Да тут ещё на горизонте снова замаячила старая беда. Приближался день рождения принцессы Легины. Четырнадцать лет, возраст совершеннолетия членов королевской семьи. Возраст, когда инфант обычно объявлялся наследником престола. Умудрённый горьким опытом лорд Станцель опасался, что это может спровоцировать короля на очередное неразумное буйство. И ещё неизвестно, чем оно может обойтись и стране, и казне.

Тем не менее, отпраздновать совершеннолетие старшей принцессы надо было достойно и как положено. По зрелом размышлении мажордом решил на всякий случай подстраховаться — распорядился устроить празднование не в Туэрди, а в здании Королевского театра. Подальше от Ригера.

Было ещё одно опасение, что Легина может вдруг потребовать слишком роскошного и дорогого празднования. Лорд Станцель даже заранее подготовил небольшую, но убедительную речь о монаршей мудрости, умеющей согласиться на малое для себя ради величия всего Королевства. Но заготовка не понадобилась. Его любимица рассеянно выслушала описание ожидающего её празднования и кивнула, соглашаясь на всё оптом. На радостях мажордом сам предложил ей сказать, чего бы она ещё хотела.

Лучше бы он этого не делал. Легина опустила глаза, а потом, запинаясь и косноязыча, попросила устроить день рождения и для Гины. Который она могла бы отпраздновать со своими новыми друзьями и знакомыми. В доме лорда Станцеля — она всё-таки его внучка, так ведь? Вечером, после того, как главное празднование уже закончилось бы. Тихо, скромно, они бы немного поболтали, потанце…

Ошарашенный не столько самим этим сумасбродным планом, сколько его очевидной продуманностью, лорд Станцель, наконец, опомнился и оборвал девочку на полуслове. Это никак невозможно! Это слишком рискованно! И вообще это блажь!… Она принялась переубеждать старика, со всё большим и большим жаром. Тот был непреклонен… Долгий спор ни на каплю не сдвинул старика с его решения. Легина ушла почти в слезах.

Стоя потом истуканом, который обматывали тканями, примеряли, а то и кололи булавками суетливые от сознания важности своего долга швеи леди Олдери, Легина с непривычной горечью думала о своём неисполнимом желании… Она принцесса, почти будущая королева — но не может провести свой праздник с теми, с кем бы хотела.

Конечно, можно было бы пригласить на День рождения принцессы. Но тогда её могут узнать. Нет, это не годится!…

Как всегда восторженная леди Олдери наклонилась к девочке и, почтительно ахая, повторила свой вопрос о том, не жмёт ли той новое платье? Легина вышла из своих горьких дум и, подняв глаза к женщине, отрицательно качнула головой. Вид близко расположенного лица леди Олдери столкнул её мысли с нахоженного пути и они почти сами по себе пошли в новом направлении.

А леди Олдери-то вблизи совсем не такая, как кажется издали. Вот это да… А почему же она этого раньше не замечала?

Поиск ответа закончился быстро: Легина присмотрелась к тому, что так сильно изменяло лицо немолодой женщины — к блеску помады, к бархатистой пыльце пудры, к чёрной краске на бровях. Как интересно…

И как всё это кстати!

— Моя леди! — подняла голос Легина.

— Да, моя принцесса! — мгновенно присела в почтительном полупоклоне леди Олдери.

Легина подняла руку к её склонённому лицу и легонько провела кончиком пальцев по её наведённым карандашом бровям и нарумяненным скулам.

— Я хочу на своём празднике быть такой же красивой, как и моя леди.

Леди Олдери никогда не отличалась непонятливостью. Особенно в таких делах. Её самой ведь тоже, как и этой девочке, не повезло — природа не одарила красотой. Но это не помешало ей самой сделать себя весьма привлекательной… А ведь когда-то и она плакала, глядясь в зеркало. Как, наверное, сейчас делает эта девочка…

Леди Олдери подняла сосредоточенный взгляд к неприступно-серьёзному лицу Легины, оценивающе осмотрела его… Бедная девочка! И, приняв решение, уверенно ответила:

— Моя принцесса и так гораздо красивее своей покорной слуги. Но на празднике она будет просто неотразима!

— И чтобы старше! — нетерпеливо добавила принцесса: чем больше принцесса Легина будет непохожа на Гину — тем лучше.

— И старше, — послушно согласилась та.

Освободившись от утомительного стояния в примерочной, принцесса сразу же отправилась к мажордому. Тот с удивлением воззрел на её неожиданное возвращение.

— Я хочу, пусть он прочитает на моем празднике свои стихи. Я хочу!

— Кто — он? — после паузы меланхолично поинтересовался старик.

— Ну, он… твой внук, — на мгновение замялась Легина. — Я так хочу!

Лорд Станцель пожал плечами. Пускай, раз уж так…

— Хорошо… Он прочитает что-нибудь из своей "Героической поэмы"…

— Нет! — подняла голову принцесса. — Я хочу, чтобы он… новые стихи. Да!

Старик бросил на неё довольно сердитый взгляд, но спорить не решился. После того, как он категорически настоял в вопросе с днём рождения Гины, его «настоятельные» права, хоть и на время, но пропали. Он попробовал было мягко уговорить Легину, мол, героическая тема более приличествует празднованию совершеннолетия старшего королевского ребёнка, но только пробудил этим нежелательное направление беседы. Посерьезневшая Легина спросила, не может ли король на предстоящем празднике назвать её своей наследницей. Мажордом помолчал, выбирая, как бы так ответить. А потом, почти неожиданно для себя, стал говорить ей, как много лет говорил всем ренийским королям, когда дело касалось слишком важных для Королевства тем: честно, без обиняков и реверансов. Нет, на месте Легины он не питал бы лишних надежд. Как минимум, ей нужно запастись терпением.

От слов про терпение у Легины горько дрогнули губы. Но уже через мгновение к ней вернулось её обычное, серьезно-непроницаемое выражение лица.

В дверях она остановилась.

— Ты ведь не говорил внуку, кто Гина на самом деле? — негромко спросила она и, получив отрицательный ответ, добавила. — Ну тогда и не говори ничего такого.

Легине повезло: леди Олдери была счастлива в любви, и даже неоднократно счастлива. Ей не было оснований жалеть о даром прожитых годах, а значит завидовать молодости. Долгое колдовство над лицом девочки окончилось удачным превращением угловатого подростка в юную девушку, похожую на фарфоровую статуэтку. И пока довольная своими трудами леди Олдери собирала свои баночки и кисточки, Легина с удивлением разглядывала в зеркальце, какой она, оказывается, может быть — словно дерзко заглядывая сквозь годы, оставшиеся до возраста настоящей взрослости.

В полдень для гостей открылись двери театра. На пышно украшенном возвышении в главной зале, освобожденной от лишней мебели, в коконе темно-алого бархата и золотистого атласа, в окружении младших сестёр и придворных дам сидела первая ренийская принцесса, улыбкой или лёгким кивком головы приветствовавшая вплывающие и выплывающие волны богато разодетых придворных, горделивых королевских служащих, восторженных провинциальных вельмож, щеголеватых военных, волнующихся представителей всех ренийских гильдий и цехов и даже скованных людей явно крестьянского вида. Было похоже, словно вся страна пришла поздравить своею принцессу и прикоснуться к изначально исходящему от неё Королевскому благословению. Дары, безостановочно подкладываемые к подножию возвышения, уже превращались в холм, аляповатый и бесформенный.

Организовывая празднество, лорд Станцель балансировал на тончайшей грани: с одной стороны, он старался, чтобы здесь не прозвучали сколь-нибудь заметные намёки на престолонаследность принцессы, а с другой — чтобы отсутствие этих намёков не выглядело слишком подозрительным и навевающим разные сомнительные мысли. Хуже всего было то, что рядом с принцессой не было ни короля, ни королевы (Энивре до сих пор не оправилась от последних родов и сейчас опять болела).

После короткого перерыва, во время которого слуги, как деловитые муравьи, выносили подарки и заново освобождали помещение, началась развлекательная часть празднования. Теперь в зале вместо степенных делегаций провинций и сословий появлялись певцы, музыканты, менестрели… Придворные и гости, толпившиеся по периметру комнаты, вежливо рукоплескали артистам, но больше были заняты болтовнёй, чем предоставленными им зрелищами. Принцесса тоже не получала никакого удовольствия от шумных действ внизу. В кольце гостей она разглядела людей, которые больше знали Гину, чем Легину. Что, если её сейчас узнают?… Больше всего её беспокоила Гражена, стоявшая рядом с леди Олдери. Легина не упускала обеих из поля зрения; но пока, кажется, в поведении Гражены не было ничего подозрительного. Время от времени та переговаривалась со своей родственницей: судя по всему, они обсуждали кого-то из присутствовавших, но движения указующих глаз явно относились к другим гостям. На неё саму Гражена почти не обращала внимания… Легина немного расслабилась: нет, хорошо-таки поработала леди Олдери!