Сексуальные меньшинства Сызново, не затронутые бредом альтруистическим, давно сбились в мирные замкнутые тусовки. С отчизнолюбивыми дело обстояло иначе. Потому-то и кулючили постоянно у входа в «Последнее прибежище» бригады «неотложек». Состоящие на учете патриопаты обожали разбиваться на фракции и учинять внутренние правилки и разборки.

Странный народ. Искренне радовались, встретив соратника на улице, а в клубе готовы были того же самого человека порвать в клочки при малейшем разногласии.

Позавчера, например, в «Прибежище» подрались два таких соратника. Сплетясь, как пара змей, они катились по ступенькам пологого крыльца на выход, и каждый хрипел о ненависти к инородцам. В приемном покое выяснилось, что оба пострадавших - славяне чистых кровей, просто речь шла о разной степени ненависти.

Сейчас неподалеку от Артёма за столиком восседали три особи женского пола и с оскорбленным видом пили кофе из безопасных пластмассовых пиалушек. Презрительно прищуренные глаза каждой из трех девиц блуждали по залу, приостанавливались на ком-либо из присутствующих и, уничтожив морально, следовали дальше. Наиболее частому испепелению подвергался дальний угол, где в окружении единомышленников шумно витийствовал смуглый ястребиноликий живчик. Там собирались бисексуалы - двуличные твари, способные одновременно любить и женщин, и Родину.

Значительная часть застарелой девичьей ненависти доставалась также этакому пожилому Квазимодо, одиноко сутулившемуся под портретом поэта Николая Клюева. Впрочем, подобных типов тут не жаловал никто и иначе как педороссами не величал. Горбун томился. Поговорить ему пока было не с кем. Время от времени доставал сотовый телефон и, нажав кнопку, с печальной улыбкой слушал первые такты некогда популярной песни «Гей, славяне».

На Стратополоха три мегеры смотрели с особым омерзением. Квазимодо - и тот поглядывал на него с превосходством. Не зря же таким, как Артём, был отведен крайний столик у самого входа. Почувствовав на себе очередной казнящий взгляд, литератор досадливо дернул плечом и снова склонился над наладонником.

«Секс и насилие - что общего в этих двух понятиях? - сосредоточенно набирал он, сноровисто касаясь буковок кончиком стила. - Секс - составная часть любви. Насилие - составная часть убийства. Да, конечно, бывает сексуальное насилие, но ведь бывает и экономическое, причем убийств на этой почве куда больше, чем на сексуальной. Пропаганда экономики и насилия - вот с чем надлежит бороться по-настоящему…»

Народу под навесом прибавлялось. Вошел загадочный юноша в черном кожаном плаще до пят. Бритые виски, минимум косметики. Оглядевшись, подсел к горбуну. Тот оживился, спрятал сотовый телефон, и они взволнованно о чем-то заговорили.

В дальнем углу грянули крики. Кто-то перескочил со стула на стол. Судя по всему, там сменили тему.

– На территории Украины…

– Не «на территории Украины», а «в территории Украины». Грамотей!..

– Какая Украина? Нет никакой Украины! Доказано, что украинский язык - следствие расстройства речевых функций…

– Кем доказано? Уж не Безугловым ли?

«Конечно, все мы здесь уроды, - растроганно думал Стратополох, с грустной нежностью оглядывая бурлящее сборище. - Можем поругаться до визга, до хрипа, можем даже до рукоприкладства дойти. И все же лучше урод, чем натурал. «Нормально функционирующий человек». Надо же, пакость какая! «Нормально функционирующий…»

– Киев - мать городов русских? Какая, к черту, мать, если он мужского рода?

– Русь опетушённая, гы-гы-гы…

– Позволь-позволь! Киевская Русь! Это ж издевательство… Это все равно что сказать: Парижская Англия…

– Издевательство не издевательство, а на Хохлому претендуют!

– Чего-о?!

– Того! Ты вслушайся: Хохло-ма. В переводе - «мать-Украина». Стало быть, говорят, наша исконная территория…

Артёму остро захотелось вмешаться в спор, но делать этого не следовало ни в коем случае. Во-первых, никто его в таком гаме не услышит - глотки-то луженые! А во-вторых, хоть они и бисексуалы, а Стратополоха в своих рядах не потерпят.

Жаль. Литератору было что сказать. О том же, к примеру, Владимире Красно Солнышко. Действительно, странная складывается картина: князь - Киевский, а богатыри у него - сплошь наемники-великороссы. Алеша - из Ростова, Добрыня - из Рязани, Илья - из Мурома. Ежели покопаться, глядишь, и сызновский кто сыщется…

Сквозь приваренную к опорам нарочито грубую решетку виднелась площадь и часть примыкающей к ней улицы. Вот из-за угла торгового комплекса «Электра» показался человек. Высокий, плечистый, светлобородый и светлоглазый, вообще похожий на викинга, он стремительно шел прямиком ко входу в «Последнее прибежище» и странным образом нарушал при этом законы перспективы: приближаясь, уменьшался. Кажущийся громадным издали, достигнув плоского крыльца, стремительный пешеход обернулся в итоге аккуратненьким коротышкой - примерно до плеча Артёму.

Мужественное личико его было исковеркано яростью. Наверное, именно с такой пугающей гримасой берсеркеры грызли перед битвой краешки своих щитов.

Сердце екнуло. Что-то, видать, стряслось.

– Дождались? - зычно вопросил вошедший, останавливаясь в центре веранды. Просто поразительно, как в столь компактном организме мог возникать звук такой силы.

Запнулись все, даже митингующие бисексуалы.

– Поздравляю вас, - язвительно продолжил пришелец. - Нашего Эскулапа опять понесло в вопросы языкознания.

– Неужто на арабскую вязь переходим?

– Нет. Снова на кириллицу.

На крытой веранде отмерли, закрутили головами, растерянно забубнили вразнобой. Гулко и невнятно, как в парилке. Такое впечатление, будто доктор Безуглов нарочно их дразнил. Взял вот и лишил очередного повода к недовольству!

– Суть лечебной методы… - Недобрый вестник слегка возвысил голос, и этого оказалось довольно, чтобы перекрыть крепнущий гомон. - Суть лечебной методы - в замене краеугольного нашего глагола. Причем как в письменной речи, так и в устной… Существительные пока убереглись. Пока!