Хеллер и сопровождающие ехали на джипах в штаб-квартиру армии. Улицы были непривычно пусты.

– Тебе повезло, что не пришлось добираться туда пешком, - говорил капитан. - Вот когда у нас не останется ни капли горючего, тогда запоем. Не знаю, как можно выиграть войну без топлива.

– Кажется, вы говорили, что мы захватим топливо Мейсабонго сразу же, как только объявят войну, - заметил Джет.

– Я сказал "нефть", а не "топливо", - ответил капитан. - Мейсабонго загребла все резервы неочищенной нефти, и даже если мы захватим их, это еще ничего не значит. Чтобы получить бензин и керосин, нефть нужно очистить, а все нефтеперерабатывающие заводы вдруг стали радиоактивными. Господи, не знаю, какой толк будет от тебя в разведке! Сдается мне, в голове у тебя ни одной извилины!

– Ну, - сказал Джет, - это не беда. Территория Мейсабонго не больше почтовой марки. Ей не потребуется много топлива.

– Ей вообще не понадобится топливо, болван. Мы сбросим туда водородную бомбу.

– Тогда зачем мобилизовать такую прорву народа?

– Ты задаешь слишком много вопросов. Не твое дело. Твое дело - сражаться и умереть с честью. Тебя что, в КПОЗ совсем ничему не научили?

– Им бы следовало научить меня держать язык за зубами, - пробормотал Хеллер.

Капитана, казалось, невероятно рассмешили его слова.

– Вот именно. Терпеть и молчать - вот настоящее мужество. Сдается мне, из тебя в конце концов выйдет толк.

Но Хеллеру было не до смеха. Мысль о Мейсабонго, всегда очень дружественно относившейся к нему, не оставляла его, осложняя и без того запутанную ситуацию.

Стояла невероятная жара; летом в Нью-Йорке можно умереть от духоты. Раньше Хеллер этого не замечал: в "роллс-ройсе", как и в его квартире, был установлен воздушный кондиционер. Но в джипе с открытым верхом человек чувствовал себя как в сауне.

Подъехав к учебному манежу, джипы остановились. Джету велели взять сумку и втолкнули внутрь. Получив у охранников расписку в получении дезертира, капитан с помощниками снова сели в джип и укатили ловить других дезертиров.

Джет оказался в огромном зале. На полу стояли походные столы и складные стулья. В манеже было полно призывников, которые ужасно потели и время от времени вытирались бумажными полотенцами. Воздух в зале буквально плавился от жары.

Охранник провел Джета в угол помещения, где стояло какое-то медицинское оборудование, и Хеллер стал дожидаться своей очереди. Прошло немало времени, а он все ждал, наблюдая за призывниками всех возрастов, проходящими медицинский осмотр.

Неожиданно кто-то спросил у него документы, кто-то другой приказал ему раздеться, кто-то третий - встать на весы, потом покашлять, потом попрыгать, потом к его груди приложили холодный стетоскоп - и наконец ему разрешили одеться.

Доктор подписал какие-то бумаги, и охранник велел Джету пройти в другой конец помещения. Там, в толпе желторотых юнцов, он снова чего-то ждал. Потом кто-то приказал им построиться в три шеренги и начал проверять их документы.

Этот кто-то и сказал Джету:

– Как ты здесь оказался? Ведь ты кандидат в офицеры. Здесь только молодые призывники. Тебе не сюда.

Ему велели пройти в другой угол зала, туда, где распоряжался очень старый, туговатый на ухо полковник. Полковник сидел за столом; прямо перед ним возвышалась гора приказов. Джет положил свои бумаги на бумажную кипу.

– Кто такой? - осведомился полковник.

– Уистер Джером Терренс, здесь написано, - ответил Джет.

– Чего тебе надо? - спросил полковник.

Из-за стола рядом поднялся сержант и взглянул в бумаги Хеллера.

– Это кандидат в офицеры, КПОЗ. Он должен присягнуть.

– Что пристегнуть? - спросил полковник. Сержант поднял вверх правую руку.

– А, присягнуть, - догадался полковник. - Хорошо, Блистер, встань и подними правую руку.

У Хеллера волосы на голове встали дыбом. Будучи офицером его величества, он не мог дать клятву верности другой стране, за это его могли отдать под трибунал.

– Повторяй за мной, - сказал полковник и зачитал текст присяги Соединенным Штатам.

Хеллер повторил за ним клятву верности, но только не Соединенным Штатам, а его величеству императору Волтара, да притом по-волтариански, рассчитывая на то, что полковник все равно не услышит, что он сказал.

Закончив, полковник швырнул бумаги Хеллера сержанту и снова вернулся к своей работе.

– Что за чертовщину ты нес? - спросил у Хеллера сержант.

– Клятву верности, - сказал, шепелявя, Хеллер.

– А вот мне показалось, что ты бормотал что-то другое, - заметил сержант.

– У меня проблемы с речью, - объяснил Хеллер, стараясь говорить как можно неразборчивее.

– А-а, - протянул сержант. - Теперь подойди вон туда, там у тебя снимут отпечатки пальцев и все такое.

Хеллеру, вставшему в конец еще одной очереди, снова пришлось ждать. Теперь он беспокоился уже по-настоящему: вечерело.

Время летело с невероятной скоростью, а он еще не придумал, как выпутаться из этой истории.

А потому даже не заметил, как подошла его очередь. Обмакнув каждый палец в чернила и поставив жирные отпечатки на отдельные карточки, Хеллер очутился перед фотокамерой.

– Разведка? - спросил кто-то над его ухом. - Генри, у тебя есть бланки на разведчиков?

Бланков не было. За ними послали человека, который очень долго не возвращался. Наконец он принес бланки разведывательного отдела на офицеров. Напечатав на карточке данные Хеллера, служащие вклеили туда его фотографию и отпечаток большого пальца и, закатав ее в твердый прозрачный пластик, отдали Хеллеру.

Потом его направили в другую часть зала, где вдоль стены стояли в ряд пишущие машинки. Напротив, за единственным в этом углу столом сидел офицер, полковник, очень жирный и от этого страшно потевший. Его стол был завален слоем в беспорядке разбросанных бумажек толщиной фута в два. Вокруг на своих чемоданах и узелках сидели юноши-призывники. За исключением полковника и сидящих за машинками делопроизводителей, Хеллер оказался среди мобилизованных единственным, кто был одет в мундир.

– Что мы здесь делаем? - спросил он у одного из ожидающих.