В самой верхней комнате башни возле круглого дубового стола сидели несколько человек. Когда-то Круг ренийских чародеев едва помещался за этим большим столом; сейчас же четыре фигуры едва могли разогнать пустоту и одиночество, привычно разлившиеся в этих стенах. Посреди стола стоял золотой светильник филигранной работы, в котором ярко горело чистое, бездымное пламя.

— Как здесь холодно, — глухо произнес высокий статный мужчина. Он встал, поплотнее завернулся в толстый шерстяной плащ, и перешел поближе к огню камина.

Ещё один чародей с лицом, словно грубо вырубленным топором, проводил его взглядом — и тоже подошел камину, бросив в него несколько поленьев и разворошив угли. От света разгоревшегося пламени ещё больше проступила негармоничность его облика. Казалось, что топор в своё время не только выстругал его профиль, но и прогулялся по его лбу и щекам, оставив там борозды и трещины. Для полноты картины природа наградила его волосами, больше похожими на сухую серую солому, и редкими гнилыми зубами.

От камина пахнуло теплом. Некрасивый чародей довольно улыбнулся и молча вернулся на своё место. Сидящая рядом маленькая круглая женщина обменялась с ним короткими взглядами, в которых вспыхнули и растаяли нежность и понимание — и сдержанно обратилась к Кастеме:

— Как твой брат? Женил, наконец, сына — или всё ещё ждет приданого побогаче?

Тот усмехнулся.

— Знаешь, Кемешь, ещё нет. У него сейчас другие хлопоты. Он разругался с соседями из-за клочка пахотной земли и теперь судится с ними. Я пробовал убедить его пойти на мировую, но он упёрся — ни в какую! Что ж, это его выбор, а вот племянника мне жалко. Он слепо любит отца и идёт за ним во всех его сумасбродствах.

— Неважно, куда мы идем, — произнес нараспев некрасивый чародей.

— Неважно, куда мы пришли, — подхватила его соседка.

Мужчина у камина почувствовал на себе острие внимания в возникшей паузе. Он не сомневался, что окончание этой формулы из Канона чародеев "благо тому, кто знает, что он всегда на своём месте" было оставлено ему. Он пожал плечами — и правда, ощущение некой неуместности не покидало его последнее время. Айна-Пре в глубине души мучился от несоответствия своей силы установленным традицией чародейства границами её применимости. Он мог значительно больше, чем ему дозволялось — и это делало его жизнь горькой. Его друзья смирились с подобной участью, и Айна-Пре то завидовал их искреннему спокойствию, то презирал их за слабость. И эта разыгранная для него сценка царапнула его сердце: они считают, что с ним что-то не так — с ним, а не с устаревшими традициями!

Его глаза, обращенные к огню камина, сверкнули гневом. Слепые упрямцы! Разве они не видят того, что к ним приближается враждебная сила, для отражения которой им понадобится вся их мощь и власть — вся, а не только предписанная трухлявыми Канонами!

Он заговорил, и в его голосе зазвучали отголоски этого гнева.

— Я опять видел облако непроницаемости. Кто-то закрывает от нас игру струй Вечного Потока. Если так пойдет и дальше, мы окажемся беспомощными, как младенцы! Мы должны помешать этому, наконец!

— Да, я тоже в последнее время не всегда могу попасть туда, куда хочу, — с тяжелым вздохом согласилась с ним Кемешь. — Непонятная сила настойчиво отводит меня от некоторых знаков в Книге Судеб. Но я не чувствую в ней враждебности. Она строга, но не зла. Я пробовала говорить с ней… Она молчит. Я чувствую… нам просто надо ждать, — добавила она после паузы.

— Ждать — чего?! - жадно схватился за это слово Айна-Пре. — Что нас вытеснят из мира знаков и мы лишимся и этих жалких остатков древнего могущества?

— Так ты опять завидуешь древним магам? — вступил в разговор Кастема. — Ты забыл, к чему привела их гордыня?

— Ты называешь это гордыней. А я назову это дерзостью и гордостью! Им был ведом восторг сотворения звёзд…

— …и знание последствий своих дерзостей. Долгая Ночь — суровая расплата за безрассудные игры с причинами всех вещёй.

В камине громко треснуло полено.

— А как по мне, с закрытыми дверями не всё так страшно, — вернулся к началу разговора некрасивый чародей. — Вы знаете, кому мы служим. Ключи в замках поворачивает, скорее всего, рука хозяина. Я согласен с Кемешью.

— Когда бы это вы не были согласны друг с другом! — чародей успел метнуть эти слова, прежде чем сообразил их настоящую мишень: Кемешь и Чень были давними любовниками.

Айна-Пре сглотнул так некстати появившийся ком в горле и хрипло произнес:

— Извините. Меня что-то занесло.

Несколько минут молчание в комнате разбавлял только умиротворяющий треск из камина.

И вдруг глубокая тишина оказалась вдребезги разбитой пронзительным многоголосым визгом — тут же перешедшим в раскатистый металлический грохот.

Все обернулись к закрытой двери.

Когда стихло даже эхо, Кемешь спокойно сказала:

— Кажется, к нам гости.

И потянулась за светильником.

Глазам спустившихся на первый этаж хозяев представилась картина, от которой Кемешь едва не расхохоталась во весь голос: две перепуганные девушки ползают по полу, пытаясь собрать рассыпавшиеся доспехи тяжелого рыцарского облачения, на которое они налетели в непроглядной темноте. Ослепленные неожиданно появившимся ярким светом, незваные гостьи не сразу разглядели за ним фигуры чародеев, зловещё возникшие в чёрном проеме двери… А когда разглядели — с тихим стоном едва не умерли на месте от страха.

От преждевременной седины их спасло то, что Кемешь увидела, как промокла и обледенела их одежда — и чародейка тут же уступила место хлопотливой пожилой женщине. Она всплеснула руками и начала распоряжаться своими товарищами — разжечь камин в её комнате, принести туда все запасные одеяла, нагреть воды.

Перепуганные девушки позволили провести над собой все её манипуляции и опомнились только когда уже сидели завернутыми в шерстяные одеяла возле всё веселее потрескивающего пламени. Их затея представала перед ними теперь в ином виде. Гражена всё сильнее чувствовала неудобство — мало того, что они явились неприглашёнными, так ещё и доставили хозяевам массу хлопот.

— Слушай, что на нас тогда нашло? И зачем мы сюда попёрлись? — её вопрос прозвучал настолько риторически, что Дженева только мельком подняла на неё лицо и снова сжалась: в ней крепло непонятное и неприятное ощущение неправильности происходящего, словно она, подняв флейту, чтобы играть на ней для публики, вдруг обнаружила залезшего внутрь безобидного жучка — и теперь у всех на виду, под пристальными и нетерпеливыми взглядами судорожно пытается вытрясти упирающуюся помеху.

— А ну-ка возьми себя в руки! — встревожено воскликнула Гражена, заметившая подавленное состояние подруги. Они и так вляпались, не хватало ещё при этом вести себя недостойно. — Пусть выгоняют, если захотят! Проигрывать — так с высоко поднятой головой!

— Ты думаешь, нас выгонят? — задумалась этой возможности Дженева и покачала головой. — Нет, это, скорее всего, нет.

— Откуда ты знаешь?

— Н-не знаю, — запнулась та.

— Что за глупости ты несёшь! — недовольно скривилась Гражена.

— Не знаю! — Дженева вскипела и выпрямилась. — Но знаю, что никто нас за это не выгонит!

— Не злись, — примиряюще сказала подруга. Выпрямилась, глаза горят — и хорошо!

— Да я и не злюсь на тебя… Это я на себя… Или нет… Не знаю, — всхлипнула Дженева вперемешку со смешком.

— Тише! Сюда кто-то идёт…

Это была Кемешь. Она внесла тяжёлый поднос и, тараторя что-то тёплое и одобрительное, принялась разливать горячий чай по огромным чашкам, тут же протягивая их незваным гостям. Налив себе последнюю, поменьше объемом, она со словами "пейте, пейте, пока не остыло; он на лучших травах" отошла с нею в сторону, чтобы не мешать девушкам — и чтобы рассмотреть их, не тревожа своим вниманием. Кастема уже успел сказать ей, что это те самые дети, которых он тогда заметил. Что ж, похоже, он не ошибся — редко кто пробовал войти в Круг так рано. Как странно… А тут ещё и эти закрытые двери… Вечные звёзды, что же это такое готовится? — кольнуло её тоскливое предчувствие. И всё же её привычное доверие к жизни, как всегда, легко развеяло серую пыль, уже готовую упасть ей на сердце. Она неслышно шагнула, возвращаясь к камину.