– Я единственная актриса в городе, кого не пригласили на пробы, – причитала она, обращаясь к Сэму. – Это так унизительно… Я покончу с собой, – всхлипы вала она в его гомосексуальных объятиях, в то время как он по-братски нашептывал ей на ухо слова утешения.

– Тебя пригласят на пробы, дорогая. Обещаю тебе. Я уже говорил с Эбби. Я знаю, что все будет в порядке, осталось только получить согласие телекомпании.

– А вдруг они будут против? – хныкала Сисси. – Тогда уж я точно буду в дерьме.

Сердце Кэлвина клокотало, готовое вырваться из груди. Она улыбнулась ему! Эмералд Барримор действительно улыбалась.

Она взглянула на него сквозь толпу твердолобых поклонников и назойливых репортеров, окружавших ее на автомобильной стоянке у «Ма Мэзон», и улыбнулась ему. Он был уверен в этом!

Когда Эмералд выплыла из «Ма Мэзон» под руку с этим старым итальянским актером, каким-то Витторио, у Кэлвина перехватило дыхание. Руки дрожали так, что он с трудом мог сфокусировать свою камеру. Она была так сексуальна, красива, грациозна и раскованна. От волнения он чуть не лишился сознания, когда она обернулась и на долю секунды ее изумрудные глаза задержались на его лице. Потом его оттеснили другие фотографы, которые толкались, кричали, вопили: «Эмералд, Эмералд, сюда, сюда, Эмералд! Повернись ко мне, пожалуйста, Эмералд! Я люблю тебя, Эмералд. Эмералд, еще один разок! Пожалуйста!» Она позировала, кокетливо теребя свои золотистые локоны, наслаждаясь вниманием, и, выждав положенное время, быстро впрыгнула в свой лимузин; мелькнувшая прелестная ножка в золотой туфельке с изящным переплетением на лодыжке оставила в памяти Кэлвина ощущение приятного волнения.

Он вспомнил тот день, когда впервые услышал об Эмералд. В шестнадцать лет Кэлвин был безумно влюблен в милую блондинку Дженни. В школе все говорили, что Дженни была копией Эмералд Барримор, голливудской кинозвезды. Кэлвин ничего не знал тогда об Эмералд, будучи преданным поклонником Джона Уэйна и Рэндолфа Скотта. Стеснительность и робость Кэлвина тронули Дженни, и, когда он набрался смелости пригласить ее на свидание, она охотно согласилась. Они отправились в кино посмотреть любимую актрису Дженни – Эмералд Барримор – в фильме «Принцесса и нищий».

Когда на цветном экране появилось прелестное лицо Эмералд, Кэлвин тут же уловил ее сходство с Дженни. Он зачарованно смотрел на ее роскошное тело, которое выглядело еще сексуальнее в нижнем белье по моде прошлого века – белоснежных, отделанных рюшем штанишках, туго затянутом корсете с вышитыми на поясе голубыми бутонами роз. Кэлвин чувствовал, как напрягается его юношеский член. И когда божественные напудренные белые груди Эмералд высыпались из кружевного лифчика и, снятые крупным планом, показались такими близкими, что до них можно было дотронуться рукой, Кэлвин уже не мог больше сдерживаться. Его потная, дрожащая рука заскользила вверх по бедру Дженни. Она оттолкнула руку. Он попытался снова, не в силах совладать с природой. Дженни опять оттолкнула его. Кэлвин становился все более настойчивым. Он слышал, что другим парням Дженни позволяла многое. Почему же нельзя ему?

В конце концов Дженни надоели его домогательства. Она резко встала. «Дикарь!» – прошептала она, выбираясь из темного зала.

Оставшись в одиночестве, Кэлвин смотрел на алые губы Эмералд, заполнявшие весь экран, и чувствовал, как взрывается его член.

С того дня Кэлвин стал подолгу оставаться в своей спальне, сидел там запершись; сердце учащенно билось, в одной руке он зажимал пульсирующий член, а в другой держал вырезанную из журнала фотографию Эмералд.

Его безрассудная страсть к королеве экрана росла с каждым днем, как росла и коллекция ее фотографий, развешанных по стенам его комнаты. Совершенно неожиданно он осмелился написать Эмералд. Через неделю исполнительные служащие отдела по работе с письмами поклонников выслали ему великолепный снимок восемь на десять, где Эмералд была в кружевном декольте, с зачесанными назад роскошными светлыми волосами, а на фото зелеными чернилами была сделана надпись: «Кэлвину, с нежностью, Эмералд».

Кэлвин, не предполагая, что подписи на фотографиях штампует секретарь Эмералд, был вне себя от счастья. Спустя три месяца он послал еще один запрос.

На этот раз прислали цветную фотографию – Эмералд в длинном атласном зеленом платье с разрезом до бедра, светлые волосы коротко подстрижены, пунцовые губы сжимают дымящуюся сигарету, глаза полузакрыты.

«Кэлвину, с любовью, Эмералд» было нацарапано на нежном белом бедре.

С тех пор Кэлвина словно подменили.

Кэлвин осторожно вырвал страничку рубрики «Люди» из журнала «Тайм»; «Кто будет играть Миранду?» – вызывающе вопил заголовок, и принялся изучать фотографии шести красавиц.

«Сага» вот уже многие месяцы оставалась бестселлером среди бестселлеров, соперничая лишь с «Долиной кукол» по объему продаж и популярности. Роль Миранды была, что называется, «первый сорт». И она ни в коем случае не должна была достаться одной из этих пяти потаскух. Для Кэлвина все женщины, за исключением Эмералд, были потаскухами. Такая великая роль, как роль Миранды, предназначена и должна быть сыграна величайшей из актрис – Эмералд Барримор. Она, и только она могла бы ее сыграть. Эмералд Барримор, суперзвезда, его идол, его любовь. Никто не должен встать у нее на пути. Кэлвин взял «Холливуд Репортер». «У кого больше шансов на роль Миранды Гамильтон в «Саге»? Весь Голливуд говорит о Розалинд Ламаз. Похоже, это единственная подходящая актриса на эту роль», – горячился корреспондент Хэнк Грант. Кэлвин аккуратно сложил газеты на столе. Вытащив чистый лист бумаги, новую шариковую ручку, он старательно вывел: «Проект «Миранда». Пункт первый: устранить негативные факторы».

Он верил в продуманные планы. И собирался сделать все, чтобы Эмералд получила эту роль.

9

Когда Розалинд не работала, она целыми днями слонялась по дому, одетая в пижамную кофту бывшего мужа и рваный, в пятнах шелковый халат, который знавал лучшие дни, точнее сказать, годы, но Розалинд очень тяжело расставалась с вещами. Халат когда-то украшал ее пышное тело в «Латиноамериканском любовнике» – фильме, который был снят в конце шестидесятых – золотые времена цветного кинематографа, когда Розалинд была звездой первой величины. И сейчас она надеялась повторить свой триумф, получив роль Миранды.

Накануне вечером ее сестра Мария, светская особа, не в пример Розалинд, как раз наставляла ее в плане работы над имиджем.

– Посмотри на Сисси, – поучала Мария, когда они сидели в заросшем папоротником внутреннем дворике ее дома и, потягивая коктейли, смотрели развлекательную программу.

На экране, в вестибюле отеля «Хилтон», появилась Сисси – она направлялась на благотворительный гала-концерт, устраиваемый Фондом принцессы Грэйс, который обычно собирал «сливки» голливудского общества. Присутствовали семьи Синатры, Стюарта, Пека, Дугласа и Мура. Сисси эффектно смотрелась в черном платье от Баленсиаги, и, желтое бриллиантовое колье обвивало ее дряблую шею. Левой рукой прижимая к себе Сэма, она изливала на репортера поток бурных чувств, которые якобы испытывала, оказывая поддержку такому грандиозному мероприятию.

– Тебе следовало бы быть там, это полезно для имиджа, – «пилила» сестру Мария, но Розалинд, уминая чипсы и орешки, лишь посмеивалась в ответ:

– Зачем? Мне это совсем не нужно. Если хочешь знать, я это все ненавижу.

Нет, думала на самом деле Розалинд, вот когда она станет Мирандой, тогда уж окунется в светскую жизнь. А пока она лежала в неприбранной огромной кровати, заваленной апельсиновыми корками, газетами, маникюрными принадлежностями, среди разбросанных подушек, хранящих следы ее не снятого на ночь грима. Она попыталась было начать маникюр, но отбросила эту напрасную затею – по каналу «z» начинался интригующий фильм. Свернувшаяся клубочком, как котенок, со смаком вгрызаясь в апельсин, Розалинд была совсем не похожа на ту диву, которая сводила с ума всю Америку – и Северную, и Южную. Несколько раз звонил телефон, но ее это не волновало. Для чего же она держит такой штат прислуги?