Внутри здания он нашел Ламару. Она плакала, слезы тихо капали, но не 6 т газа, а от горя и гнева. На коленях ее покоилась голова какой-то женщины. Чантурия опустился рядом и стал прощупывать пульс на ее шее, но женщина была мертва.

– Они убили ее! – плача бормотала Ламара.

– Ты видела, кто ее ударил?

– Нет. Ты лучше знаешь кто. Твоя Советская Армия, будь она проклята, вот кто!

Ламара не отходила от мертвой женщины. Серго поднялся с колен и вышел искать «скорую помощь». Он вернулся с санитарами, Ламара помогла уложить тело в машину и сама села в нее. Она не позволила Серго сопровождать ее и не захотела перекинуться с ним ни единым словом.

Она уехала, а он вернулся на площадь. Теперь на не стояли сотни милиционеров, повсюду мелькали патрули. Гражданских лиц видно не было, солдаты тоже ушли. Один из милиционеров попытался было остановить его, но он снова показал свое удостоверение.

Чантурия шел прямо через площадь, к проспекту, где стояли тяжелые танки с тихо урчавшими моторами. Там он повернул на тихую темную улицу, ведущую к дому матери. Она спала. Не включая света, Серго быстро снял одежду, все еще пахнувшую газом, и выбросил ее на балкон. Потом лег в постель, но не мог заснуть до самого рассвета.

Он вспоминал, как давным-давно сам сказал про Георгия Микадзе, но только теперь припомнил свои же слова: «Он знал эти правила и отдавал себе отчет, что его ждет за их нарушение. Он знал, на какой путь вступил, и должен быть готовым к тому, что его ждет».

Теперь он понял, что эти слова относятся и к нему самому.

На следующий день он с утра отправился к дому Ламары. Девушка жила там с матерью, сестрой, ее мужем и двумя их близнецами. Дверь открыла сама Ламара.

– Как ты нашел меня? – удивилась она. – Я же не говорила, где живу. Что, твои подчиненные докопались? – добавила она и захлопнула дверь.

Она ошибалась: чтобы найти ее, ему пришлось расспросить многих соседей.

Чантурия опять постучал в дверь, но ему не открыли. Он тихо поплелся вниз по темной лестнице, вышел на солнечную улицу и зашагал назад по направлению к проспекту Руставели. Все улицы, выходящие на проспект, были блокированы танками и войсками. На каждой из стоящих у тротуаров автомашин чернел траурный флажок или, по меньшей мере, висел лоскут черной материи. Почти на каждом дереве можно было видеть лист бумаги с именами убитых и пострадавших. Солдаты отгоняли людей от списков, не давая читать, но листы не срывали. Милиционеров видно не было. Чантурия пошел дальше по проспекту. Перед лестницей, ведущей к Дому правительства, высилась груда женской обуви, сумочек, на вещах запеклась кровь.

Наряд солдат приказал Чантурия убираться. Он не стал суетиться и показывать удостоверение. Оставаться на площади было незачем.

– 23 —

Воскресенье, 9 апреля 1989 года,

9 часов утра,

Тбилисское управление милиции

Чантурия не виделся с Ираклием Униани с тех пор, как они вместе учились в Тбилисском университете, в одной группе. За годы учебы они подружились. С той поры утекло немало воды, и он не был уверен, что узнает Униани, а тот его. Но опасения были напрасными: они сразу же узнали друг друга. Униани занимал большой кабинет в управлении милиции неподалеку от проспекта Руставели. Через окна кабинета лился свет щедрого грузинского солнца. Чантурия только открыл дверь, а Униани уже откинулся на спинку стула и широко улыбнулся.

– Ну и ну! Смотрите-ка, кто это там крадется, словно кот? Да это же Серго Чантурия! Приехал шевелить нас, Серго? На подкрепление нам, беспомощным слабакам, защищать горбачевскую армию от грузинского народа?

– Он встал, вышел из-за стола, крепко пожал Чантурия руку и расцеловал в обе щеки.

– Рад видеть тебя, Серго, – сказал он. – Что там в КГБ думают о наших делах?

– Я здесь не по линии Комитета, Ираклий, – ответил Чантурия. – Просто приехал в отпуск.

– По твоим глазам можно понять, что ты уже достаточно отдохнул, Серго. Что, нанюхался этой «черемухи»? Эти гады, конечно же, не сознаются, что применили ее.

«Черемухой» называли в армии слезоточивый газ «сиэн», от него у Серго полопались в глазах кровеносные сосуды.

– Этой ночью я был на проспекте. Ты же знаешь, моя мать живет рядом с ним.

– Волнение не давало тебе покоя, и ты не мог уснуть, не так ли? Хорошо еще, что тебе не разбили черепушку. До сих пор нам неизвестно, сколько людей погибло. Не меньше двенадцати. По слухам, конечно же, гораздо больше: рассказывают, что убито человек сто пятьдесят, что кололи штыками даже беременных женщин. Все это обычная трепотня. Что за работенка у нас, Серго! Между прочим, мои люди говорят, что какой-то грузинский капитан КГБ приказал им ночью встать между толпой и войсками. В местном управлении госбезопасности об этом ничего не знают. Там утверждают, будто это доказывает, что все события – дело рук провокаторов. Все они русские и, между нами говоря, не из тех, кто расстроится из-за нескольких убитых грузин. Ну а теперь, когда я тебя увидел, начинаю кое-что понимать. Разве я не прав?

– Ираклий, сделай одолжение, давай прекратим этот разговор.

Униани пристально взглянул на Серго. Потом потянулся и, ухватив рукав куртки Чантурия, поднес его к самому носу и понюхал.

– Смой эту дрянь с одежды.

– На ней все еще видна кровь? – спросил Чантурия, припомнив женщину, которой он помог.

– Нет. А тебя что, ранили?

– Да нет, запачкался в чужой крови.

– Я имел в виду газ. Тебе не стоит ходить с его следами.

– А также и со следами крови. Униани горестно кивнул головой:

– Ну, ладно. Как хорошо снова встретиться с тобой, Серго. Хочешь чаю?

– Я тоже рад повидать тебя, Ираклий. Они сели в мягкие кресла в углу кабинета.

– Жить здесь, похоже, приятнее, чем в Москве, – заметил Чантурия, оглядывая кабинет.

– Надеюсь! По крайней мере, за площадь Дзержинского у нас голова не болит. Или, вернее, не болела до прошлой ночи. Русские сволочи!

Секретарша принесла чай, они уселись на солнышке и вспоминали студенческие дни, пока Униани не спросил:

– Ты же пришел сюда не с жалобой на то, что тебя отравили газом на улице, а?

– Конечно кет. Я пришел кое-что узнать.

– А-а, догадываюсь. Насчет вакансий в нашей республике?

– Я ищу человека. Вернее, нескольких людей.

– Похоже, это дело как раз в моей епархии. Кто тебе нужен? И часу не пройдет, как откопаю!

– К сожалению, я точно не знаю, кто мне нужен. Может, ты поможешь найти их. Только ничего не сообщай в КГБ.

Глаза у Униани только сверкнули:

– Правда?

– Совершенно серьезно.

– Звучит довольно забавно. Давай подробнее.

Тбилиси окружен невысокими крутыми горами, и сам город стоит на нескольких таких горах – на их вершинах и плоскогорьях. По одной из них, спускающейся к реке Куре, петляет дорога, упирающаяся на самом верху в чугунные ворота в каменной стене. Ворота сделаны в виде узорчатой решетки в старинном грузинском стиле. Верх стены утыкан острыми бутылочными осколками.

Перед воротами замерли старенькие «Жигули». Сидящие в ней двое просто одетых молодых грузин разглядывали план Тбилиси. Дорога на плане не была обозначена.

Какой-то молодой человек подошел к воротам с внутренней стороны и принялся разглядывать приехавших. Одет он был в темные спортивные хлопчатобумажные брюки свободного покроя и рубашку, сильно похожую на военную. Но оружия у него не было видно. Дорога позади него поворачивала куда-то вправо и исчезала из виду. Между воротами и второй каменной стеной тянулась ровная полоса коротко постриженной травы. Вдоль стены выстроились в ряд цветущие фруктовые деревья. Позади них виднелся большой белый особняк под красной черепичной крышей.

Человек по ту сторону ворот прокричал приезжим:

– Отправляйтесь назад, вниз! Здесь проезда нет!

– Нам нужна Военно-Грузинская дорога, – ответил Униани. – Мы правильно едем?