть другой, подземный, в саду! – закричала Лела. – Подай им знак, Чандра-Синг. Скорей дай им знать, там есть дверца у самой реки.

Чандра-Синг сам побежал к прибору.

Подрывной отряд уже был под самыми воротами дворца. Пригнувшись, британцы перебегали через ров, по настилу из бревен, который сипаи в последнюю минуту позабыли убрать.

Лейтенант Гом бежал впереди с фитилем. Лейтенант Мак-Кинн нес сумку с порохом и подрывную трубку.

И тут Лалл-Синг на вышке громко закричал. Он увидел ответный сигнал.

– Говорит форт Селимгур! – закричал Лалл-Синг. «Выходите подземным ходом! – сигналил форт. – Мы прикроем отступление по берегу реки».

– Выводи людей, Лалл-Синг! – сказал Инсур. – Я останусь у ворот.

Лейтенант Мак-Кинн заложил порох у основания ворот. Лейтенант Гом зажег фитиль и отбежал.

Вспышка пламени, взрыв, и западные ворота дворца распались в щепы.

Но за первыми воротами были вторые, забаррикадированные изнутри. Перегнувшись через бронзовую пушку, перегораживающую вход, не спуская глаз с ворот, с карабином наготове здесь стоял Инсур. Один заряд остался у него, для того, кто первым войдет в ворота.

Сипаи толпились позади пристроек, у каменной плиты, полузакрытой дерном. Плита была поднята, и один за другим люди входили в темноту и сырость подземного хода.

Без суеты, без крика, теснились сипаи у входа в подземелье. Ни один человек не толкнул, не опередил другого в этой очереди за жизнью.

Вторые ворота трещали под ударами ружейных прикладов.

Молодой сипай-сигнальщик последним перебегал через двор.

– Погоди минуту, Хайдар! – сказал ему Инсур. – Поднимись на вышку и просигналь Чандра-Сингу то, что я тебе скажу.