Изменить стиль страницы

Громкий голос Окуны заглушил протесты мальчика:

– Не поможете ли вскрыть ему нарыв, мисс Сара?

– Не хочу, чтобы вскрывали, – отбивался от него юный бедолага.

Африканец пресек его возражения, ударив пленника что было силы кулаком по голове. Аргумент подействовал, и все трое перешли в импровизированный хирургический кабинет, где Окуна, ловко орудуя огромным ножом, вскрыл у пациента под мышкой нарыв величиной с яйцо черепахи, а Сара, чтобы отвлечь внимание мальчика, рассказывала ему о шалостях своих братьев.

– Ну как, теперь тебе лучше? – поинтересовалась Сара, когда операция была закончена.

– Да, мадам! – И мальчик, спрыгнув со стола, направился было к двери, но Окуна новым ударом могучего кулака напомнил ему о правилах приличия. Юнга приостановился и поблагодарил Сару.

После того как Сара помогла их товарищу избавиться от боли, матросы заметно помягчели. Однако окончательное признание она получила лишь после встречи капитана с мандарином с острова Намоа, что располагался в трехстах милях от Макао.

Едва «Феникс» вошел в порт и спустил паруса, Сара, подчиняясь воле капитана, нахлобучила шляпу на лоб и забилась как можно дальше в свой угол, где никто ее не видел и не слышал. Отсюда она заметила мчащуюся к ним джонку, в которой под огромным шелковым зонтом с причудливой вышивкой восседал, судя по красной пуговице на черной шляпе, мандарин, окруженный чиновниками и слугами.

– Кто это? – спросила она Джона Хардести, которому Джейми поручил Сару на время стоянки.

– Точно не могу сказать, мисс, – он покосился своим единственным глазом на приближающуюся джонку, – но, скорее всего, начальник порта.

– Начальник порта? – перепугалась Сара. – Приплыл, чтобы нас арестовать?

– Приплыл, чтобы положить денежку в карман, – ухмыльнулся Хардести.

Соблюдая ритуал, льстивший честолюбию и поддерживавший репутацию начальника, мандарин в сопровождении всей своей свиты поднялся на борт «Феникса», где его почтительно приветствовали капитан и старпом. Мандарина усадили под навес, специально для этой цели установленный, предложили ему вина и коробку с сигарами. До Сары донеслись запах дорогого табака и голоса беседующих. Мандарин с помощью официального переводчика спросил, почему «Феникс» бросил якорь в порту Намоа, тогда как иностранным судам разрешено останавливаться только в Кантоне.

– Я бы никогда не оказался в Намоа, – с полной серьезностью заявил Стрэйт. – Меня занесло сюда ветром, сбившим шхуну с курса. Прошу ваше превосходительство простить меня и разрешить нам пополнить запасы воды и продовольствия.

Мандарин выпустил из ноздрей струйку сигарного дыма. Жестом руки призвал переводчика к вниманию и подал знак стоящему рядом чиновнику. Тот вытащил из рукава красный свиток, развернул его и зачитал по-английски, смешно растягивая слова:

– «Указ императора, датирован Гуо-Донг, двенадцатый год, второе солнцестояние. Чужеземным варварам разрешено вести торговлю только в порту Кантона. В случае нарушения приказа их ждет немедленная и неминуемая казнь».

– Его Величество, однако, преисполнены искреннего сочувствия даже к иноземным варварам, его недостойным, – продолжал уже переводчик, – и не исключают возможности оказывать помощь кораблям, попавшим в беду. Такое судно, заправившись всем необходимым, обязано при первом же приливе выйти в море и направиться в Кантон. Такова воля императора. И да будет она исполнена!

– Итак, вы знаете, что вам надлежит делать, – заметил мандарин.

– Именно так мы и намерены поступить, – ответил капитан.

Чиновник, зачитавший указ, свернул бумагу, спрятал обратно в рукав и вместе с переводчиком и остальной свитой спустился в джонку. Мандарин и капитан остались одни на палубе.

– Пошлина та же, что и в прошлый раз? – вежливо спросил Стрэйт.

– Та же, – милостиво улыбнулся мандарин.

«Пошлина» была заготовлена заранее. Джейми передал гостю тяжелую сумку. К удивлению Сары, по палубе разнесся звон металлических денег.

– Капитан расплачивается железной мелочью? – удивилась Сара.

– Серебряной мелочью. Мы называем их «испанские слезы». Этим мерзавцам… прошу прощения, мисс… подавай опиум, а капитан не желает с ним связываться.

Сара с уважением взглянула на Стрэйта. Легкий бриз взъерошил его волосы и взметнул вверх концы белоснежного шарфа, небрежно обвивавшего шею. Зеленый фрак безукоризненно облегал широкие плечи. Одним словом, джентльмен, да и только, если закрыть глаза на то, что он распутник и негодяй.

Оказывается, он не окончательно испорчен. Ведь в отличие от многих своих соотечественников не желает торговать опиумом, который является основным товаром, имеющим хождение на рынках Азии и Европы.

Европейским странам больше нечего было предложить Поднебесной в обмен на ее товары. Китайцам не требовались изделия из шерсти или жести, китайские купцы стали продавать специи, чай и свой драгоценный фарфор только за серебро. Со временем английский парламент, обеспокоенный утечкой серебра из страны, порекомендовал Ост-Индской компании расплачиваться за китайские товары опиумом.

Преподобный Эбернати в своих проповедях порицал употребление этого зелья сначала в Индии (там выращивали мак и производили опиум), а затем в Китае, где наркомания стала сродни эпидемии. И все из-за того, что чужеземцы на протяжении десятилетий ввозили туда миллионы тонн этого наркотика. В своей ненависти к опиуму пастор был не одинок. Императорским указом ввоз в Китай опиума грозил иностранцу смертной казнью. К несчастью, сделки с опиумом были настолько выгодны, а таможенные чиновники настолько продажны, что поток поступающего в Китай дурмана не уменьшился.

Так стоит ли удивляться тому, что отказ Стрэйта расплачиваться опиумом чрезвычайно возвысил капитана в глазах Сары? Отогнув поля шляпы, она внимательно наблюдала за тем, как он вежливо прощается с мандарином. Стоило тому поставить ногу на дно джонки, как от берега отделилась и ринулась к «Фениксу» целая флотилия нагруженных сверх всякой меры сампанов.

Матросы «Феникса» в свою очередь принялись выносить из трюма на палубу тюки с товаром. К изумлению Сары, среди них были темные меха, сверкавшие под лучами солнца.

– Везем китайцам шкуры бобра и других животных. Покупаем их в американском Форт-Россе. И за хорошую цену – бобров-то становится все меньше.

– А это что такое? – Сара кивнула в сторону связок каких-то деревяшек.

– Сандаловое дерево, мисс. Взяли на Сандвичевых островах.

Из него, знала Сара, добывают масло, которое идет на изготовление душистого мыла, парфюмерии, лекарств. Да и древесина в чести у китайцев – они делают из нее столь популярные шкатулки и сундуки с замысловатой резьбой.

При виде последнего ящичка, извлеченного из трюма, Хардести засмущался невероятно. На вопрос Сары, что внутри, он покраснел и долго мычал что-то нечленораздельное.

– Ну, там… хозяйство тигра, мисс, – с величайшим трудом выдавил он из себя наконец, видя, что она от него не отстанет. – Вы понимаете, о чем я?

– О Боже! – Лицо ее стало таким же красным, как его.

Какое-то время она молча взирала на ящичек, но в конце концов любопытство взяло верх.

– А кому… кому нужен столь необычный товар?

Лицо Хардести приобрело уже багровый оттенок.

– Видите ли, мисс, однажды нам попалась очень занимательная книга. Перевод с китайского.

– Ну и о чем же она?

– Она… э-э… о постельных играх… не знаю, как и выразиться…

Хардести не сводил с нее своего единственного глаза. Видя, что от шока она не падает в обморок, он осмелел.

– Если верить этой книге, мужчине следует стереть этот… этот… предмет в порошок, а затем подбавлять одну-две щепотки в настойку из слив, собранных в пятый день пятого месяца… И тогда мужчина будет… будет о-го-го! На Западе эта книга никому, кроме нас, не известна. А значит, и товар этот никому не ведом. Наша монополия, так сказать, мисс.

Эти сведения несколько охладили восторг по отношению к Стрэйту, но не уменьшили ее интереса к торговым операциям, происходящим перед ее глазами.