– Вы, я думаю, многое обо мне слышали, – усмехнулась Светлана. – Правда, не знаю, как вам преподнесли всю эту историю.

– Я не собираюсь вас судить, – спокойно и с достоинством ответила Анна. – Я вас не знала. И не знаю.

– Простите, я не хотела вас обидеть, – испугалась женщина.

Она не ожидала таких прямых ответов. Надо было знать Анну.

– Просто мне хотелось бы самой вам все объяснить, – добавила она.

– Почему мне?

Светлана вздохнула.

– Потому что вы – женщина. И нас с вами связывает не только один мужчина, но и мой сын. Олег. Я надеюсь, что вы поймете меня еще и как мать.

Анна, внимательно выслушав ее слова, промолчала.

– Дело в том, что, уезжая, я вынуждена была подписать бумаги, составленные адвокатами Крылова. Это была моя ошибка. И я за нее расплачиваюсь.

Круглова насторожилась.

– В одной из бумаг был текст, что я отказываюсь от всяческих встреч с сыном, – продолжила женщина, и при этих словах у нее задрожали губы. – Я до сих пор не могу себе простить, что ее подписала. Наверно, не верила в серьезность решения Кости. Он никогда прежде не был так жесток по отношению ко мне. Мне всегда удавалось изменить его мнение. Прежде, – добавила она.

– Но я здесь при чем? – удивилась Анна.

– Подождите. Выслушайте меня, пожалуйста, до конца, – Светлана достала из сумки салфетку и вытерла уголки глаз. – Сначала мне хотелось бы объяснить вам, почему я оставила Костю. Я полюбила другого мужчину. Более того, – она сделала паузу, – я еще никому об этом не рассказывала, но я полюбила его давно, до рождения Олега.

Анна удивленно вскинула брови. Об этом она действительно слышала впервые.

– Никто на свете этого не знал и об этом не догадывался. У Миши была своя семья, двое детей-подростков, хорошая жена. Да и не было между нами по большому счету ничего. Так, обмен взглядами, многозначительные разговоры да еще его желание всегда и во всем помочь, подвезти, встретить. Я поняла, что начинаю тонуть и, пытаясь все прекратить, решила родить ребенка. А потом, потом началось самое тяжелое...

Светлана достала пачку сигарет и нервными движениями сняла с нее обертку.

– Вот даже сейчас не могу с собой совладать, – попыталась она оправдаться.

Они не спеша прошли под мостом через Свислочь. Наверху шумел проспект.

– Не дай Бог кому-то испытать такое! Носить под сердцем ребенка от одного мужчины, а продолжать любить другого, – прикрыв глаза, Светлана покачала головой. – Как ни пыталась я заглушить в себе чувство к Михаилу, ничего не получалось. Было еще хуже: порой казалось, что нужны оба, иногда обоих видеть не могла. Сознание раздваивалось. Я ничего не могла с собой поделать. Тогда же, во время беременности, совершенно неожиданно Михаил признался в любви и предложил уйти к нему. Со стрессом надолго попала в больницу. Михаил пытался меня навещать. Запретила. Собравшись с силами, сказала, что не люблю его. Дважды, – усмехнувшись, добавила она: —

С первого раза не поверил.

Выглянуло солнце. Ветер перегонял через аллею опавшую листву. Мимо пробежала группа спортсменов, на ходу отвешивая им комплименты.

– Вот здесь мы иногда тайно встречались, – показала она рукой на беседку у реки. – Просто поговорить, большего я тогда не могла себе позволить. Или уезжали в его машине за город. Если я его долго не видела, просто задыхалась от тоски. По телефону мы тоже не могли говорить. После рождения Олега к нам переехала Саша.

Светлана подошла к беседке и прислонилась головой к одной из колонн, скользя затуманенным взглядом по водной глади.

Анна, пораженная таким поворотом событий, не удержалась от вопроса:

– А Костя? Неужели он ничего не видел?

– Знаешь, что самое странное? – Светлана незаметно для себя перешла на «ты». – Он действительно ничего не замечал! Или не хотел замечать. Правда, Саша часто смотрела на меня с подозрением. Но у нее тоже не было никаких фактов. Через некоторое время, привязавшись к ребенку, я снова попыталась выбросить из сердца Михаила. Но от этого стало еще хуже. Я поняла, что совершенно не люблю Костю. И никогда не любила так, как Михаила...

Анна продолжала слушать, неожиданно для себя почувствовав, что вместо негодования от поступков этой женщины в ней растет чувство сострадания. Что такое жить с нелюбимым человеком – она не знала. Но, представляя, как это тяжело, всеми силами старалась избежать этого в своей жизни.

– Сказать кому – не поверят. Но в первый раз мы были близки с Михаилом, когда Олегу исполнилось три с половиной года. Именно в тот день. За это время он успел перевезти семью в Штаты, устроить их и свою жизнь на новом месте и... развестись с женой. Он специально вернулся в Минск за мной. Через месяц после того, что случилось, я поняла, что начинаю не-на-ви-деть Крылова, – сделала она нажим на каждом слоге. – А когда это страшное чувство стало меня переполнять, объявила, что ухожу. В тот же день и ушла. Мне стало легче несмотря на то, что, проводя практически все время в гостиничном номере, я непрестанно рыдала. От горя и от счастья одновременно.

Анна, обладая хорошим воображением, как наяву представляла себе женщину в полумраке гостиничного номера. Страдающую и счастливую.

«Такое состояние присуще только женщине, – отметила она для себя. – У мужчин все иначе: или – или».

Но тут же сам собой возник образ Крылова. Уж ему тогда точно было не до веселья. Двойственное чувство снова охватило Анну: уважение к женщине, которая нашла в себе силы перешагнуть через все преграды, чтобы быть счастливой, и негодование оттого, что другому, дорогому ей человеку эта женщина едва не сломала жизнь.

– Знаю, что понять это невозможно. Да и ни к чему, – понимая ее состояние, произнесла Светлана. – Можно только принять.

Она вновь сделала паузу и, присев на скамейку, снова закурила. Анна тоже впервые достала сигарету.

– Разводом занимался Михаил, у меня не было сил встречаться с Крыловым, – глядя в одну точку перед собой, продолжила женщина.

То ли воспоминания наложили свой отпечаток, то ли Анна находилась к ней слишком близко, но неожиданно она заметила мелкую сеточку морщин вокруг глаз Светланы.

«Сколько же ей лет? – мелькнуло у нее в голове, и тут же что-то быстро подсчитав в уме, она поразилась: – Ведь она старше меня только на четыре года! И столько вынесла, бедная!»

– Параллельно оформляли бумаги на выезд. Сложностей, знаю, было много, но меня они почти не касались. У Селивана были хорошие связи. Я скучала только по одному человечку, Олегу. Дальше ты все знаешь...

Она замолчала. Молчала и Анна.

– Впрочем, не все, – для полноты картины решила рассказать Светлана. – Через некоторое время после приезда в Штаты поняла, что беременна. Очень хотели этого ребенка, но не получилось. Теперь... Я больше не могу иметь детей...

На ее ресницах снова заблестели слезы, и, не в силах сдержаться, она расплакалась. Редкие в это время посетители парка, прогуливаясь по аллеям, с удивлением рассматривали странную парочку. Две интересные, хорошо одетые девушки: одна глубоко задумалась, а вторая так горько плачет. Чего только не увидишь в парке!

– Видно, меня Бог наказал, – сквозь рыдания расслышала Анна и повернула голову.

– Нет, это не Бог. Просто стечение обстоятельств, – вслух подумала Анна. – Жить с человеком и при этом его ненавидеть – гораздо более тяжкий грех. Никто от такого соседства не станет счастливее.

Светлана подняла заплаканное лицо и взглянула на собеседницу. Она не ожидала таких слов, и то ли оттого что разбередила в памяти давнюю рану, то ли оттого что ее смогли понять, расплакалась еще сильнее.

– Он не дает мне встречаться с сыном, – сквозь рыдания произнесла она. – Я разговаривала с ним об этом зимой в Киеве и три дня назад. Он неумолим. Я понимаю свою вину, у меня даже в мыслях нет забрать его с собой. Лишь одно: я хочу знать, как растет мой сын, и иметь возможность с ним встречаться. Хотя бы иногда. Пусть даже в присутствии кого-то.