– С ума ты сошла, Света, – говорю строго, – быстрее объяснись с ним и иди к другому тренеру.

– Я же дала слово! – Светик укоризненно насупилась. – А меня теперь никто уже и не возьмёт, все в Москве знают, что я – его... Ой, а ты завтра что делаешь? Если хочешь посмотреть, как я занимаюсь...

Хочу ли я!!

– Но ты же будешь с твоим Виталием...

– Нет. Я буду с моим Ромой!

Никогда не забуду, как вышла она из туалета. Забегала томящимися, ищущими глазами по чужим, в упор рассматривающим её мужчинам (там всегда почему-то очередь), пока не сфокусировала меня, с уверенной улыбкой поджидающего её в сторонке. Тогда глаза её расширились, зажглись неким светлым смыслом и мгновенно доплыли ко мне, минуя препятствия в виде безликих мужских силуэтов.

Мой Рома.

...но что опять за жалобный, просящий взгляд, проникновенные губные шевеленья на подъезде к дому?..

– Светик! – треплю её за ушко. – Необычная ты какая-то сегодня, будто сказать мне что-то хочешь, да не можешь.

Она вздыхает, набирает воздуха для заявления.

– Ну просто... я же к тебе привязываюсь!

– Если б ты одна привязывалась... а то ведь это взаимно. – (Я торжествую, я сдерживаюсь...) – Жаль только, не могу пока пригласить тебя с ходу на какие-нибудь острова, – доверительно вдруг выплёскиваю перед ней наболевшую тему.

– А мне этого не нужно, Ром. Мне – вот... – И она опять щекотнула нос розой. – Ой, уже домой. Уже ча-ас?!! У-у-у-у... А можно посидеть с тобой ещё немножко?...

А потом ещё:

Set m-е-e free-e-e-e-e-e-e-e-e-e-e-e...

Этот модный, этот кокетливый, беззаботный, пустенький мотивчик из Светиного диска Кайли Миноуг, будь он неладен, вяжется за мною всё утро. Он лип к моим снам, а теперь нагло звенит даже в телефонной трубке! Он, ритмично переваливаясь с ножки на ножку, прёт из моей счастливой невыспавшейся башки, он похохатывает над моими Пал Палычами: вы хочете клипсов? – их есть у меня!.. лай-лай-ла! Но какие же вы все приземлённые личности, у вас на уме – клипсы, а у меня в голове – ТЫ, лай-лай-ла, единственное, о чём вообще можно думать всерьёз, лай-лай-ла, и тебя оттуда не выкурить, а я и не собираюсь.

В пять я должен быть на проспекте Мира. Комкаю все прозвоны. Сегодня я увижу моё чудо на лошади! Я буду безмолвно представлен какому-то там тренеру, имеющему на принцессу неясные виды, весомым свидетельством её занятости. Важная, ключевая, весьма приятная роль. Ласково щекочет за самолюбивые струнки. Скрипя и чертыхаясь, я впихиваю массивные плечи и грудь в тесную кожаную майку «Армани». (Внутри майки сладко пахнет предвкушением.)

Фуф. Былинный ландскнехт, да и только.

Я, конечно, опаздываю, матерю безрадостные летние пробки. Знойные колыхания мёртвого воздуха. С трижды оборванным сердцем вспариваю я над техногенным пейзажем, не имеющим отношения к Светику.

Эклипс, где твои крылья!

Несколько раз она уже позвонила на мобильный, ну где там я. И ведь ни тени раздражения, тактичная девчушка. (Время, деньги, тренер!)

Вот она, посерьёзневшая перед мероприятием, в белой майке и чёрных наездничьих рейтузах, с огромной сумкой и с мамой. Мама, мама, везде мама. (Ассистент, секретарь, денщик?) Что ж ты, Светлаш, отрываешь Романа от работы. – Да бог с вами, Анна, большая честь сопроводить вашу дочь. Светик, пррьвэ-э-эт, давно не виделись!

Теперь наш флагман – Кайли Миноуг. «Ай джяст кянт... гетчья арамай хэд!..» – американизируя, подпевает Светик, влюблённо развёрнутая ко мне. Оказывается, на этом диске она знает почти все песни. (Это со школьным-то, пусть и продвинутым, английским! – даже я половину не разбираю.) Я комментирую маме: удивительная лёгкость и цепкость восприятия чужого языка ещё раз свидетельствуют о ясности головки, равно как и о лабильности душевной организации... Светик скромно морщится, пальму первенства передавая мне: ладно, давай твою... Ла Роса-а-а-а!

А я вдруг выключаю магнитолу и, прокашлявшись, заявляю:

– Посвящается маме Анне.

Прямо посреди очередной пробки разливается моим забытым баритоном откуда-то из светлой студенческой дали удачно всплывшая мелодия из «Генералов песчаных карьеров» (о, внезапный финт!), тут же отозвавшаяся пониманием в ностальгически размякших мамаанниных глазах...

Такой музыкальный кортеж.

На Полежаевской ждёт нас Виталий. Ждёт основательно, уже подзарывшись в газету. Довольно приятный молодой человек несолидной повадки с жидкими подобострастными глазами.

Я сердечно жму ему руку.

«Никакой», – отмечаю я про себя.

Я кое-как усаживаю его сзади, с Анной. За текущими репликами «по делу», которыми они обмениваются с серьёзной, уже настроенной на работу Светой, чувствую затылком немой вопрос.

«Ты кто такой?»

Я умиротворяюсь. Я – здешний серый кардинал, дон Винченцо.

Мы на месте (восемь часов, однако!). В полузаброшенном парке – топот копыт, огороженный загон, весь в кустарнике, навозные интонации в воздухе, несколько разномастных лошадок под такими же седоками, профессиональные выкрики инструкторов...

– Ира, пусти, что ты её раскурлачила!..

Свой мир.

Я с мамой Анной на развалившейся трибуне. С минуту на минуту ожидается появление царственной особы. Из сумки извлекается и настраивается видеокамера. (What a nice surprise!)

Вот оно, её личико, дрожит на сильном приближении у меня в откидном экране... Большой чёрный шлем наехал на брови, съедая свет, уменьшая черты. Пипка носа, бантик губ, фантики глаз... Ну лет двенадцать, не больше! Говорит что-то, по-деловому насупившись, Виталию, – картинка расширяется! – выводящему за поводья её поджарого гнедого (или каурого, пёс их разберёт).

...ба-а, какие у нас ботфорты! Ну уланёнок, сын полка!

...увидела, что я снимаю, заулыбалась, помахала!

...несколько кругов для разогрева шагом (или как это?), потом рысью, переходящей в галоп, Виталий что-то кричит ей с центра, руками машет, как дрессировщик.

...когда она проплывает рядом с трибуной, я продолжаю снимать, а сам отрываю улыбающееся лицо, ловлю её взгляд.

...вот что-то мне крикнула, а я не расслышал.

...посмотрит или не посмотрит?

...какой молодец, за один круг догадался смотаться за бутылкой воды в палатку, и она, уже запаренная, наклоняется ко мне, запыхавшись, щебечет на ходу что-то благодарное.

...вот она опять близко, надо что-то ей сказать – что?..

– Светик, улыбнись! – (Моментальный бросок Виталиной головы в мою сторону, всё соображает, кто же я, ха-ха!)

Перерыв? – она спешивается, идёт к нам, смешно переваливаясь с ноги на ногу в негнущихся высоких сапогах. Мама суетливо достаёт полотенце.

– Лошадь туп-пая. Я её в галоп, а она не слушается!

Подходит Виталий: сейчас будет другая лошадь.

Все вокруг Светика. (Взмыленный, устало улыбающийся цветочек.)

Привели какую-то белую, красивую. Света сразу чувствует с ней родство и разговаривает. Потом с горящими глазами ускакивает.

Кругом ходят, бегают, прыгают лошади, непонятные самостийные четвероногие.

Я (задумчиво). Какая Света молодец, что выбрала конный спорт... конный спорт – это большое дело. (В сторону.) Боже, что я говорю!

МАМА АННА. А она и не выбирала, Роман. Светлашка с детства, как говорится... интересуется. Ну там, масти, термины, литература постоянно. Мам, говорит, сплю и вижу, как я на лошади... Так что только села – сразу поехала. А тренер вообще её как на улице увидел – ну всё, говорит, будешь чемпионкой. Но вот с женой не повезло – ревнует его бешено. Ну понятно, молодой мужчина...