Жень как-то странно на него покосился.

— Мне всё равно нужны жрецы, — сказал он рассудительно и добавил с неожиданно мальчишеским запалом: — но не эти!

Тогда Ксе впервые заподозрил неладное, а потом, уже в одиночестве, сопоставил одно с другим и укрепился в своих подозрениях. Божонок только однажды действительно позволил шаманам помочь ему, воззвав к стихии, и тогда с ними был Арья, умевший наводить строгость; после же раз за разом Жень в опасных ситуациях отсекал Ксе от Матьземли, заставляя просто смотреть и злиться от сознания беспомощности. Стоило шаману порадоваться, что парень лишился обретённых сил и будет теперь хоть вести себя поскромнее, как бог войны предпринял вторую атаку.

Мыслил он стратегически — этого не отнять.

Ксе сложил альбомы в пакет и поднял глаза на подростка: тот сидел на диване боком, поджав одну ногу и вплетя пальцы в длинные волосы. Лицо Женя было грустным и потерянным.

— Вот, — сказал он полушёпотом, — раньше все были. А теперь никого нет. Ксе…

— Что?

— Ты меня бросишь, да?

Шаман поперхнулся. Жень сполз с дивана на ковёр и теперь смотрел на Ксе снизу вверх, закусив губу.

— Не брошу, — сказал Ксе почти через силу: он действительно не собирался этого делать, но бесконечно разубеждать Женя было утомительно.

— Правда?

— Правда.

— У тебя отпуск кончится. Работать вернёшься и бросишь меня.

— Я приезжать буду. Жень, чего ты добиваешься?

Божонок устроил локти на сиденье дивана и положил на них подбородок, глянул на Ксе сквозь спутанные русые пряди.

— Ксе, — шёпотом спросил он, — Ксе, ты в меня веришь?

Шаман сморгнул. Отвёл лицо, чувствуя себя бесконечно уставшим: кажется, Жень собирался биться за свои нелепые идеи до последнего и применить весь арсенал нечестных приёмов. «Мало тебя папка драл», — мысленно заключил Ксе и вздохнул.

— Жень, — веско проговорил он. — Уясни, пожалуйста. Я никогда не сделаю того, что ты хочешь.

— Ксе-е-е… — тихо-тихо заскулил божонок.

— Я. Никогда. Не стану. Твоим. Жрецом.

Жень уселся на пол к нему спиной и опустил голову. Шаман смотрел на взъерошенный светлый затылок и вопреки всему чувствовал себя полным гадом. «Какого хрена?! — почти зло подумал он. — Что он себе вообразил? Что это — как работу поменять? Я шаман. Я контактёр-стихийник, этому с тринадцати лет учатся… я теологии антропогенной не знаю, я не умею ни хрена, я вообще из другого гадюшника!..»

— Значит, ты меня им отдашь? — очень спокойно спросил Жень и тряхнул волосами. — Чтобы они меня на кровь посадили?

— Жень, — морщился Ксе, — ну вот не надо этого, а? Арья сказал — ты вырастешь и пойдёшь работать по специальности. Я только исполнитель. Матьземля попросила — я выполняю. Учитель попросил — я делаю.

— А сам-то ты вообще чего-нибудь думаешь? — мрачно сказал Жень, не оборачиваясь. — Тебя всё устраивает, да? Я-то вырасту. Я-то пойду. А там те же самые суки сидят, которые Женьку убили, которые папку убили, которые мамку замучили. Ну поостерегутся они со мной — я-то последний. А знаешь, как это прикольно — когда тебе человека режут?!

— Жень…

— А знаешь, сколько у меня храмов?!

— Прекрати…

Жень вцепился пальцами в покрывало.

— Догадайся, сколько в Союзе папке храмов поставили, — прошипел он. — В холодную войну! Больше, чем сейчас наживе!

— Причём здесь я?! — обозлился, наконец, Ксе и вскочил с дивана. — Что я-то тебе здесь сделаю?

— Ксе, — голос Женя стал тихим и жалобным; шаман раздражённо дёрнулся, но противиться так и не смог, — Ксе, ну пожалуйста… Ты же меня не бросишь? Ты же меня не предашь? Ксе, пожалуйста, не отдавай меня им!

Шаман резко выдохнул — и сел на пол; он чувствовал себя совершенно выбитым из колеи. Подросток сидел перед ним и смотрел несчастными щенячьими глазами, им невозможно было не восхищаться — стоило вспомнить, каким взглядом могут смотреть эти глаза, как сердце обваливается в живот под прицелом зрачков… Жень не притворялся и не играл, но он задумал план и был искренним по плану. «Стратег недоделанный», — подумал Ксе и бессильно усмехнулся.

— Ну пожалуйста, Ксе, — заискивающе сказал бог. — Ну ведь так круто получится. Они все обломятся как лохи, в натуре.

— Что получится? — устало спросил Ксе. — Как обломятся?

Жень скрестил ноги и деловито приступил к изложению теоретической части.

…Жрец может всю жизнь провести неофитом. Формально нося это звание, жрец может даже не быть контактёром: чиновникам отделов по работе с тонким планом, низшему обслуживающему персоналу храмов не требуется инициации. Неофитов много. Инициированных жрецов, от адепта и выше — несколько тысяч во всей стране. «Вообще-то это по большей части деды, — сказал Жень. — В Союзе их столько набрали, когда паритет надо было с Америкой держать. Уволить-то из адептов нельзя. Но сокращать планировали». Жрецов уровня мастера — пара сотен. Верховный — один. «Верховных шаманов не бывает, — вставил Ксе, когда божонок переводил дыхание. — Дед Арья — он старый, опытный, он учитель. А других рангов у нас нет». «Ну вы вообще…», — неопределённо сказал Жень и продолжил.

Знак инициации — нож — жрец получает из рук божества; сейчас, когда кумирня пуста, не может появиться ни новых адептов, ни новых мастеров, и даже вернувшись, Жень необязательно признает все посвящения, утверждённые его отцом.

— Поэтому они в любом случае по-хорошему не будут, — подросток скривился и сплюнул. — Верховный, сука, Женьку убил… и что, я после этого его приму? Не идиот же он. Поэтому они меня сразу на кровь посадят, Ксе, к гадалке не ходи. Чтоб я уже ничего поперёк сказать не мог.

Договорив это, Жень явственно приуныл.

Ксе молчал, разглядывая узор ковра.

— Но я-то и без кумирни могу инициацию выдать, — сказал подросток, смущённо потупившись. — Любую. И адепта… и мастера… и ещё. А верховный — он один, понимаешь?..

— Понимаю, — сказал Ксе. — Понимаю, что киллеры нынче дороги. Но девять грамм свинца российская армия для меня как-нибудь сыщет. Поскребёт по сусекам.

— Ну блин, Ксе! — Жень задёргался, беспокойно косясь то в один угол, то в другой; светлые брови поползли на лоб. — Ну зачем им? Смотри — вот ты, вот я, я готов работать, всё хорошо. Нафига тебя убивать? Верховный — он как чиновник просто-напросто замминистра, он вообще в немилости после того, как обгадился так с планом этим, его на пенсию отправят, и всё.

— А меня замминистра назначат, — покивал Ксе; картина рисовалась настолько абсурдная, что даже ругаться не хотелось, только смеяться.

— И назначат, — уныло сказал Жень. — Ну чего ты улыбаешься? И назначат, никуда не денутся. Ты чего, замминистра быть не хочешь?

Шаман не выдержал и расхохотался в голос. Потом поднялся и сел на диван; он был почти доволен — божонок нёс такую ерунду, что ему легко было отказать. Ксе собирался с мыслями, намеренный открыть подростку глаза на его наивные представления о жизни, и не уследил: Жень подполз к нему и по-собачьи положил голову на колени. Ксе ахнуть не успел, как пацан вдруг подался вперёд и схватил его в охапку.

— Я тебя не отпущу, — сказал Жень ему в живот. — Я знаешь что сделаю? Я тебя от Матьземли отрежу. Ты больше никогда её не почувствуешь, понял? Только меня.

— Псих, — грустно ответил Ксе, не пытаясь высвободиться из железных объятий бога. — Я сразу понял, что тебя к подростковому психологу вести надо.

— Куда хочешь веди, — Жень прижался к нему ещё теснее. — Только не к ним.

— А обо мне ты подумал? — устало спросил Ксе. — Я, между прочим, не хочу быть жрецом. Никогда не хотел.

— Ксе, — Жень поднял голову и с отчаянной преданностью заглянул ему в глаза. — Это ведь я только сейчас мелкий. Я потом стану как папка. Я всё что хочешь для тебя сделаю.

— Не сделаешь.

— Почему?

— Хрен я тебя людьми кормить стану…

Глаза Женя засияли.

Шаман вздрогнул, поняв, что сказал, вжался в спинку дивана, быстро замотав головой, но божонок уже отпустил его и сидел теперь на полу, на поджатых ногах, разглядывая Ксе так, будто увидел впервые и улыбаясь — счастливой детской улыбкой.