Георгий увидел во сне женщину и влюбился в нее. Понял он это не сразу. Однажды в лавку вошла молодая пара. Вероятно, жених и невеста. Кавалер сделал очень дорогой подарок молодой даме, щеки которой зарделись счастливым румянцем. Все, кто был в этот час в лавке, залюбовались ее красотой. Георгий тоже с удовольствием смотрел на счастливую пару. Но вдруг он мысленно сравнил молодую даму с той, что явилась ему во сне, и понял, что влюблен.

Да, влюблен! В видение, в дух, порожденный зреющим желанием, неотвратимым влечением к безвестной прекрасной подруге.

С этого дня Георгий жил в каком-то опьянении. Его мечта становилась день ото дня назойливей. Он ждал Её. Он знал, был уверен, что ОНА явится.

Вот как это произойдет. Она войдет через эту дверь, улыбнется рыжему зазывале и свирельным голосом спросит:

«Здесь ли служит бедный схолар Франциск, что поклялся любить меня больше жизни?»

«Здесь, – ответит ей рыжий зазывала, потрясенный ее красотой. – Вот он стоит за прилавком, бедный схолар Францишек, и ждет вас, драгоценная панночка!»

Панночка шагнет своей маленькой ножкой через щербатый порог немецкой лавки и протянет руку, унизанную кольцами и браслетами. Он молча поцелует ее пальцы и выйдет из-за прилавка.

Все приказчики, посыльные и соседние торговцы сбегутся, чтобы посмотреть на панночку. Даже хозяин откроет свои заплывшие глаза и скажет:

«О, майн готт!..»

Георгий гордо поднимет голову и пройдет мимо под руку со своей королевой. Куда?

– Кута профалился крушеф?.. Франц, подними-ка свой зад… О, доннер веттер, ты сидел на самы люший приманка красафиц города Кракоф…

И хозяин столкнул Георгия с тюка заморских кружев, только что доставленных в лавку.

Каждый день и каждый вечер, когда со скрипом закрывались железные ставни и щелкали тяжелые висячие замки, он шел домой, словно обманутый. И на следующее утро являлся в лавку, снова полный надежд.

Это продолжалось почти всю первую половину мая.

Однажды, когда Георгий, мечтая, сидел за прилавком, вбежал запыхавшийся Николай Кривуш. Остановившись посреди лавки и сложив молитвенно руки, он проговорил плаксивым голосом:

– Спаси, о брат мой. Я погибаю.

– Что случилось? – спросил Георгий. – Тебе нечем наполнить свою винную бочку?

– Нет, – строго ответил Николай. – Я не пью больше. Вот уже скоро четыре часа, как я трезвее самого Магомета. Страдания мои имеют иную причину… Франек, я влюблен!

Георгий расхохотался.

– Замолчи, Франек, – сказал Кривуш, тяжело опускаясь на скамью. – Грешно потешаться над горем друга.

– Разве это горе, Николай? – возразил Георгий, продолжая смеяться. – Даже в священном писании сказано: «Жених войдет, яко богач, и в прах падут…»

– Именно «яко богач», – перебил его Кривуш. – Но не войдет, а выйдет. Я выйду отсюда богачом, и ты мне поможешь в этом.

– О, друг мой, все, что я имею, я согласен разделить с тобой. Но это не сделает тебя богатым.

– Знаю. Оба мы богаты только мудростью и красотой, – согласился Кривуш. – Но и этого достаточно, чтобы помочь богине любви сделать правильный выбор… Франек, сейчас она войдет сюда.

– Богиня любви?

– Да. Моя возлюбленная… Я указал ей эту грязную лавчонку как единственное место, где почти за бесценок можно приобрести сафьяновые сапожки на жемчужных застежках.

– Николай, разве ты не знаешь, что мы не торгуем обувью? – удивился Георгий.

– Знаю, – ответил Кривуш. – Но ей вовсе не нужен ваш прелый бархат и изъеденный мышами куфтюр. Ей нужны сафьяновые сапожки и моя любовь.

– Тогда тебе следовало назначить свидание в магазине пана Липского. Там есть всякая обувь, – резонно заметил Георгий.

– Но там нет такого ученого и догадливого приказчика, – возразил Кривуш. – Слушай внимательно. Когда она войдет, ты не обратишь на нее внимания. Ты будешь заниматься только мной…

– Удовольствие небольшое, – вставил Георгий.

– Только мной. Я скуплю у тебя половину ваших самых дорогих материй. Какую бы цену ты ни назвал, она ничтожна по сравнению с моим кошельком. Я несметно богат. Ты стараешься угодить мне, но я замечаю прекрасную даму и благородно уступаю ей первенство… Возможно, их будет две. Упаси тебя боже ошибиться.

– Все ясно, – весело ответил Георгий, увлекшись затеей толстяка. – Но как я отличу одну от другой?

– О! – воскликнул Кривуш. – Я могу точно описать ее.

– Хорошо, – согласился Георгий. – Ее глаза?

– Звезды, – ответил без запинки Кривуш. – Нет, голубые озера в ясный день!

– Ее руки?

– Два лебедя.

– Фигура?

– Отличается от ангельской только более земной талией.

– Во что она одета?

– Праздный вопрос. Разве мог мой взор задержаться на бренных одеждах, когда я увидел ее глаза. О, брат мой, поверь, что итальянец Петрарка и не взглянул бы на свою Лауру, если бы догадывался о существовании моей возлюбленной.

– Ее имя?

– Увы! Она так была взволнована при встрече со мной, что не нашла в себе сил назвав его.

– Прекрасно, – заключил Георгий, – теперь я отличу ее даже среди тысячи.

– Итак, приступим, Франек. Она может явиться с минуты на минуту, – заволновался Кривуш.

Георгий стал в позу услужливого приказчика.

– Угодно ли ясновельможному пану взглянуть на образцы?

– Великолепно, сын мой! – Кривуш важно облокотился на прилавок. – Вываливай на прилавок все самое лучшее, только не вздумай резать на куски и… Что случилось, Францишек?

Георгий вдруг побледнел. Застывшим взором он глядел поверх головы друга.

Кривуш обернулся. В дверях лавки, как в раме, освещенные ярким солнечным светом, стояли две женщины. Молодая златокудрая девушка, еще хранившая детскую округлость лица и трогательную наивность выражения глаз, опиралась на руку женщины средних лет, по-видимому экономки. Георгий не мог отвести от нее глаз.

– Она, – прошептал он, – это она!.. Наконец пришла.

Он не слышал, как полная, задорно улыбающаяся экономка предложила: «Войдем же, панна Маргарита!», как обе женщины сказали: «День добрый» и как им ответил только Кривуш, отчего Маргарита удивленно взглянула на Георгия, а экономка подарила толстяку ласковую улыбку.

Он только видел, как она переступила щербатый порог лавки и, направившись к нему, протянула руку, унизанную кольцами и браслетами. Все происходило как в недавнем сне.

Сейчас он упадет на колено и поднесет к губам кончики этих почти прозрачных пальчиков. Но Маргарита только указала на сверток, бывший в руках Георгия, и спросила:

– Это кружева?

Георгий молчал.

– Кружева, моя ясная панночка! – донесся хриплый голос Кривуша.

Георгий вздрогнул.

– Заморские кружева, только вчера прибывшие, – объяснил он, постепенно возвращаясь к действительности.

– Покажите! – приказала экономка.

И Георгий привычным жестом развернул сверток.

Но тут Кривуш сделал свой заранее обдуманный ход.

– Напрасно пани будет любоваться, – объявил он, приняв важную позу. – Я уже закупил те кружева.

– Ах! – сказала Маргарита и отступила от прилавка.

Георгий чуть не бросился к ней. Он поспешил разъяснить:

– Пан шутит…

Кривуш метнул в него гневный взгляд и еще больше заважничал:

– Всю партию этих кружев положи вместе с тем, что я уже отобрал.

Георгий растерянно вертел в руках кружева. Экономка, лукаво улыбаясь, обратилась к Кривушу:

– Пан так богат, что закупает кружева оптом, или, может быть, пан берет их для перепродажи… и тогда разрешит нам…

– Нет, пани Зося, – перебила ее Маргарита, – я только хотела посмотреть.

Кривуш подмигивал и делал Георгию загадочные знаки. Тот наконец вспомнил уговор и засыпал экономку предложениями, с сожалением думая о том, что теперь все внимание Маргариты достанется Николаю. Но Кривуш почему-то не воспользовался своим преимуществом. Наоборот, он еще больше надулся и, не удостаивая смущенную девушку и двумя словами, грубо и невпопад вмешивался в разговор Георгия с экономкой.