— Так лучше? — этот облик удивительно подходил ему, и, кажется, нравился. Не случайно же он выбрал именно его. — Мне совсем не хотелось причинять тебе неудобство. Просто я никак не могу привыкнуть к этой нелепице — принимать обличие, которое по своим свойствам является элементом жизни и смерти, не свойственной нам, богам. Ведь мы — существуем вечно и неизменно…

— Зачем ты пришел? — вздохнув, спросил бог сновидений.

— Ну, Лаль, нельзя же так! — воскликнул Нергал, но его возмущение было настолько наигранным, что не возникало никакого сомнения в неискренности его чувств. Он совершенно отчетливо ощущал ту волну напряжения и неприязни, которой веяло от бога сновидений. Но Нергала это обстоятельство нисколько не раздражало. Он привык к подобному отношению к себе, хотя, наверное, от союзника мог ожидать иного. А, впрочем, зачем? Лучше привычная, открытая всем ветрам и взглядам ненависть, чем незнакомая дружба, за спиной которой постоянно мерещится нож предательства. Особенно если сам готов предать в любой момент. — Ни «здравствуй» тебе, ни "как дела? голова еще цела?" — он низко захохотал — заухал, как сова, а затем продолжал, не в силах отказать себе в удовольствии позабавиться над по-детски наивным младшим богом, — сразу "зачем пришел" да "зачем пришел"! Я тебе скажу: никудышный из тебя хозяин. Если ты так обходишься со всеми своими гостями, не удивительно, что смертные предпочли Айю, ведь людям главное, чтобы стелили мягко, а спать они готовы даже в сугробе посреди снежной пустыни.

Видя, как посерело от с трудом сдерживаемого раздражения лицо Лаля, Нергал потянулся с видом человека, довольного проделанной работой. Затем, не желая переводить своего союзника через грань ярости, когда в этом еще не было необходимости, он примиряюще взмахнул руками, показывая свою открытость и доброжелательность.

— Давай оставим этот разговор. К чему нам ссориться? Ну разумеется, я скажу, зачем пришел! Иначе для чего было вообще забираться сюда? Собственно, ты и сам все прекрасно знаешь. Как развиваются наши дела? Не пришла ли пора действовать мне?

— Нет! — резко, с чрезмерной поспешностью ответил Лаль.

— Что — "нет"? — Нергал глядел на собеседника, сощурив один глаз, как-то оценивающе пренебрежительно. — Не пора? Но ты ведь уже выполнил свою часть уговора.

— Еще нет! — упрямо продолжал настаивать на своем бог сновидений.

— Да? А кого же тогда я видел тут неподалеку? Это ведь маленькие смертные, не так ли? Ты заманил их, как мы и договаривались? И, при этом, заметь, не без моей помощи…

— Знаешь что… — начал было Лаль, но вдруг замолк, опустив голову на грудь, уткнувшись взглядом в землю под своими ногами.

— Пока еще не знаю, — голос Губителя стал тих, шепеляв, как шуршащая походка хищного зверя, спешившего усыпить свою добычу, осторожно подбираясь все ближе и ближе, прежде чем наброситься на нее в последнем броске. — Но, надеюсь, ты мне скажешь…

— Я не отдам тебе их! — с неожиданной даже для самого себя решимостью произнес Лаль.

— Что-ты-сказал? — голос громыхал, заполняя собой все, оглушая раскатами грома.

Небо скрылось за тяжелыми, голубиного цвета тучами. Ветра заметались, ища нору, в которую они могли бы спрятаться, укрыться от страха, заполнявшего собой все надземное пространство, пронизывая нитями-нервами все вокруг. Деревья затрепетали, противясь тому, что могло вот-вот произойти, в то время, как трава припала к земле, готовясь к худшему, цветы смиренно пригнули головы вниз, подставляя свои тоненькие шейки-стебельки под удар немилосердного палача, чей меч уже был занесен над всей землей.

Но…

— Я не отдам тебе своих гостей! — почему он должен, если ему не хочется? — Они нужны мне самому!

— Ну конечно же! Они пришли к тебе, доверились, еще немного, и признали бы своим покровителем, — губы Нергала кривились в хищной усмешке, несшей в себе больше угрозы, чем веселья. — Ты ведь так об этом мечтал! Столько веков! Со времен того смертного… Как бишь его?

— Мар.

— О, потрясающе, ты даже имя его запомнил!

— Еще бы. Ведь, спутав мои планы, он, в сущности, предотвратил конец своего мира, который должен был наступить уже тогда! — в глазах бога сновидений Мар был одним из величайшим из смертных.

— Спаситель мира! — Нергал презрительно фыркнул. — И что он получил в награду? Лишь проклятия современников, которые не удосужились даже прочесть над его телом должным образом молитвы, дабы душа умершего обрела покой… Жалкое смертное существо, которое мне сейчас, по прошествии вечности, даже жаль…

— Он был и твоим врагом!

— Врагом? — Губитель рассмеялся. — Бог не воюет с жуком у своих ног, он не замечает его, пока тот не мешается, когда же начинает жужжать или копошиться — давит без всяких там рассуждений — только и всего.

— Мар убил Нинта.

— Постой, я что-то начинаю сомневаться — я во владениях весельчака Лаля или в душных пещерах Гештинанны? К чему все эти воспоминания? Что такое легенды? Лишь сказки, которыми тешат себя смертные, дабы почувствовать хотя бы частицу того величия и могущества, что дано нам, богам.

— И, все же, Нинт…

— А что он? Такой же жук.

— Он умер с твоим именем на губах, — по мнению Лаля, такая верность заслуживала награды.

Но Нергал, видимо, считал иначе:

— И что, я должен оплакивать его целую вечность? Глупости! Да я забыл о его существовании, едва он перестал быть мне полезен!

— Однако ты называл его другом, а Мара врагом…

— Я? Никогда! — возмутился он. — Чушь! Смертные не могут быть ни нашими друзьями, ни врагами! Только такой идиот, как Шамаш, может думать иначе! Они не более чем слуги, которые только и знают, что выполняют наши приказы.

— Они не слуги!

— Перестань! — поморщился бог погибели. — В твоих словах столько фальши, что в них не поверил бы даже самый наивный из твоих верующих! Разве не служения ты ждешь от людей? Разве не ради этого затевал все тогда и теперь?

— Почему ты так уверен, что мне нужны именно слуги, а не друзья?

— Называй, как хочешь, — фыркнул Нергал. — В конце концов, слова сути не меняют… Они нужны тебе не просто так, ты хочешь использовать их, переманить их в свой мир, ибо заточен в нем, даже не столько властью сестры, сколько собственным желанием…

— Земной мир холоден и пустынен. И он умирает.

— Да. Медленно, но верно. А твой край связан со смертными, соткан из их снов. И если они все умрут, если перестанут видеть сны. Пшик, — Нергал взмахнул руками, — и от этой земли ничего не останется. А жаль, — он огляделся, — здесь красиво… Если даже я сочувствую сему краю, то каково должно быть тебе, — голова качнулась. — Бедненький. Конечно, тебе нужно, чтобы как можно больше людей выбрали твой сон своей судьбой. Ты усыпишь их навеки, будешь показывать им сны, делая для них все возможное, понимая, что вечность их сновидений нужно тебе больше собственного бессмертия. Это все, что тебе нужно… И вот, когда маленькие караванщики пришли к тебе, ты решил, что справишься и без меня. Как говорится, спасибо этому дому, пошли к другому… Так? А если так… Может быть, ты с самого начала задумал меня обмануть?

— Нергал…

— Нет, постой. Что-то во мне подозрения разыгрались. Давай во всем разберемся. Ты хотел того же, что и было нужно мне — затащить сюда смертных… Да, конечно, в отличие от меня, тебе было все равно, кем они будут. И ты решил воспользоваться моей доверчивостью… Я, наивная душа, считая тебя богом своего слова, все рассказал, научил, даже провел в земной мир. Я передал в твое распоряжение своих слуг, чтобы те сделали всю грязную работу, отвлекли внимание взрослых, оставив в твоем полном распоряжении малышей. Детишки — легкая добыча, не так ли? Их было несложно убедить… И они — очень удобная добыча. Приманка, за которой придут другие… И другие… И еще… Ты добился своего. Больше тебе ничего не нужно. В отличие от меня… Нет, нет, не говори ничего, не надо. К чему слова? Я знаю, что такое сон. Он — такой же обман, как и погибель. Мы — одного поля ягоды и стоим друг друга. Нам следовало бы быть братьями… Так что, я не осуждаю тебя, совсем нет — восхищаюсь: обмануть меня!