Ильвас содрогнулся.

— Ему надо задавать встречные вопросы, — авторитетно порекомендовал Даниль. — Просить уточнений. Отвечать ему лень, и он успокаивается. А если ему возражать, он звереет. И валит на корню.

Дипломники рассыпались в благодарностях, пышногрудая Римма поправляла бретельки, Лейнид, похохатывая, пробовал записывать Бесконечную Балладу в блокнот под диктовку историка, а Сергиевский натянуто улыбался, чувствуя, как уходит из груди веселье — словно вода через трещину. «Какой же я идиот, — ударяло в висках. — Идиот, идиот, идиот…» Его совет пятикурсникам только казался шуточным, он был вполне действенен, и головой об стенку хотелось биться от мысли, что он, Даниль, не додумался последовать ему сам.

«Что я наделал… — беспомощно удивлялся он. — Зачем? На кой хрен оно мне сдалось? Зачем — я — возражал — Ящеру?!.» Адский зверинец — не люди-подчинённые, которым можно вменить самодеятельность, это инструменты, продолжение воли Лаунхоффера, это практически он сам; разворачивая Координатора, Даниль показывал фигу Эрику Юрьевичу, и безнаказанным остаться не мог. Оставалось ждать, когда грянет гром.

Распрощавшись с повеселевшими студентами, Сергиевский ушёл из столовой через точки и ступил на заасфальтированную дорожку в глубине Измайловского парка; день был хмурый и облачный, подмораживало, и потому гуляющих было немного. Вдалеке за деревьями показались и пропали скачущие лошади, и от их вида на душе почему-то стало спокойней.

Лиственные деревья уже почти обнажились; золото осени дотлевало в рыжем гнилье. Даниль шёл, засунув руки в карманы плаща, и думал.

Несколько дней назад, на дороге у леса, он удовлетворил своё любопытство, поняв, как устроен зверинец, но вместе с тем необыкновенно сглупил. Как если бы на него смотрело дуло автомата — и он интересовался бы сборкой этого автомата, а не мыслями того, чей палец лежал на спуске.

«А кто его поймёт-то? — с грустью подумал аспирант и поддал ногой пустую бутылку. — Он гений…»

Теперь-то Данилю казалось, что он с самого начала видел в «зверинце» некую целостность. Каждая из живых программ была полностью автономна и полифункциональна сама по себе, но вместе с тем являлась деталью высшей системы. Сергиевский наблюдал в действии лишь небольшую её часть, и голова шла кругом, когда он пытался прикинуть, сколько всё-таки у Ящера экспонатов и на что они способны в полном комплекте. Точно детальки Лего, программы совмещались, комбинировались, встраивались друг в друга; Ищейка и Координатор, структуры поиска и управления, в паре становились системой контроля, о возможностях которой даже задумываться не хотелось, в особенности оттого, что, без сомнений, в высшую систему точно так же инсталлировался Великий Пёс…

— Стоп, — сказал Даниль вслух и действительно остановился.

«Охотника я вам не дам, — сказал Лаунхоффер. — Вы с ним не справитесь». Если б Сергиевский чуть хуже знал своего руководителя, то решил бы, что жрецы заявлялись к нему вторично и так-таки выклянчили божественного добермана для своих целей. Но единственным человеком, который мог переубедить Ящера, была Ворона, а Ворона уж точно не стала бы просить за каких-то жрецов. «Да там и не было никаких жрецов! — осознал Даниль. — Там людей-то было трое, остальные — куклы Координатора… да и эти-то трое тоже куклы. Птичка командовала!» Стало быть, ястреб Лаунхоффера мог справиться с Охотником… «Впрочем, на то он и Координатор, — заключил Даниль и сел на скамейку. — Как пить дать, они вообще способны действовать автономно. Чтоб не отвлекать хозяина от работы».

Красота решения ошеломляла. Вот только эффективность всей этой красоты Даниль прикинуть не мог, потому что так и не понял, ради какой цели создавался адский зверинец.

Не утруждая себя приветствием, фронтлайн-менеджер косо глянул на кармахирурга и снова уткнулся в книгу. Опоздавший на два часа Даниль поймал себя на том, что ему хочется чуть ли не заключить дурака Нику в братские объятия — до того казался менеджер обыкновенным, привычным, почти родным. Лучезарно улыбаясь, Сергиевский направился в кабинет и мимоходом заглянул через плечо Ники в разворот толстого тома. Менеджер читал «Властелина колец». Даниль многозначительно хихикнул и под ненавидящим взором Ники удалился.

Глас интуиции обнадёживал: сегодня клиентов ждать не стоило. На работу Даниль ходил затем же, зачем иные студенты ходят в читальные залы библиотек: страдая хронической ленью, аспирант пытался заставить себя делать хоть что-то. Помогало слабо, потому что рабочий компьютер Даниля был подключён к Сети, но всё же диссертация строчка за строчкой подвигалась вперёд.

Сергиевский включил обе машины, устроился в кресле, стукнулся в «аську» к секретарше и попросил кофе, выпил кофе, разглядывая потолок, покурил, несмотря на запрет курить в помещении, и ещё немного посидел просто так. Настроение неуклонно улучшалось — день наконец-то обещал пройти спокойно. Заняться Даниль намеревался отчётом о поездке под Тверь в двух вариантах, для обоих Ла-Ла, и думал, о чём следует умолчать. Спустя некоторое время пришла ещё одна оптимистичная мысль: а ведь Лаунхоффер может и не устроить разноса, потому что аспирант имеет полное право спросить, чего Эрик Юрьевич добивался, посылая за кем-то Охотника.

«И за кем, собственно, он его посылал», — мысленно закончил Даниль, стуча по клавишам.

Это тоже был вопрос вопросов.

Когда зазвонил мобильник, он даже не удивился: безотчётной тревоги, предшествующей плохой новости, он не чувствовал, мало ли кто мог звонить — приятель ли, приятельница… Даниль только вяло скривился, увидав на экране имя Аннаэр.

— Извини, что отвлекаю, — глуховато сказала она. — Можно?

— Да я особо не занят, — честно ответил Сергиевский.

— Я хотела у тебя спросить кое-что. Проконсультироваться.

— А-а… — смутно удивился Даниль. — Пожалуйста. Чем смогу.

— Ты сейчас на работе? Можно, я заскочу?

— Конечно. Только в дверь войди, а то мало ли кто ввалится вдруг.

— Ладно.

Спустя пару минут он заново проникся уважением к Мрачной Девочке, которая умела навести страху на кого угодно. Распахнувший дверь Ника пробурчал не обычное своё «тебя тут девка хочет», а почтительно-настороженное «к тебе тут по делу пришли».

— Привет, — весело сказал Сергиевский, поднимаясь из-за стола. — Чем обязан?

Эрдманн потупилась.

— Да ты садись, — улыбнулся Даниль. — Хочешь, кофе принесут?

— Нет, спасибо, не надо. — Мрачная Девочка села и оправила юбку. Выглядела она скованной и какой-то виноватой, Даниль удивился и со всё большим нетерпением ждал, когда она перейдёт к делу. Аня оглядела скромный кабинет, прищурилась, рассматривая что-то в окне, и вздохнула.

— Ань, ты…

— Извини, — снова сказала она. — Я подумала, что ты это можешь знать лучше меня, в конце концов, проблема с сансарой связана.

«Опаньки», — подумал Даниль; внутри зародилось смутное подозрение, хотя плохими предчувствиями оно всё равно не сопровождалось.

— Даниль, — наконец, выговорила Аня, скосив взгляд куда-то в угол. — В общем… Мы с Эриком Юрьевичем разговаривали, я об одной проблеме обмолвилась, и Эрик Юрьевич мне статью посоветовал написать, он сказал, что мне всё равно публикации нужны. А я эту проблему так… детально не рассматривала. Я искусственными тонкими телами занимаюсь, ты же знаешь, а ты к натуральной среде ближе…

— Что за проблема-то?

— Свободные фрагменты, — Аннаэр помялась. — Ты извини, если я занудно буду говорить, я уже текст набросала и простыми словами не могу объяснять, всё время на формулировки сбиваюсь.

— Да ну, Ань, подумаешь, — засмеялся Даниль. — Я что, маленький, по-твоему?..

— Извини, — Мрачная Девочка совсем съёжилась, она не поднимала глаз, и Данилю уже хотелось её утешить и успокоить. — После завершения жизненного цикла душа распадается на фрагменты, которые перемешиваются с остатками других душ и элементами стихий, обкатываются в тонком плане, как береговая галька, таким образом обновляются и становятся исходным материалом для образования новых душ. Это чем-то похоже на жизненный цикл звезды. Одним из основополагающих свойств свободных фрагментов является их валентность, способность как бы слипаться, объединяться с другими фрагментами и с объектами плотного мира.