– А, фигня… но, по сути, нормально. Стипендию вот дали…
– И то радость. Деньги – это хорошо.
– Так и я про что… кому говорю, лежи тихо!… Рыжий, а ты тут какими судьбами?
– Я для количества, – ответил Лин. – И Пятого морально поддерживаю по мере надобности. Ты ставь, Нин, ставь, не отвлекайся, не надо…
– Ещё один командир нашёлся, – со вздохом сказала Нина. – Намотай мне пока ещё тампонов, что ли. Клиентов – море.
– И у всех – пневмония? – с восхищением спросил Лин.
– Нет, не у всех… Ты смотри, а он уснул.
– А как же. Разбудить?
– Да не надо, пусть его… потом приду снимать – сам проснётся… Всё, Лин, я пошла… вечерком заходи, чайку попьём, потреплемся.
– Сегодня не выйдет, этому пока вставать не разрешали, а куда я без него?… Потом, через пару дней…
– Как знаешь. Ладно, потрюхала я дальше… чао, бомбино, сори…
– Ишь, какая! Ну, давай. Жду с нетерпением.
– Лин, грешно смеяться над чужой бедой.
– А я разве над бедой? Я над спиной… Слушай, это же финиш полнейший, – Лин изнемогал. – У тебя раньше спина была в полосочку, а теперь стала ещё и в кружочек! Ну дай я йодиком ещё чего-нибудь нарисую, а?
– Рыжий, отстань. Тебе делать больше нечего, что ли?
– Ага. Ты ничего не понимаешь… это же эстетика, ты будешь шикарно смотреться…
– Лин, дорогой мой, притормози немного, хорошо? – попросил Пятый. Дело было за ужином. Лин сидел на стуле у тумбочки, Пятый – на кровати, облокотившись на пару подушек. Было около шести вечера, темнота пока ещё не сошла на город. – Притащи ещё чаю, ладно?
– Да о чём речь, легко. Может, потом партию-другую в скивет? Ты как?
– Да можно, в принципе… Бумагу на посту прихвачу. Наелся?
– Более чем, – Пятый поставил тарелку на тумбочку. – Отнесёшь тарелки?
– Эксплуататор… Отнесу, куда я денусь-то. Ты точно ничего больше кроме чая не хочешь?
– Нет, только спать.
– Да когда же это ты выспишься?
– А кто его знает?… Когда надо будет. Лады?
– Лады.
Корабли взрывались и проваливались в ловушки. Они полосовали друг друга из самых разных видов оружия, устраивали хитроумные засады, маскировались друг под друга, заключали пакты и тут же их нарушали… Бой длился уже третий час. Лин играл за Орин, Пятый – за Апот-ер Второй. Вначале они играли с воодушевлением, потом – всё более и более вяло и неохотно. Наконец Пятый бросил ручку на тумбочку.
– Очередная милая ложь, – сказал он. – Всего этого нет. Нет кораблей, нет активного и вечно раздражённого зла, нет чудовищ и героев. Есть только страшно уставшие люди и время. Которое их косит, как траву…
– Это всего лишь игра, – примирительно сказал Лин.
– Игра? – переспросил Пятый. – Может всё, что с нами происходит – тоже игра?
– Это – нет, – покачал головой Лин.
– А где грань? – спросил Пятый. – Где грань между игрой и реальностью? Откуда нам знать, может всё, что происходит здесь – тоже чья-то большая игра? И все, кого мы знаем и любим – пешки. И сами мы – тоже пешки. И не более того. Почему ты решил, что это всё – не игра?
– Жизнь… и смерть… это плохие игрушки, Пятый. Мне кажется, что никто не захочет, находясь в своём уме, брать эти игрушки в руки…
– Так уж никто? – прищурился Пятый. – Лин, милый, в них-то как раз и играют постоянно и непрерывно во всех мирах. И этот – не исключение.
– Я сказал – находясь в своём уме, – ответил Лин. – Если ты имеешь в виду Кинстрей, то эти вообще, по-моему, играть не умеют. Они для этого слишком тупые.
– Или наоборот слишком умные. Им виднее. А мы… – Пятый пожал плечами. – Не всё ли равно?… Тем более нам.
– Фаталист, – пробормотал Лин. – И трепач. Устал?
– Да нет, пожалуй. Лин, как ты думаешь, мы в праве в этой нашей псевдоигре хоть что-то решать за себя?
– Я не знаю…
– Мне кажется, что будь мы в праве – это была бы игра. А мы – не в праве. Совсем. Так сложилось.
– Значит, это не наша игра. Чья-то ещё. Знать бы, чья…
– …так и набили бы рожу, – закончил Лин. – Ты как? Одобряешь?
– Не думаю, что это – хороший выход. Я бы просто плюнул под ноги.
– Это кому?
– К примеру, Айкис. Тоже мне, организатор игр, тот ещё! Вот бы отвёл душу, ей Богу.
– Да, это тот самый человек, который это всё начал, – согласился Лин. – Только тратить слюну я бы не стал. Я бы развернулся и ушёл.
– Мы так и сделали, Лин. Семнадцать лет назад. Или ты забыл?
– Я хорошо помню.
– Я тоже. Ну и отлично, так и надо… Хорошо?
– Хорошо…
– Лин, я тут просто смеха ради стал немного обращать внимание на то, как люди меняются с возрастом. Смешно…
– Тебе – и смешно? – изумился Лин. – Однако… ну-ка, ну-ка, что ты там такое заметил?
– Понимаешь, мне показалось, что этот мир – правильнее, чем наш. Так, как у нас – это противоречит самой природе. Люди, которые не старятся, города, которых нет… Это не верно. В корне не верно… Рыжий, то, что понял я – это может показаться странным, но… Этот мир настолько реальнее, чем наш… он живой. Я постоянно, находясь здесь, чувствую движение, потоки сил, энергий… а там – всё статично и неподвижно. Как красивая декорация. Я не хочу сказать, что я не люблю Окист, но…
– Я понимаю. Но, дружок, ты учёл в своих ассоциациях то, что Окист – система вне циклов? Она – фактически на один раз. Оттуда её статичность и неподвижность. Это понятно?
– Естественно. Просто, по-моему, мир… настоящий мир… он и должен быть таким – в вечном движении, в поиске, может быть и с долей страха… Без страха нельзя, я это тоже хорошо понял. Не было бы страха – и стали бы не нужны экипажи. Причём не в каких проявлениях – ни сихес, ни сефес, ни…
– Не продолжай утруждать себя перечислением известных тебе ипостасей и этапов, которые…
– Ладно, это не суть, – согласился Пятый. – И всё же. Что делают экипажи, а, Лин?
– Как – что? – спросил тот. – Охраняют, естественно… свои границы, между прочим, не чужие. Что ещё?… Контролируют обстановку в своём секторе…
– Мы не знаем о них и десятой части. Вот скажи мне – что неподалёку от Окиста в течении трёх лет делал триста первый экипаж? Все превосходно знали, что он там мотается. Но зачем? Окист, как ты сам прекрасно знаешь, чуть ли не в самом центре безопасной зоны. И зона эта, кстати…
– Безопасна уже не меньше семи тысяч лет, – закончил Лин. – Ты ничего нового не сказал.
– Но всё же – зачем? – спросил Пятый. Лин не нашёл, что ответить. Пятый продолжил: – Никто не знает.
– Да кто вообще может до конца понять Рауф? – спросил Лин. – Мы чужие…
– Но Арти был… – начал Пятый.
– На три четверти, Пятый! Мы – на треть… но это не меняет дела. Я не знаю, кто мы… но то, что мы – не Рауф, я знаю точно.
– Мы – никто, – ответил Пятый. – И не Рауф, и не люди. Теперь – совсем никто. Это было смешно – мы с таким жаром старались всех убедить, что мы – такие же, что нам почти поверили… Но только почти. С людьми так не поступают, Лин. Она выслала только… нелюдей, ты заметил? Люди остались дома.
– Замолчи, пожалуйста, – попросил Лин. – До чего же ты жестокий временами…
– Я не хотел, – Пятый отвернулся. – Прости, Лин…
– Ладно, проехали.
– Лин?…
– А?
– Я не буду больше. Прости. Нам и вправду надо как-то жалеть друг друга.
– Здесь иначе и нельзя, – согласился Лин. – Только так тут и можно выжить, – он потрепал Пятого по плечу, тот приподнял брови, Лин улыбнулся в ответ. – Жаль, что ты не можешь смеяться, это – второе средство, чтобы выжить здесь.
– Дружба и смех. Как у тебя всё просто, Лин. Может, ты и прав. Это было бы хорошо. На самом деле, хорошо.
– А что стоит попробовать делать что-то по-моему? – спросил Лин.
– Моя совесть, – ответил Пятый.
– Хватит об этом, – попросил Лин. – Мы повторяемся, ты заметил?
– Естественно, – ответил Пятый. – Мы попали в такую ситуацию, которая напоминает мне… – он запнулся, – напоминает запертую наглухо комнату. Понимаешь, мы пытаемся что-то понять, не имея возможности выйти вовне… я это про себя называю “философией четырёх стен”. Для мысли нужен простор, свобода, а у нас… слишком сильно ограничен выбор. По нашей ли воле это произошло, по чьей-то ещё… сейчас уже не важно. А теперь… мысли, как мячики, отскакивают от стен, ударяясь о них, катятся по полу… и замирают. Прогресс в таких условиях невозможен…