Фролов без стона плюхнулся ничком на шоссе, а Мухин пинком ноги отшвырнул мешающее ему выбраться тело. До паромчика идти, в сущности, недалеко, а главное, он знал куда. Он только не заметил верхового из лесничества, следовавшего по тропинке вдоль огибающего лесок шоссе. Верховой тоже не обратил внимания на метнувшегося в лес Мухина, но сразу же соскочил с лошади к лежащему поперек дороги Фролову, приподнял его – тот был уже без сознания, но простонал, не открывая глаз. Помощник лесничего растерянно оглянулся, еще не решив, что ему делать, как вдруг заметил идущую, вероятно, из города «Волгу», причем идущую с явно завышенной скоростью. Когда она затормозила, ее даже вынесло задними колесами на дорогу и какие-то люди выскочили на шоссе, бросившись к лежавшему у «Жигулей» Фролову. Трое были в летних милицейских форменках, один без пиджака в штатском.

– По-моему, тяжело ранен, – сказал помощник лесничего.

Ерикеев осторожно перевернул тело на спину.

– Фролов, – подтвердил он. – Две пули в спину. Одна сквозная. Где здесь больница?

– Не доживет он до больницы, – сказал сержант. – Одна в хребте сидит. Верхняя, та, что в центре. Когда на спине лежал, я сразу увидел.

– А где другой? В машине двое было, – обратился к верховому Бурьян.

– Мелькнула какая-то тень. Я вдалеке был. А как поспешил, на него и наткнулся, – кивком головы указал он на тело лежащего.

– В этом лесу не спрячешься, – уверенно проговорил сержант.

– Да он и прятаться не будет, – пояснил верховой из лесничества, – прямо через лесок к переправе, а на том берегу версты отмахаете, если даже и найдете.

– Лесок здесь, правда, редкий. Галопом пройти можно? – спросил Бурьян у хозяина лошади.

– Можно, если умеючи.

Бурьян, не отвечая, вскочил на лошадь. Привычно вскочил, как вскакивают конники.

– Эй, – испугался верховой, – лошадь-то казенная!

– Я оставлю тебе ее на переправе.

– Возьми пистолет! – крикнул вдогонку Ерикеев, но Бурьян уже начал скачку… – Сумасшедший, – покачал головой Ерикеев, – конник в нем, видите ли, проснулся. А это ему не на приз ехать.

– А кто это? – заныл бывший верховой. – Ведь казенную лошадь увел, а вы думаете, милицейским все можно.

– Это свияжский прокурор, – озлился Ерикеев. – Сказал, что на переправе лошадь оставит, значит, оставит. А ездит он в сто раз лучше тебя. За него бойся. Безоружный на бандита пошел.

Фролов вдруг открыл глаза и застонал. Ерикеев нагнулся к нему и, понизив голос, сказал:

– Потерпите, Николай Акимович. Сейчас в больницу поедем.

– Мухин его фамилия. У Кострова спросите… – прохрипел Фролов. Что-то уже булькало у него в горле. – За моими деньгами… убёг. И того… из Дома культуры убил. За десять тысяч наличными…

Фролов дернулся и застыл с открытыми, остекленевшими глазами.

– Готов, – сказал сержант.

Конь, перемахнув канавку, рванул с разбега в лесную ночь, как будто знал, куда и зачем ему нестись. К концу августа здесь ночи даже в лесу к рассвету понемногу бледнеют, да и верхушки редких сосен уже купались в белесом тумане. Бурьян шел рысью, почти не управляя конем, хотя без сапог и шпор в седле было непривычно. Дорогу Бурьян скорее ощущал, чем видел, понимая, что движется по диагонали к реке. Что-то Ерикеев кричал про наган, да задерживаться не хотелось. Знал одно: прежде всего догнать.

Пройдя на рысях перелесок, ведущий к проселку, Бурьян перешел на галоп. Лошадь явно знала, куда ей везти ездока – к переправе. Только переправившись, вооруженный бандит может иметь шанс на спасение. Но может ли? Его возьмут всюду, куда он сунется с фроловскими деньгами. Все равно возьмут: маскирующий лицо шрам стал уже особой приметой. Даже если Фролов убит, это никак не спасет убийцу и его и Маркарьяна. Без Фролова можно будет доказать, что убийца – Солод. Патроны, пыжи, с расчетцем подкинутые, спичечный коробок плюс расследования Ерикеева приведут к союзу Фролов – Солод. Приведут к нему и скоропостижное бегство преступников, и погоня за ними, и две пистолетных пули в теле Фролова. А если подтвердится и вторая догадка – пристальный взгляд в партизанское прошлое секретаря обкома Кострова и его счастливое спасение на шоссе под Смоленском? Если Солод – это не Солод с маскирующим его шрамом, но с теми же волчьими глазами, которые на всю жизнь запомнил Костров? Как его звали тогда? Мухин, кажется. Ведь Костров не забыл этого, и следы двух убийств в Свияжске протянутся в смоленское гестапо и его агентуру. Тогда и «дело Глебовского» станет делом человека с изуродованной шрамом губой и с фамилией, под которой он значится в архивах органов государственной безопасности.

Проселок привел его к переправе, вернее, к крохотному паромчику, который был уже на противоположном берегу реки и который закреплял там его пассажир, вполне заметный в синеватом предрассветном пространстве. Бурьян слез с лошади, оставил лошадь пастись на лужайке и подошел к воде. Переплыть легко, если б не быстрина посередине. Человек напротив тоже заметил его, взял какую-то палку и приложил к плечу. Сейчас же раздался очень громкий в этой предутренней тишине выстрел. Ружье, тотчас же решил Бурьян. Над головой чуть вправо просвистел веер дроби. Он отскочил в сторону и плюхнулся на берег. У ружья два ствола. И опять чуть ниже просвистели дробинки, вероятно, такие же, что снесли Маркарьяну верхушку черепа. Человек на другом берегу быстро перезарядил двустволку, но Бурьян уже прыгнул в воду.

Пошел кролем, потом нырнул против течения, и новых два выстрела опять не достали его. Еще нырок, который отнес его сразу вниз по течению: началась быстрина. Она крутила его, швыряла, сводила руки. Кроль, приближая его к берегу, не мог справиться с быстриной, неумолимо относившей его вниз. Хорошо еще, что камней не было, иначе разбило бы его, как разбивает рыбацкие челноки. Но опыт пловца помог ему в конце концов преодолеть стихийный напор воды. Стало легче, и одежда не мешала, но человека на берегу уже не было. Или ушел он, мысленно похоронив Бурьяна, или того отнесло бог знает насколько далеко вниз по течению.