Изменить стиль страницы

Но вот леди Олдери прощается… Они, наконец, поворачиваются, чтобы продолжить свой путь — ах, только теперь фигура тётки, как назло, закрывает обзор! Та наклоняется к ней и что-то шепчет про должный взгляд — да-да, конечно, он должен быть мягок, не скашиваться по сторонам и чуть-чуть вниз… Рискуя сломать глаза, Гражена умудряется поймать в самый краешек бокового зрения колонну, возле которой стоял тот лорд. И разочарование — его там уже нет. Дрогнули губы от лёгкой обиды.

Шагая по простенькой мозаике гранитного пола и машинально считая повторения узоров, Гражена снова глубоко ушла в свои мысли, как вдруг какое-то стороннее замешательство разбудило её из них. Перед ними широко распахивал очередные двери тот самый лорд.

Сохраняя рассеянную мягкость своего взгляда, она на мгновение подняла глаза к его побледневшему лицу… и благодарно взмахнув ресницами, королевой проплыла мимо своего пажа.

В глубине её сердца мягким комочком вспыхнуло неведомое ей ранее чувство и, почти тут же растворившись в биении сердца, тёплой и пьянящей волной перешло в ток крови. Теперь ей не было нужды ловить для подтверждения чужие взгляды. Теперь она знала. Нет, конечно, знала не словами, не умом — знала всем своим естеством — осанкой, улыбкой, наклоном шеи, плавностью рук, спокойной уверенностью в силе, отныне текущей в её крови…

Каждый новый поворот, каждая новая дверь открывалась во всё большую роскошь, без стыдливых экивоков громогласно утверждавшей королевское могущество и богатство. Гражена непроизвольно широко распахнула глаза, но окружающее великолепие более никак не отразилось на ней, не заставило провинциально-испуганно сжать плечи или, наоборот, провинциально-гордо задрать подбородок. Спокойное ощущение своей новой силы росло как раз соразмерно с самоутверждающейся силой венценосной роскоши, а восхищение её собственной красотой, которое ей повсюду виделось, словно пушистой ковровой дорожкой прокладывало ей путь в самое сердце Туэрди. Жаль только, что чем ближе они приближались к покоям королевы, тем меньше встречалось мужчин — да и те были или старичками, или скорее слугами, чем придворными.

Большая пышная зала, полная гостей, ожидающих своей очереди или уже делящихся впечатлениями, деловито-захлопотанные слуги, приподнятое жужжание и суета. Полуоткрытые двери красного дерева охраняют две важные леди, по смешному одинаково похожие на флегматичных мастиффов. Леди Олдери, как никогда полная нарочитого энтузиазма и восторга, перемещается от одной группы знакомых к другим — здороваясь, поздравляя, изумлённо выслушивая в который раз одни и те же новости о королеве и малютке-принцессе, а также ненавязчиво знакомя свою племянницу с важными особами и вовремя нашёптывая ей, как той надо сейчас будет улыбнуться и что именно сказать. Гражена почувствовала, как от фальшивых улыбок вокруг у неё начали деревенеть скулы. Но вот они у заветных дверей, тётка уже о чём-то шутит с мастиффами, те величественно и добродушно отшучиваются — и, как показалось Гражене, вне очереди пропускают их.

Спальня королевы встретила их душным полумраком с явственным кисловато-влажным запахом, пробивающимся из-под крепких ароматических заслонов. Леди Олдери низко склоняется в сторону широченного ложа под тяжёлым балдахином, делает несколько шагов и снова такой же поклон. Гражена на шаг позади неё послушно повторяет все её движения. Таким приседающим образом они пробираются мимо цепей и заслонов нянек, лекарш, служанок и приближённых придворных дам прямо к цели. На пуховой кровати, заваленной подушками и подушечками, полулежит светловолосая женщина с невыразительными глазами и в несвежем чепчике. Гражена испуганно приседает лишний раз — лишь бы не дать своему лицу проболтаться о том чувстве разочарования, которое нахлынуло на неё от зрелища невзрачных черт и квашнеообразной фигуры королевы Рении.

Леди Олдери как-то показывала хранившийся у неё маленький портрет молоденькой королевы, когда она была тонкой, как берёзка, и выглядела хоть и не величественно, но вполне мило. Сейчас же, чтобы увидеть сейчас в ещё нестарой женщине ту, прежнюю, нужно было хорошо присмотреться, пробиться взглядом через её засаленные глаза и переходящие друг в друга подбородки.

Гражена сбивчиво бормочет нужные слова, королева едва заметным взмахом ладони принимает её трепетное почтение и пожелание незаходящего солнца над венценосной головой. Леди Олдери уже зашлась от безмолвного восторга над корзинкой рядом с королевой. Гражена заинтересованно заглядывает туда, где в ворохе тончайших тканей с королевскими вензелями на каждом свободном месте устало спит удивительно маленькое человеческое существо со сморщенным, почти старушечьим, багровым личиком.

Стоящая поблизости нянька поправляет постельку, давая понять — их приём закончен. Счастливо кланяясь, леди Олдери пятится к двери, одновременно успевая показать замешкавшейся Гражене её должное место.

Они выходят в свет и бодрый шум залы. Леди Олдери, заметно растерявшая спешку и спрятавшая на лучшее будущее свою восторженность, похоже, ищет кого-то из хороших знакомых для приятной беседы. Гражена, которой совсем не улыбается роль молчаливой жертвы тёткиной разговорчивости, упрашивает отпустить её прогуляться этой частью Туэрди. Понимая, каково провинциальной родственнице впервые во дворце, тётка колеблется почти лишь для приличия… Да, а если?… Ничего страшного, на лету ловит Гражена её мысль, если они потеряются, пусть леди Олдери не ищет и не ждёт её. Она и сама сумеет добраться домой… И радостным колоколом освобождения и первых самостоятельных шагов по дворцу звучит для неё согласие тётки "ну, хорошо".

Впечатления от первого приёма у королевы — такого долгожданного и такого не похожего на её прежние мечты — заставили Гражену на время забыть о новом чувстве, которое успело завладеть ею. Но первый же пойманный удивлённо-заинтересованный взгляд вполне вернул ей бодрящее ощущение уместности посреди окружающей королевской роскоши и величавую мягкость осанки. Она грациозно обогнула худощавого вешкерийского барона, который хоть так и не осмелился преодолеть должное расстояние вежливости между двумя незнакомыми благородными людьми, но всё же достаточно натоптался лёгкой помехой на её пути. Когда зрелище нерешительно просящих глаз барона оказалось позади, Гражена не сдержала торжествующей улыбки.

…Усатый гвардеец, забывшись, что он сейчас не в трактире, подмигнул ей и восхищённо прищёлкнул языком. Холодно приподняв ровную нить брови, Гражена отстраненно-внимательно смерила его фигуру. Гвардеец побагровел, сглотнул комок в горле — и после короткой паузы резко, как в холодную воду, нырнул в поклон извинения.

…Какой-то тучный сановник рассыпал стопку мелко исписанных листов бумаги. Она плавно нагнулась за одним из них, отлетевшим почти под ноги, но сановник, кряхтя и постанывая от напряжения, бросился на его перехват. В награду за свой тяжеловесно-галантный подвиг он, со словами "Ах, моя дама, ну что ты, что ты, я и сам ещё… того!", позволил себе полапать Гражену за руки. В мягкой борьбе она сделала пару шагов назад и, окончательно увеличив безопасное расстояние приседающим полупоклоном, вежливо и благозвучно выразила своё несомненное почтение его седине. Вполне себе ещё темноволосый сановник вздохнул и проводил её погрустневшим взглядом.

Жизнь приобретала неожиданно новый и многообещающий вкус.

В какой-то момент прогулки по дворцу Гражена поняла, что забрела в совсем другую его часть. Уж больно много здесь было разлито спешаще-делового духа, так что её выделяющаяся праздность могла вызвать к ней ненужный интерес и ещё более ненужные вопросы. Задумчиво оглядевшись по сторонам, решила возвращаться обратно. Шла внимательно, чтобы не заблудиться в здешних архитектурных хитросплетениях, поэтому знакомый грубоватый голос услышала сразу. В другом конце коридора о чём-то беседовали королевский мажордом и Айна-Пре. Тот самый чародей, который так грубо обошёлся с ней этой зимой. Гражена отпрянула за колонну и принялась разглядывать его.