"Она не помнит, ничего не помнит. Малышка не понимает, кто такие боги и демоны, не знает, кто несет добро, а кто зло. В ней нет страха не только потому, что она не понимает, кого надо бояться, а кого нет. Ей не знаком и сам страх…"

"Это невероятно! — во взгляде, который демон бросил на маленькую смертную был не скрываемый восторг. — Воистину, она — удивительное существо. Я не встречал среди людей никого подобного ей".

"И не встретишь…"

"Что за грусть в твоем голосе, хозяин?"

"Она смертная… Слишком смертная…" — вздохнув, тот опустил голову на грудь.

"Подари ей бессмертие".

"Я бог погибели, — тот вновь вздохнул, еще более тяжело и безнадежно. — Я знаю великое множество способов лишить жизни человека, демона, даже бога. Но ни одного оживить…"

"Ты говорил, что она живая, а раз так…"

"Я сказал, что она смертная… Она умирает… Там, на земле ее тело уже, в сущности, мертво… И лишь душа не знает об этом. Потому, что находилась в миг смерти в краю сна… Или потому, что не понимает, что такое смерть…"

Демон взглянул на малышку с грустью, затем — на своего хозяина — с сочувствием.

"Это многое объясняет… Объясняет, почему я не чувствую в ней человека… Мне очень жаль…"

"Мне тоже… Но если бы это было не так, она была бы иной…"

— Эрра, так мы едем в твой мир? Да? А чего мы ждем?

— Ничего, моя маленькая красавица… — он старался вести себя с ней как можно ласковей, заботливей, наполняя теплом и радостью последние мгновения, проведенные ею в этом мире.

Ему не составляло труда поступать так, когда ничто в нем не противилось этому.

"Пусть она будет счастлива, — это была единственная мысль, которая полнила его, стоило Эрре заглянуть в веселые детские глаза. — Если я могу подарить ей не жизнь, но только смерть, пусть это будет самая легкая, самая светлая из смертей…"

— Мы едем? — вновь зазвучал ее голосок, полный веселого беззаботного задора, который дается лишь совсем малышам, не успевшим еще узнать мира, его зла и жестокости, ненависти и опасности…

— Да, — кивнул Эрра, улыбнувшись ей.

"Давай, Алад. В путь", — он хлопнул быка по боку, призывая подняться.

Тот выпрямился.

— Ой, — вскрикнула девочка, спеша обхватить могучую широкую шею демона. Но ни в ее возгласе, ни на лице не было и тени страха. Это было скорее возглас восторга.

— С тобой все в порядке? — в отличие от нее, Эрра испугался. Он забыл предупредить девочку, чтобы та крепче держалась. Ему все подобные заботы и волнения были впервой, и он чувствовал себя растерянным и смущенным от того, что почему-то все выходило совсем не так… не совсем так, как должно было быть, как бы ему того хотелось. И, все же, в эти мгновения, складывавшиеся в самое удивительное для него время, ему было так хорошо, легко, как никогда прежде.

— Да! — вскрикнула сверху Мати. — Это здорово! Почему ты не поднимаешься? Давай!

— Я…

Девочка не дала ему договорить.

— Поднимайся! Здесь много места! И так весело! — она не смогла сдержать звонкий смех, который так и рвался из нее наружу. О, как же она была счастлива! Приключение, оно было таким замечательным! А дальше… Дальше все обещало стать еще замечательнее!

"Хозяин?" — демон оглянулся на бога войны, ожидая его решения.

"Раз она этого хочет…" — Эрра легко вспрыгнул на спину быка, словно тот был не огромным исполином, а невысокой городской лошадкой.

— Ты держишься? Крепко? — спросил он сидевшую впереди малышку, и лишь убедившись, что это так, не удовлетворившись одним кивком малышки, скомандовал Аладу: "Вперед!"

И демон расправил свои легкие прозрачные крылья-тени.

Они летели над бездной, скользя воздушными духами — призраками по границе миров. Ветер — вечный спутник странников трепал волосы, заплетая тонкие локоны в косы, насвистывая тихую песню, лишенную слов, расстилая мелодию словно тропу-невидимку.

Над головой поблескивали звездами неведомые миры, столь далекие, что один путь до них занял бы целую вечность. А внизу, под ногами быка вздрагивали отражения, крошась на искры сгоревших костров и исчезая в скрывающейся в бездне пустоте, лишенной не только света и мрака, жизни и смерти, но и пространства и времени — тех сущностей, из которых, словно продольных и поперечных нитей, ткалась ткань мироздания.

Бог наклонился к уху девочки, прошептав:

— Смотри!

— Что? — Мати вскинулась, закрутила головой, ища то нечто, еще более удивительное и восхитительное, что хотел показать ей Эрра.

— Вон, впереди! Это шатер Куфы, моего города!

— Куфа! — прошептала девочка.

Ее глаза уже начали различать впереди яркое красное свечение, застывшее подобно закатному солнцу над побледневшей, лишившись с уходом дня всех красок и надежд, землей. Мгновение, что в обычном мире пролетало стремительно быстро, здесь, на границе пустоты, застыло навеки, позабыв о времени, которое было не властно над этим осколком мироздания.

Казалось, что они несутся навстречу жаркому, всесжигавшему солнцу, приближаясь к нему ровно настолько, насколько удаляясь от всего остального. Алый диск становился все ближе и ближе, он рос, готовый покрыть собой всю землю и остановился только тогда, когда все оказалось разделенным на две равные части — серая безликая пустота позади, и кровавая, вечно переживающая последнее мгновение своего существования стихия отрицания впереди.

Отрицание всего ведет к ничему, а отрицание пустоты? Нергал впервые задумался над этим. И ему вдруг стало страшно: зачем же он сражался с сущим всю минувшую вечность, если строил то же, что и разрушал? В чем смысл борьбы, когда победа оборачивается поражением, а поражение победой?

Нет, он упрямо мотнул головой. Ему не нужно задумываться над этим. Все должно остаться таким, какое есть. Ведь он — бог погибели, разрушитель, бич мироздания. Раз оно терпит его, позволяет оставаться, не гонит прочь, за грань пустоты, несмотря на всю его ненависть и ярость, значит, он нужен ему таким. Мироздание строится на противоречиях. А он — главное из них…

Улыбка скользнула у Нергала по губам. Ему понравилось эта мысль. Она возвеличивала его, наделяя все тем смыслом, который прежде он видел лишь в сражении. Но радость от победы так быстро угасает, а горечь поражения не забывается никогда. Теперь же он может одинаково радоваться и поражению, и победе, выигрывая и от того, и от другого.

Он взглянул на свою маленькую спутницу, мысленно благодаря за то, что она помогла ему понять нечто очень важное, способное стать основой новой вечности, вечности, где всему будет противостоять не ничто пустоты, а иное бытие, нечто… Он пока сам не знал, каким это все будет, просто знал, что будет.

Тем временем бык достиг высокой городской стены, окружавшей Куфу со всех сторон, являясь одновременно знаком достижения цели для тех незваных гостей, которые осмелились направиться сюда и сумели преодолеть узкую грань-дорогу, лежавшую между двумя безднами, и чертой, ограничивающей свободу жителей красного города, которые — демоны, духи и призраки, — были не вольны покидать городские стены иначе как выполняя волю своего хозяина — бога погибели.

Эрра спрыгнул вниз, на камни узенькой площадки, висевшей на подобие горной террасы над бездной.

— Спускайся, милая, — сказал он, протягивая девочке руки, спеша помочь слезть вниз.

Та быстро скатилась с мягкого лохматого бока быка, не отводя ни на миг восхищенного взгляда своих лучистых глаз с горящих особым, алым пламенем камней, слагавшихся в городскую стену.

— Эрра, здесь так красиво! — взволнованным шепотом промолвила она, заставляя своего спутника с удивлением взглянуть на нее, когда никто никогда не говорил о красоте этих мест. О могуществе, о силе, властности — да, но не о красоте, ведь Куфа была призвана внушать пришедшему к ней не восхищение, а благоговейный трепет, даже не страх — панический ужас, заставлявший душу дрожать от близости своего конца…

Он качнул головой, не уставая удивляться этой маленькой смертной, которая вела себя так, словно она была над всеми: людьми, демонами, богами, — пламень, не знавший ничего, кроме горения, ветер, летевший на крыльях мечты вперед.